Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
подлодки Козырев извлекал самые  разнообразные  материалы,  примешивая их  в
новых и новых  комбинациях к  термитам, специально созданным для  работы под
водой и развивающим обычно температуру, вполне достаточную, чтобы расплавить
самый  жароупорный металл. С трудом, лишь десятого августа, на третьи сутки,
Козыреву случайно удалось  найти такую комбинацию элементов термита, реакция
которых давала температуру, едва заметно размягчающую металл. Этого, однако,
было мало,  и Козырев продолжал  поиски,  ломая голову над загадкой термита,
неожиданно  нарушившей  все  расчеты в такой ответственный  момент. Это было
слишком обидно,  просто унизительно!  Другие  бригады уже  так  много  работ
успели выполнить, дело у них горит, спорится.  "Голос комиссара" каждое утро
сообщает  об  успехах  и  победах  то  одной,  то  другой  бригады:  радисты
восстановили приемник  радиостанции,  акустики  кончают  работу над  носовой
пушкой,  даже  электрики в ослабленном составе исправили  всю  автоматику, и
только  о бригаде механиков газета молчит - ни  звука!  Ее "успехи"  таковы,
что  могут скорее вызвать уныние, понизить настроение у других, чем зажечь и
увлечь их. И непрестанно, неотступно Козырева мучил вопрос: "Что делать?"
     Когда  появились  первые слабые признаки размягчения  металла, Козыреву
пришла  в  голову  мысль,  которой  он  сейчас  же  и  поделился со  старшим
лейтенантом.
     - Пока я продолжаю  поиски новых термитов, - сказал он ему, - почему бы
вам не воспользоваться тем незначительным  разогревом  металла, который  уже
достигнут? Не будем терять времени.
     - Как  же вы  думаете использовать  этот  разогрев?  - cпросил  старший
лейтенант.
     - Пустить в  ход лебедку сейчас же. Если она хотя бы на миллиметр в час
приблизит дюзовое кольцо к его месту, и то будет польза для дела...
     - Ну что ж, - пожал плечами  старший лейтенант, - я не возражаю, но это
не даст полного разрешения вопроса.
     - Все  равно! - упрямо ответил  Козырев. - Пока я  ищу, пусть даст хоть
что-нибудь. Это лучше, чем ничего.
     В  огромном  тигле, похожем  на  полукруглый, согнутый в  дугу желоб  и
охватывающем  нижнюю  часть  дюзового кольца, горел  термит. Электролебедка,
натягивая тросы, медленно,  совершенно незаметно для  глаза наматывала их на
вал. За первые  сутки  на  нем  оказалось лишних десять  миллиметров  троса.
Величина совершенно ничтожная,  но Козырев  был  доволен: как-никак, а  дело
сдвинулось с мертвой точки. Он посоветовался со Скворешней, и тот внес новое
предложение: почему не помочь  лебедке?  Если он, Скворешня, возьмет хороший
сорокакилограммовый  молот  и  начнет  гвоздить им  по  кольцу,  то  кое-что
прибавится к работе лебедки или нет?
     Теперь настала очередь Козырева усмехнуться и пожать плечами:
     - Что ты,  Андрей  Васильевич!  Смеешься,  что   ли? В   электролебедке
работают пять  тысяч  лошадиных  сил,  сколько же ты сможешь прибавить к ним
своим молотом?
     - Чудак ты, Козырев! Виноват, товарищ главный механик.
     - Да брось ты чины! Не до них... Что ты хотел сказать?
     - А то,  что  дело не  в  моей  лошадиной  силе,  а в толчках,  ударах,
которые хоть немного повлияют на положение молекул в размягченном металле.
     - Попробуй, - с сомнением ответил  Козырев, - вреда от этого, во всяком
случае, не будет.
     Через несколько минут с кормы подлодки послышались мощные, гулкие удары
молота; они гудели, как  удары огромного подводного  колокола, с потрясающей
силой оглушая  всех  работавших возле подлодки  и  далеко  разносясь  вокруг
нее...
     Капитан  сидел  за  столом  в  центральном  посту. Он составлял  сводку
проделанных за день работ, подсчитывал примерные сроки выполнения следующих,
и нельзя сказать, чтобы все эти расчеты огорчали его, если бы не неожиданная
задержка с  дюзами. Эта  задержка сильно беспокоила капитана. Если Козырев в
ближайшие два-три дня не найдет выхода из положения,  не ускорит размягчение
металла,  то подлодку ожидают  самые  мрачные перспективы:  срок прибытия во
Владивосток будет сорван. И тут  он, капитан, совершенно  бессилен. Он ничем
не может  помочь, он ничего не может предложить, он может только ждать того,
что  скажет  хотя  и  талантливый,  но молодой  механик.  Погруженный  в эти
невеселые  думы,  капитан  не  слышал  шума,  стука  и  визга  инструментов,
доносившихся к  нему  через  открытые  двери  центрального поста  из  нижних
машинных отсеков и  камер, - всей радостной и волнующей  симфонии  яростного
труда, возвращающего к жизни парализованный организм подлодки.
     Капитан всегда любил прислушиваться к этому  жизнерадостному шуму,  его
тянуло погрузиться в него, присоединиться к общей работе. И сейчас, просидев
немало  времени  со своими  тяжелыми  мыслями, он наконец оторвался  от них,
вновь  прислушался к знакомому шуму, и  вновь им овладело желание спуститься
вниз и пройтись по отсекам и камерам. Капитан встал и посмотрел на часы. Над
поверхностью  океана  сейчас  темная тропическая ночь,  небо усеяно крупными
звездами,  и  волны  тихо  бьют  о  берег, некогда  уставленный  молчаливыми
каменными стражами острова...
     Капитан  встряхнулся. Через  час  оканчиваются работы, надо посмотреть,
как они идут. Вдруг он поднял голову и прислушался.
     Среди  необычного  шума,  наполняющего  подлодку,   до  него  донеслись
откуда-то издалека едва различимые мерные удары металла о металл. Что бы это
могло быть? Откуда эти звуки?
     Капитан поспешно пошел в обход. Он быстро осмотрел все  нижние отсеки и
камеры:  работы  шли  прекрасно;  усталые  люди улыбались ему.  Из машинного
отделения он прошел  в выходную камеру,  где  дежурил Ромейко, лишь третьего
дня  выписавшийся из  госпиталя.  Капитан  быстро  надел с  помощью  Ромейко
скафандр  и  приготовился  к  выходу.  Едва  лишь  опустилась  площадка, как
далекие, приглушенные  удары сразу ворвались  под  шлем капитана и  оглушили
его. Капитан бросился вперед.
     В  ярком  свете прожекторов, в  блестящих  рыцарских  доспехах,  словно
могучий  средневековый  великан-паладин,  сокрушающий   стоглавого  дракона,
Скворешня бил своим молотом по огромному дюзовому кольцу.
     Капитан налетел на него, гневно  схватил за плечо, изо всей силы потряс
и крикнул:
     - Что вы  делаете? Кто  вам  позволил? Прекратите  этот грохот! Как  вы
могли забыть, что мы у обитаемого острова?
     Нагорело  всем:  и Скворешне, и  Козыреву,  и старшему  лейтенанту. Они
стояли молча, не зная, как оправдаться.  Они поняли, что допустили серьезный
промах...

x x x

     Нгаара стоял в своем ветхом  каноэ и  тихо,  едва заметными  движениями
весла, гнал его в открытый океан.
     Далеко позади, в темноте, слабо светилась маленькая дрожащая точка. Это
жена Нгаары,  Ангата, развела на  уединенном пустынном берегу костер,  чтобы
хозяин очага мог легко найти свою хижину,  когда, окончив ловлю, он будет  с
добычей возвращаться к своей голодной семье.
     Нгаара тяжело вздохнул. Даже перед заходом солнца и в короткие сумерки,
когда рыба охотнее всего клюет, ни  одна не подошла к его  стальным крючкам,
за которые  он отдал старому Робинсону столько рыбы, ни одна не прикоснулась
к  их наживке, и даже  священный крючок, терпеливо и благоговейно, втайне от
чужих глаз сделанный самим Нгаарой из берцовой кости покойного "папаши", - и
этот  крючок  рыба   презрительно,  словно  не   замечая  его,  обходила.  С
наступлением  ночи Нгааре пришлось взяться за раков и крабов. Пища неважная,
но ничего другого не оставалось. Однако и в этой охоте  неудача преследовала
бедного  Нгаару.  Лишь  несколько  небольших  крабов  и  с  десяток  крупных
серо-зеленых раков, тихо скрежеща  клешнями и  панцирями, копошились  на дне
его каноэ.  Сеть волочилась  по  дну, как  будто  нарочно выбирая места, где
добычи  меньше  всего. Несомненно,  Аху-аху-татана, злой  дух,  строит козни
Нгааре. Между  тем уже поздно,  скоро  надо возвращаться  домой,  к  берегу.
Сейчас отмель кончится, дно оборвется и круто пойдет вниз.
     Вдруг Нгааре пришла в голову новая мысль.  На этом  крутом склоне никто
не ловит крабов.  А что, если попытаться  и спустить по  нему сеть поглубже?
Кто знает, может быть, именно там множество добычи? Надо попробовать! Стыдно
будет такому опытному рыбаку и  ныряльщику, как Нгаара, могучему охотнику, в
расцвете сил, вернуться в совершенно пустом каноэ к голодной семье!
     Нгаара  решился.  Вот  сеть натянула веревку из  каноэ, Нгаара стал еще
осторожнее  грести. Он тихо  шептал имена Меа-кахи - бога рыбаков, Маке-маке
- бога  яиц морской ласточки,  которые Нгаара с опасностью для жизни добывал
и  приносил ему в жертву, и даже Хава-туу-таке-таке -  яичного  бога - и его
уважаемой супруги Вие-хоа.
     Веревка, все  быстрей и быстрей разматываясь,  уже  подходила к концу и
вдруг, ослабнув, повисла. "Новое  дно! - радостно подумал  Нгаара. - И этого
никто  не знает!.."  Теперь  надо было осторожно  тянуть  кверху  по  склону
обрыва... Нгаара подгреб обратно на три-четыре длины своего каноэ, взялся за
веревку и потащил ее. Веревка  натянулась и дальше не пошла. У Нгаары  упало
сердце. Сеть, очевидно, зацепилась за что-то на дне. Нгаара потянул сильнее,
но с прежним  результатом. Тогда с гневным и опечаленным  сердцем он обругал
последними словами и  Езуса  белых, и  древних своих  богов, и  даже  самого
Татану, злого духа.
     Что оставалось делать? Не бросать же  сеть, которая кормит Нгаару и его
семью,  платит налоги, платит  долги старому Татане - Робинсону - за  водку,
за  табак,  за   крючки...   Правда,  здесь  непомерно  глубоко,  но  такому
ныряльщику, как Нгаара, даже вся длина веревки не страшна. А если акула? Это
было бы неприятно, но нож за поясом, и акуле не поздоровится.
     Нгаара скинул старую фуфайку, потертые, в густой мозаике заплат штаны и
бросился в черную воду.  Хотя, по  привычке, он  сейчас же открыл  под водой
глаза, но  в  кромешной тьме,  перед  которой звездная ночь наверху казалась
сумерками, он не  увидел веревки. Лишь пошарив рукой, он поймал ее  и быстро
начал спускаться  по  ней вниз. И  вдруг его широко раскрытые глаза  увидели
нечто такое, от чего дрожь суеверного страха пробежала по всему телу.
     Далеко  внизу,  в пучинах  океана,  сияло  огромное серебристо-туманное
облако,  как  будто  луна,  уйдя  с  неба,  погрузилась  в  темные   воды  и
распространяет там свой сильный свет, и вокруг нее пляшут яркие белые точки,
словно  подводные  духи встречают  свою властительницу  священными  веселыми
танцами. Внезапно глухой  певучий удар  донесся оттуда, из глубины, и потряс
все  оцепеневшее  тело  Нгаары.  Удар  за ударом, удар за ударом,  мерные  и
могучие, они лились, казалось, отовсюду, словно великаны били по чудовищной,
как  гора, тыкве-барабану  рапануйцев.  Зеленые  и оранжевые  круги  поплыли
перед глазами  Нгаары, начавшего  уже задыхаться,  и, трепеща  от священного
ужаса,  он рванулся  кверху,  стараясь ничего  не  видеть  и не слышать.  Но
потрясающие удары преследовали, настигали его, и наконец, почти обезумевший,
Нгаара  выскочил  у  самого  борта  каноэ.  Он вцепился  в  него  дрожащими,
ослабевшими  пальцами  и долго,  икая  от страха, не мог отдышаться... Придя
немного  в  себя,  Нгаара  с опаской оглянулся, и  убедившись, что  он один,
приложил ухо к воде. Черная пучина оглушила его новым ударом, он подпрыгнул,
как  пружина,  перевалился  через борт каноэ  и  упал  на дно.  И  опять ему
показалось,  что  даже  дно  лодки  едва  заметно  и  мерно  сотрясается под
таинственными ударами, доносящимися  снизу,  и  тогда, окончательно  потеряв
голову,  Нгаара вскочил,  выхватил  нож,  одним взмахом отрезал  веревку  от
драгоценной   сети,  кормилицы  семьи,  и  отчаянно,  словно  спасая  жизнь,
заработал веслом...
     Всю ночь он провел как в  бреду,  метался на своем  тростниковом  ложе,
бормоча и выкрикивая страшные слова о луне, окруженной серебристым облаком и
погрузившейся  в  бездны  океана,  о  пляске  звезд  вокруг  нее  и  грохоте
священного барабана, сопровождавшего пляску. И жена его Ангата в отчаянии  и
ужасе выла  вместе с ним всю ночь, и утром  пришли соседи и  родственники, и
весть о страшном видении Нгаары  неслышно понеслась по острову, хранимая как
тайна,  от  белых,  которые, конечно,  не поверят в  видение Нгаары и  будут
преследовать и жестоко карать еретиков  и  вероотступников, возвращающихся к
своим древним богам.
     Но уже  на  третий день  старый Те-хаха,  околдованный спиртом  и  весь
пропитанный им,  получив у Робинсона стакан водки за мешок кокосовых орехов,
разболтал  ему чудесную тайну острова. И через несколько часов бронзовокожий
боцман Рибейро перевез тайну  в шлюпке на борт моторной шхуны "Санта-Мария",
доставившей  Робинсону новую  партию спирта,  гнилого ситца, готового платья
"последнего фасона" и разных пестрых побрякушек. И первым  услышал эту тайну
дон Хуан Гомец Гонзалес, журналист из Вальпараисо, случайно забредший сюда к
этому скучному острову в качестве приятеля и  гостя капитана шхуны. В тот же
день,  вечером,  журналист,  предчувствуя  неожиданную  сенсацию  для  своей
газеты, в шлюпке добрался до места, указанного старым, вечно пьяным Те-хаха.
Остановив шлюпку против хижины Нгаары, дон  Хуан  нырнул  в воду и  вернулся
совершенно потрясенный. Он видел серебристо-туманное сияющее облако и хотя и
не слышал грохота барабана, но принял на веру слова Нгаары о нем, переданные
Робинсону  старым  Те-хаха.   И  уже  ранним   утром  шестнадцатого  августа
радиостанция  "Санта-Марии"  передавала  в   Вальпараисо,  редакции   газеты
"Эль-пополо",  длинную,  с  потрясающими подробностями  корреспонденцию  под
сенсационным заголовком: "Тайна острова Рапа-Нуи". В тот же день вечером эта
сенсация  разнеслась  уже  по  всему  миру,  приведя  в  полное  смятение  и
растерянность  ученых и путешественников,  а  за  ними и миллионы  читателей
газет.
     В  пятистах  километрах  к  северо-западу  от  острова  радиограмму   с
"Санта-Марии"  перехватил маленький  желтолицый радист  с  крейсера "Ямато",
несшегося  на  всех  парах  в  юго-восточном   направлении.  Радист  доложил
радиограмму своему  командиру,  и капитан Маэда  прочел  ее  с  нескрываемым
интересом и удовлетворением...

x x x

     Козырев   потерял  сон,  не  зная  отдыха.  Кок  подлодки   Белоголовый
измучился, воюя с ним из-за каждой  ложки супу. Козырев почти не выходил  из
лаборатории.  Его  веснушчатые щеки  ввалились,  глаза  лихорадочно  горели,
густая  рыжая шевелюра, казалось, потускнела, потеряла  свой  огнистый цвет.
Загадка термита извела  его, она оставалась  мучительной, терзающей  тайной.
Казалось, Козырев исчерпал уже все  мыслимые комбинации элементов термита, и
сознание,  что он  очутился в тупике, сводило его с ума.  Уже третьи сутки с
ним работал Цой, подготовляя  опыты, выполняя  поручения, освобождая  его от
черной работы. Ничего не помогало.
     Сегодня ночью  в дело вмешался наконец зоолог. С решительным видом,  со
склянкой  и  мензуркой  в  руках,  он   подошел  к  Козыреву,  сидевшему  за
лабораторным  столом с  зажатой  между  ладонями  головой,  и  категорически
предложил  ему,  сославшись  на приказ капитана, выпить немного  "вот  этого
винца".  Козырев механически выпил и вновь устремил свой  отсутствующий взор
куда-то  в  пространство.  Однако  "винцо"  зоолога  подействовало  довольно
быстро. Через пятнадцать минут Цой отвел  засыпающего на ходу Козырева в его
каюту,  раздел и уложил на койку. Едва коснувшись  головой  подушки, Козырев
сразу и крепко заснул.
     В четвертом часу утра, за полчаса до общей побудки, Цоя разбудил стук в
дверь его каюты. Цой с трудом раскрыл глаза, встал  и отпер дверь. Перед ним
стоял полуодетый  Козырев с пылающим костром растрепанных волос  и  красными
пятнами на щеках.
     - Цой!  -  прохрипел  он. - Цой! Ты  химик... Ты  должен  знать...  Мне
некогда сейчас рыться  в справочниках... Скажи, сколько хлористого магния  в
морской воде?
     Цой  сначала растерялся. Сон окутывал еще туманом  его уставший за день
мозг, но уже в следующее мгновение он очнулся.
     - Вдали  от  берегов, - ответил  он  академическим  тоном,  -  везде  в
Мировом  океане состав воды  одинаков. Среднее количество содержащихся в ней
солей  равно тридцати  пяти граммам  на  тысячу граммов воды;  хлористого же
магния  всегда  и  везде содержится десять процентов и  восемьсот  семьдесят
восемь  тысячных от общего количества  солей  в воде,  то есть  три грамма и
восемьсот семь миллиграммов чистого веса на каждый килограмм воды...
     - Ну, а в  Финском заливе? - нетерпеливо перебил  Козырев,  переминаясь
с ноги на ногу, готовый, казалось, броситься на Цоя, так вдумчиво и медленно
тянущего свою речь.
     - В  Финском заливе, где средняя соленость около пяти граммов солей  на
тысячу граммов воды,  хлористого магния содержится те же десять  процентов и
восемьсот семьдесят восемь, тысячных от общего  количества солеи,  то есть в
абсолютных  цифрах  всего лишь  пятьсот сорок  четыре  миллиграмма на тысячу
граммов воды...
     - Почти  четыре грамма в  океане, и всего лишь около половины грамма  в
Финском  заливе!  - простонал  Козырев  с  видом  глубокого  отчаяния.  - О,
дурак! О, идиот! Как я не подумал об этой разнице! Ведь наш подводный термит
рассчитан только  на  соленость  Финского  залива,  где производились опыты!
Только на полграмма хлористого магния в  килограмме воды! Между тем здесь, в
океане, его  четыре  грамма!  Четыре  грамма! Цой! А наш  термит  так  жадно
поглощает этот излишек хлористого магния... О,  дурак!  О, идиот!.. Как я не
подумал  об этом! - Козырев вдруг  встрепенулся. Глаза его заблестели.  -  В

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг