Роман Афанасьев
Чувства на продажу
Откуда-то изнутри рвались слова. Выдирались с мясом из сердца,
выплескивались наружу и, словно мертвые птицы, падали к ногам. Мои чувства
превратились в пламя слов и жгли меня, жгли. Я не помнил слов. Я не слышал
слов. Я видел только ее глаза, ее печальные глаза. И я не видел отклика в
них. Ни огонька. Только печаль. Я говорил что-то важное, что-то ласковое.
Но я видел ее глаза, в которых затаилась жалость. Я не мог остановиться.
Так бывает, - ты видишь, что несешься к пропасти, но не можешь
остановиться. Ты видишь край и пустоту за ним, но не можешь остановиться,
продолжаешь шагать вперед, понимая, что через секунду окажешься внизу,
разбитый вдребезги. Но я говорил, - я шагал вперед, холодея от ужаса, и
видел, что она тоже не слышит этих слов, а видит только мои глаза. И она
тоже шагала к краю, тоже понимая, что иначе нельзя.
Слова кончились. Я разом выдохнул последнюю фразу и застыл, балансируя
на краю пропасти, ожидая приговора. Ее глаза.... Я увидел боль в ее глазах
- отражение своей боли. Ей было жаль, очень жаль. Ее губы дрогнули,
собираясь сказать мне об этом. И ветер засвистел в моих ушах, обрыв
остался где-то высоко, а черная бездна распахнула свою пасть.....
* * *
- Стоп! Запись!
Голос прозвучал в моих ушах, как трубы апокалипсиса, рванув нервы ржавой
пилой.
- Запись, стоп! Все в порядке! Снимите с него шлем!
Жадно глотая сухой воздух, я осознал, что сижу в кресле, и ничего не вижу.
"Неужели я ослеп?" - мелькнула молнией шальная мысль, но тут же память
рывком вернулась ко мне. Я позволил стащить с себя тяжелый шлем и
неохотно разлепил глаза.
- Эй, Генрих, с тобой все в порядке?
Я вяло шевельнул рукой в ответ и перевел взгляд на спрашивающего. Высокий,
тощий, белобрысый парень в цветастом пиджаке. Лет двадцать на вид,
улыбающиеся голубые глаза. Мой агент. Агент по продаже чувств, как он
называл себя. Ричард Клео. Ричи.
- О, старик, вижу, что порядок! - Ричи потрепал меня по плечу.
Недовольно хмыкнув, я заворочался в кресле, пытаясь встать. Тут же на
меня навалились привычные звуки студии записи. Я услышал, как
переругиваются звукооператор и режиссер, как нервно кашляет техник.
Вставая, я неловко повернулся, и кресло, похожее больше на зубоврачебное
ложе, противно скрипнуло. Маленькая подвальная комната, опутанная
проводами вдоль и поперек. Стены и потолок выкрашены в белый цвет, чтобы
казалось, что здесь всегда светло. Провода от кресла тянутся к стеклянной
стене. За ней стоит режиссерский пульт и записывающая аппаратура. Запись.
Ричи подхватил меня под локоть и помог дотащиться до стеклянной стены. Я
прислонился к ней спиной, игнорируя возмущенный крик режиссера, и помотал
головой.
- Порядок, - хрипло сказал я - Ричи, как там?
- Старик, десять единиц чувствительности по шкале Рейнолдса. Десять из
десяти! Это купят! Более того, я знаю, куда это пойдет! В парижском
отделении Голливуда сейчас снимают мелодраму. Я уже договорился о твоих
пробах!
Я с сомнением покачал головой и, отлепившись от стены, двинулся в
направлении выхода. Очень хотелось курить.
- Да что я говорю, - продолжал Ричи - никаких проб! Старик, они оторвут эту
пленку вместе с моими руками! О, как мне жалко мои руки!
Ричи зашелся мелким смешком и хлопнул меня по плечу.
- Я вспоминаю великого Лоуренса! Твои сцены ничуть не хуже. Ты записывал
эту сцену уже десять раз, и каждый раз ты привносил что-то новое! Какой
надрыв! Попробуй еще раз, обязательно.
Я резко развернулся и надвинулся на Ричарда, нос к носу
-Заткнись, - тихо сказал я, четко выговаривая каждую букву, - сегодня я
потерял себя в одиннадцатый раз. Остался там. А Лоуренс, между прочим,
сдох в двадцать восемь лет, в клинике для душевнобольных.
Улыбка сползла с узких губ Ричарда. Но он не обиделся и не огорчился. Он
знал, как мне тяжело после каждого сеанса.
- Ну что ты, старик, - тихо сказал он - давай домой, отдохни. У нас все еще
впереди!
Я отвернулся и зашагал по длинному коридору без дверей. Половина ламп
в нем не горела, и я шагал из белой полосы в черную.
- Генрих! - донеслось мне вслед, - я уже договорился об одном хэппи-энде в
студии "Орион"! Послезавтра съемки последней серии мыльной оперы "Любовь
на побережье". Завтра тебя будет записывать в студии сам Дирт! Вот и
расслабишься! Прогонишь свое самое лучшее воспоминание.
- Извини, Ричи, - бросил я через плечо - я не хотел тебя обидеть.
- Все в порядке, старик! Я знаю, как тебе тяжело после сеанса!
Я даже спиной почувствовал, как мой агент по продажам расплылся в улыбке.
- Что сегодня с качеством? - спросил я, нащупывая в кармане пачку сигарет.
- Полный порядок, -заверил меня Ричард, - сегодня Ламберт был на высоте! И
аппаратура не подвела!
Я резко моргнул и замедлил шаг - передо мной еще стоял черный провал
пропасти. Ах, нет. Это дверь. Где-то за спиной Ричард нудил о каких-то
гигагерцах и шкале Фройда. Но мне было все равно. Сейчас я хотел как можно
скорее попасть домой. И я шагнул в черный провал, который на самом деле
был дверью.
* * *
Взяв ключ у консьержа, я поднялся по лестнице на третий этаж. Старый дом в
старом квартале Парижа. Здесь все осталось таким, как и полвека назад. Дом
в хорошем состоянии, и квартиры в нем стоят довольно дорого. Но я мог себе
это позволить. Теперь.
Вставив брусочек ключа в прорезь, я набрал код. Дверь послушно
распахнулась, пропуская хозяина внутрь дома.
Вот я и пришел. После каждого сеанса у меня паршивое настроение. Ричи
подбросил меня на своем электрокаре прямо до дверей дома. На прощанье он
крикнул, чтобы я был готов записать завтра с утра эпизод для детского
фильма. Эпизод, черт возьми.
Я бросил ключи на столик в прихожей и направился в гостиную. Там я
распахнул дверцу старого деревянного бюро, что стояло около широкого окна.
Здесь располагался мой бар. Обозрев баррикаду из пустых и полупустых
бутылок, я захлопнул дверцу и направился на кухню. К холодильнику. На
улице стояла жара, и мне хотелось пить. Ледяное пиво - вот что мне нужно.
Добыв из "ледяного шкафа" несколько бутылок "Гиннеса", я вернулся в
гостиную и завалился на диван, закинув ноги на журнальный столик. Закурил,
открыл первую бутылку пива. Все в порядке. Я дома.
Пиво приятным холодным ручейком скользнуло к желудку, приятно охладив
надсаженное горло - по дороге я наорал на Ричи. Но он, как всегда, не
обиделся. Ведь я сенсетив.
Сенситив. Моя профессия в том, чтобы выворачивать наизнанку душу перед
зрителями, обнажать свои чувства и записывать их на пленку. Делать
мнемо-запись. А работа Ричи - продавать все это. После появления
объемного телевидения с запахом и эффектами присутствия появился и еще
один эффект - сопереживания. Волновая техника передавала в мозг зрителя
переживания актера-сенсетива с помощью усовершенствованного шлема для
трехмерного просмотра. И зритель мог почувствовать, что происходит в душе
главного героя фильма. Или второстепенного. Для этого существовали
специальные режиссеры. Режиссеры чувств. Они были одновременно и
операторами, и звукорежиссерами, и многими другими. Появились и актеры,
которые продавали свои чувства, потому что они более ярко переживали, чем
те, чьи тела мелькают на экране. Их и стали называть сенсетивами.
Появились звезды. Их не узнавали в лицо на улицах, нет. Просто покупали
оцифрованные чувства отдельно от видео. Взять того же Лоуренса. Пять лет
назад его эпизод из фильма "Серенада" потряс мир. В этой сцене главный
герой просит руки своей возлюбленной в летнем лесу. Сразу после грозы.
Непередаваемые ощущения. Разумеется, это было одно из реальных
воспоминаний Лоуренса, а не его фантазия. Все так изящно, тонко. Нет,
конечно, это понравилось большинству, но "Любовную лирику" потребляют
отнюдь не все. Стоит вспомнить другой фильм, с Рикардо, где смертельно
раненый солдат водружает флаг на захваченную крепость. Это конечно
фантазия, Рикардо никогда не служил в армии. И тем более не был смертельно
ранен. Но как все было сделано! Это мастерство высшей пробы.
Я глотнул пива и заерзал на диване, устраиваясь поудобней. В бок
впился "Вампир" - прибор для записи эмоций. Небольшой такой приборчик
висит на поясе, пара поводков крепиться к коже. Он записывает все мои
чувства, превращая их в электронный код. Это - одно из главных условий
контракта. Всегда носить с собой включенного "вампира". Я настолько к нему
привык, что уже забываю про этот аппарат. Запись с "вампира", конечно, не
может использоваться при съемке - не тот уровень качества. Эту запись,
если получится хорошее воспоминание, "прослушивают" перед очередным
сеансом. Чтобы воскресить в памяти ощущения, которые затем лягут на
"чистовой" трек. Также эти записи могли помочь психологу, что обычно
наблюдает за сенсетивом.
Бутылка опустела и я потянулся за следующей. Еще немножко пива.
Сенсетивы. Первые звезды. Ведь это недавно началось - лет десять назад.
Тогда я был еще обычным парнишкой, что засматривался фантастикой и
влюблялся в главных героинь, не отличая актеров от сенсетивов. Потом,
конечно, стало все понятно. Я был сильно разочарован. И даже перестал
смотреть фильмы. Я отрастил длинные волосы и ходил на вечеринки со старым
плоским кино, называя новомодные ощущения "искусственной жизнью".
Все было замечательно. Но .... Со временем появилось одно "но".
Сенсетивы "горели" на работе. Их нервная система разлеталась в клочья
после каждой записи и внутренний мир рассыпался гроздью хрустальных брызг.
Они сходили с ума, стрелялись, спивались, умирали от передозировки в
поисках новых ощущений. Лоуренс - двадцать восемь лет. Рикардо --
тридцать. Софи - двадцать пять. Вивальди - двадцать шесть. Нет, конечно,
многие еще живы. Более того, они продолжают работу. Но это те, что не
выкладывались полностью, а сдерживали свои чувства. Их многие называют
"посредственностью", но это не так. Это просто осторожные люди, теперь я
знаю это. Сам я попал в это "шоу" совершенно случайно. Случайная
знакомая по имени Роза, случайная встреча. Ее отчим - режиссер чувств в
одной из микроскопических фирм звукозаписи, что пишут эпизоды для
второстепенных персонажей из ужасных картин. Это дешево. Три человека -
вот и вся фирма. Из интереса я записал у них трехминутное воспоминание.
Воспоминание о том, как я в первый раз попробовал коньяк. Отчиму Розы это
понравилось. Я записал у него пару сцен, он познакомил меня с неким
"агентом". Потом я записывался еще для рекламы каких-то фирм, но реклама
не пошла. Хотя этим никто не хотел заниматься, мне было интересно. Я уже
забыл Розу, фирма ее отчима закрылась, но я заводил новые знакомства,
записывался, получал какие-то деньги. А полгода назад я встретил Ричи. Он
искал меня. У него, по-видимому, был кое-какой опыт работы с сенсетивами,
потому что он мгновенно все понял. И предложил свои услуги. Как агент.
Надо признать, что на тот момент его расценки показались мне
грабительскими, о чем я ему и поведал. Но он лишь задорно, по-мальчишески,
усмехнулся в ответ и сказал, что мои гонорары возрастут настолько, что все
будет в порядке. И я поверил ему. Потому что мне больше ничего не
оставалось. Самому находить себе "пропитание" становилось все труднее.
Сенсетивам вообще трудно находить с кем-то общий язык, а тем более с
режиссерами. И те, и другие -- крайне нервные особи, которые с трудом
переваривают друг друга. Но и жить друг без друга не могут. Поэтому я
пошел за Ричи. К тому же он гарантировал мне безопасность, - что было
совсем не лишнее. Едва тебе удавалось перехватить выгодный контракт или
получить пару заказов, как к тебе в баре подсаживались пара крепких
молодцов и предлагала тебя защитить от вымогателей. То есть от самих себя.
Ричи же, по-видимому, мог с ними договориться "по-хорошему". А быть
может, регулярно платил какому-то крупному "деляге", чтобы его не трогали
мелкие прохвосты. Слава богу, теперь меня эти вопросы не касались. Это
вопросы к Ричи.
Пиво кончилось. Чертыхнувшись, я потянулся за бутылкой. Очень полезная
штука - пиво. Это ведь такой маленький огнетушитель, даже с пеной. Если у
вас внутри горит огонь, который больно жжется и который необходимо
потушить - протяни руку за бутылочкой пива. Божественный напиток. Как по
вкусу, так и по действию. Он гасит костер, что пылает в душе, хотя бы на
время. Глоток, другой, и все приходит в норму. Все становится хорошо,
пусть и ненадолго. Вот и еще одно пиво на сегодня - еще один огнетушитель.
Когда я получил первые настоящие деньги с помощью Ричи и понял, что у
меня на носу новая запись, я страшно обрадовался. Будущее казалось мне
светлым и безоблачным. Я снял эту квартиру и исполнил детскую мечту -
купил себе белоснежный костюм. В нем я отправился в ближайший бар и
надрался до потери памяти, разумеется, уделав костюм. В общем, все было
замечательно. Записывали меня минимум раз в неделю, тонким ручейком
прибывали деньги. Но что-то все равно не давало мне покоя. Человеку всегда
мало. Нет, оплата меня устраивала. Я понимал, что на данный момент никто
не заплатит больших денег, ведь их не платят за просто так, да? Их платят
за имя. За марку. Мне захотелось сделаться маркой. Приобрести свое имя.
Встать на одну ступеньку с Лоуренсом. И не из-за гонораров, нет. Просто
чувство честолюбия у меня побеждает жажду денег. Вот так. Я хотел быть
звездой. Но не мог ей быть. И отчетливо понимал это. Нет у меня такого
таланта, который нужен для звезды. Нет, и все. Более того, я очень
разбрасывался. Кто-то специализируется только на воспоминаниях, кто-то -
на фантазиях. Я хватал понемногу и оттуда, и отсюда. Уверенный такой
середнячок. И подтверждал старую истину - все многофункциональное хуже
специального. К тому же у меня никогда не выходили радостные моменты.
Почему-то всегда страшно клонило в тоску и печаль. Я не мог вспомнить ни
одного счастливого момента из своей жизни. Казалось, меня всегда
преследовали печали и горести. Этакий мрачный, депрессивный тип. Я
понимал, что это не так, просто острее всего я переживал именно такие
моменты. Именно они запоминались больше всего. А радость была просто
расплывчатым светлым пятном. Вот я и копошился в своей нише, не пытаясь
играть на чужом поле. И это сводило с ума. В буквальном смысле. Одно дело
переживать искрящееся чувство радости каждый день, вспоминая все самое
лучшее, другое дело постоянно грустить. А может, уже и сошел с ума. Просто
у меня пока нет еще денег на профессионального психотерапевта, который
занимался бы только мной. Который наблюдал бы день и ночь за мной, знал
все мои записи. Но это тоже не было главным поводом для беспокойства. Хуже
всего было то, что Ричи начинал понимать ситуацию. Он неоднократно просил
меня сделать кое-какие записи для разных фильмов или для сопровождения
музыки. Те самые "радостные" моменты высоко ценились на рынке. Говорят,
они даже продлевают жизнь, и некоторые богатенькие старички делают
специальные заказы звездам мнемозаписей. Чтобы каждый день прокручивать
"радостные" записи вместо зарядки. Мне приходилось отказывать Ричи, мы
даже с ним поругались пару раз. Потом мне все же пришлось сделать подобную
запись. Это было так по-детски неубедительно, сыро, что Ричи даже на время
отстал от меня. Хотя ругались мы по-крупному: он тыкал мне в лицо контракт
и довольно громко орал о конкуренции и моем таланте. Боюсь, что скоро он
окончательно поймет ситуацию и бросит меня к чертям. Я сам знаю парочку
ребят, которые хотели бы познакомиться с Ричардом. Причем эти ребята, чего
скрывать, талантливее меня. Вот тогда-то у меня и будут проблемы. Ведь я
не умею ничего делать. В буквальном смысле. У меня нет образования, я
никогда не занимался физическим трудом. И подозреваю, что не смогу - я
слишком избалован. И меня не изменить. Есть, конечно, сильные люди,
которые могут сломать хребет своей судьбе и развернуть ее на сто
восемьдесят градусов, но, боюсь, я не из этой породы. Слабак и плакса. Вот
кто я. На остатки денег я просто сопьюсь и правительство отправит меня на
общественно полезные работы, где я скоро загнусь.
Я жадно припал к бутылке, со шкворчанием высосав из нее остатки пива.
Вот так. Что-то у меня сегодня мрачное настроение. Снова приходят в голову
дурацкие мысли. Надо о работе думать, а не дурью маяться. Ричи опять
просил посмотреть пару новых эпизодов. Я коснулся пальцами нагрудного
кармана. Там лежал маленький диск для мнеморекордера. Чужие чувства, -
быть может, они подстегнут мои собственные. Но не сейчас. Сейчас мне
хочется спать. Вытянуться на диване, не раздеваясь, и закрыть глаза.....
* * *
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг