весь вечер протерпел! - и блаженно откинулся на сиденье. Можно было
подвести кое-какие итоги. Приборчик действовал? Еще как! Что-нибудь он
себе доказал? Себе - да. Доказательства налицо. Вон даже Наташа, как
считал Александр Павлович, удивлена. Теперь бы суметь эти доказательства
самой Валерии предъявить...
Подумал: а ведь с Наташей это он зря. Не надо было экспериментировать
при девочке. Десять лет - возраст иллюзий. Завтра она проснется, к маме
кинется, а мама-то на вчерашнюю непохожа. На позавчерашнюю она похожа. На
позапозавчерашнюю. На всегдашнюю. Прямо хоть включай "портсигар" и
оставляй его в квартире навечно - где-нибудь под шкафом или за батареей,
пока не сломается. Если в нем есть чему ломаться... Ладно, утром Валерия в
институт уйдет, Наташка - в школу, утром им не до сантиментов будет,
некогда, а в два десять Александр Павлович подъедет к школе и увезет
девочку в цирк. Там тоже будет сказка.
4
Наташа не задержалась: ее пунктуальность не отличалась от маминой. В
два десять прозвенел звонок с урока - Александр Павлович услышал его, сидя
в машине: на улице тепло, окна в школьном здании открыты, - а через две
минуты увидел Наташу, бегущую к нему через двор.
Она уселась в машину, аккуратно хлопнула дверью, с ходу спросила, даже
не поздоровавшись:
- Что вчера было с мамой?
- С мамой?.. - Александр Павлович вопрос понял, но не знал, как
ответить, и тянул время. - А что вчера было с мамой? По-моему, ничего.
Мама как мама.
- Не как мама. Я даже не думала, что она может быть такой... - Наташа
поискала слово, - домашней какой-то. А сегодня она проснулась
злая-презлая.
- Наверно, не выспалась, - предположил Александр Павлович. - Не бери в
голову, Наталья, все пройдет... И в конце концов - здравствуй.
- Ой, простите, здравствуйте, - улыбнулась Наташа.
- Не передумала - в цирк?
- Что вы! Еле дотерпела.
- Ну потерпи еще минут десять. Здесь недалеко.
...Выключенный "портсигар" лежал в кармане. Выходит, Валерия преотлично
помнила все, что происходило вчера вечером. Помнила - да, но понимала ли?
Не исключено, что понимала, иначе почему бы ей просыпаться
"злой-презлой"?.. Кстати, на кого - злой? На Александра Павловича? Вряд
ли. Ей и в голову наверняка не пришло, что именно Александр Павлович стал
причиной... чего?.. ну, скажем, сдачи позиций, завоеванных ею в
смертельных боях за равноправие. На себя она злится, себя она винит. И, не
исключено, в том и винит, что необъяснимо и вдруг изменила свое отношение
как раз к Александру Павловичу. Сама изменила, про "портсигар" ей
неведомо...
А если и вправду сама изменила?
Александру Павловичу лестно было думать именно так. Да и что такое
"портсигар", если всерьез разобраться? Фокус, не более...
Он загнал машину на тротуар - вплотную к служебному входу в цирк, под
"кирпич". Нарушение, конечно, но милиция смотрит на это сквозь пальцы:
квадратный тупичок между бетонным забором рынка и боковой стеной старого
циркового здания издавна, хотя и негласно, считался суверенной территорией
цирка.
- Приехали.
Провел Наташу через тесную проходную, через пустое полутемное фойе, где
по стенам висели цветные плакаты и черно-белые фотографии артистов. Звук
шагов по холодному мраморному полу отзывался эхом где-то позади, и
казалось, что Наташа и Александр Павлович здесь не одни, что кто-то упорно
идет вслед за ними - невидимый, огромный, жутковатый.
- Как в старинном замке, - тихо сказала Наташа.
- "Звук шагов тех, которых нету..." - тоже вполголоса прочитал
Александр Павлович. - Страшно?
- Интересно...
Александр Павлович откинул тяжелую и довольно пыльную штору, отделяющую
фойе от закулисной части. Пол здесь был уже бетонным, легко гасил звук
шагов, и "ощущение замка" исчезло. Да и вообще закулисная часть кольцевого
коридора, опоясывающего зрительный зал, выглядела по-деловому буднично:
какие-то грубые ящики у стен, толстый рулон серо-зеленого брезента, четыре
ярко раскрашенных деревянных сегмента - части круга для роликобежцев,
разнокалиберные ажурные стальные тумбы, крытые красным сукном, - для
слона, для его стандартно-небогатого набора трюков. Александр Павлович
машинально отметил, что и тумб вчера не было, и ящиков стало поболе:
потихоньку подъезжает народ, премьера близится... Он хотел скорее пройти
мимо: незачем девочку разочаровывать, сказку ведь обещал, а какая сказка -
из брезента и облезлых ящиков?
- Куда мы идем? - спросила Наташа.
- Наверх. В мою гардеробную.
- А там что?
- Там - обещанные фокусы.
- А где арена?
- Ты хочешь увидеть манеж?.. Ну конечно же, сейчас...
Александр Павлович подвел ее к занавесу в форганге, подтолкнул
легонько: шагай. Она скользнула в щелку между половинок занавеса, они
мягко и плотно сомкнулись за ней. Александр Павлович прислонился спиной к
холодной стене, закрыл глаза. Ну чем ее удивить? Не поспешил ли он?.. Она
не была в цирке с детских щенячьих лет, а за кулисы, в "кухню", и вообще
не попадала, а в цирк на первое свидание надо приходить в праздник, когда
манеж залит огнями, когда на балкончике "душит" зрителей маршем медная
группа оркестра, да и за кулисами куда интереснее: суета, беготня, кто-то
разминается - стоит на голове, жонглирует, колесом крутится; а дикие звери
не в далеких клетках, а совсем рядом - только руку протяни; хотя кто ее
решится протягивать - звери все-таки...
Александр Павлович выглянул из-за занавеса. В манеже подвешивали
"вертушку" воздушных гимнастов. Она лежала на красном репетиционном ковре
- сверкающая хромом ракета, еще не готовая к полету; провисшие тросы от
нее тянулись под купол, где их крепили невидимые снизу артисты. Зато
хорошо слышимые.
- Тяни на меня, тяни! - орали под куполом. - Ну куда ты тянешь, болван,
крепления не чувствуешь? Щас я тебе руки пообрываю!..
Все это было пока вполне цензурно, но кто даст гарантию, что так и
дальше продлится? Цирковой артист - человек, в выражениях несдержанный.
Наташу стоило увести от греха подальше... Александр Павлович шагнул было к
ней, но кто-то положил ему ладонь на плечо.
- Подожди.
Обернулся: инспектор манежа.
- Привет, Грант. Эта девочка - со мной.
- Я понял, - сказал инспектор, прошел мимо, встал на барьер: - Эй,
наверху! А ну потише! Вы не одни здесь... - Он протянул Наташе руку, помог
перебраться в манеж. - Смотри: это ракета. Совсем скоро она взлетит надо
всем этим, - он обвел рукой пустой и темноватый зрительный зал, ряды
кресел с откинутыми сиденьями, крутым амфитеатром уходящие вверх, круглые
ложи осветителей с черными зачехленными "пушками" софитов, - она
быстро-быстро помчится по кругу, а на трапеции под ней... видишь: вот
трапеция, вот она закреплена... на специальных петлях... вот петли,
просунь руку, удобно?.. на трапеции и на петлях станут работать гимнасты.
Это очень хорошие гимнасты, ты их увидишь, когда придешь на представление.
Ты ведь давно не была в цирке, верно?
- Откуда вы знаете? - спросила Наташа.
Она сидела на корточках перед ракетой, и маленькая рука ее крепко
держала ременную петлю, свободно пристегнутую к хромированному боку
"вертушки".
- Я догадался, - сказал инспектор. Он тоже сидел на корточках рядом с
Наташей. - У тебя это на лице написано.
- Не может быть. - Наташа даже петлю отпустила, выпрямилась. - А мама
говорит, что я как каменная: никаких эмоций.
- И мамы могут ошибаться, - вздохнул инспектор. - А скорее она просто
не умеет читать по лицам. Это оч-чень трудная наука: читать по лицам.
- А где вы учились?
- Читать по лицам? - он усмехнулся. - Здесь, в цирке. Только здесь и
можно хорошо научиться этому.
- Значит, и Александр Павлович тоже умеет? - непонятно было: то ли
Наташа всерьез верила инспектору, то ли просто приняла шутку и подхватила
ее, подыграла старшим - воспитанная девочка.
- Александр Павлович умеет больше: он людей насквозь видит. Так, Саша?
- Почти так. Грант, - согласился Александр Павлович, - вижу, только
смутно.
- Не прибедняйся, Саша. Ты же, на крайний случай, поднатужишься и
изобретешь какой-нибудь ящик с дырочкой. Сквозь нее все будет видно как на
ладони...
Как в воду смотрит, старый болтун, думал Александр Павлович. Знал бы
он, что почти попал в цель: не в "десятку", так около... Он любил Гранта,
как, впрочем, и все артисты, помнил его чуть ли не с детства - тот уже и
тогда инспектором манежа работал, по-старому шпрехшталмейстером, - хотя,
как казалось Александру Павловичу, Грант был ненамного старше его самого:
может быть, лет на десять-двенадцать. И все же, кто знает? В паспорт-то
его Александр Павлович не заглядывал.
- Этого человека, который умеет читать по лицам, - сказал Наташе
Александр Павлович, - зовут Грант Ашотович. А ее, Грантик...
- Стоп, - прервал инспектор. - Ты забыл, Саша: ее имя я сам прочитаю...
- Он внимательно всмотрелся в Наташино лицо, смешно пошевелил тонкими
губами, закатил глаза. Наташа спокойно ждала результата. - Ее зовут... -
инспектор помедлил, - На-та-ша... Так?
- Так, - Наташа, казалось, совсем не удивилась. А что, собственно,
удивляться? Коли он умеет читать по лицам, то уж имя узнать - проще
простого.
Они с Грантом стояли почти в центре манежа, и Александр Павлович
невольно вспомнил себя, когда он впервые в жизни оказался посреди
огромного и абсолютно пустого зала, посреди оглушающе-тяжкой тишины, один
на один с липким страхом, который рождает чужое и чуждое, даже, кажется,
враждебное человеку пространство; отчетливо вспомнил холодную струйку
пота, вдруг скользнувшую между лопаток...
Потом, позже, этот страх ушел, но до сих пор Александр Павлович не
любил оставаться в манеже один, да, по правде говоря, и не получалось:
ассистентов в его аттракционе - восемнадцать человек, о каком одиночестве
речь?
Но ведь было же!..
А он обещал Наташе сказку.
- Подождите! - вдруг воскликнул Александр Павлович. - Я сейчас! Только
никуда не уходите, очень прошу. Стойте там, где стоите. Ну поговорите о
чем-нибудь... Грант, расскажи ей анекдот, что ли...
- Ты куда? - крикнул Грант.
Но Александр Павлович уже бежал по коридору, пулей взлетел по лестнице
на второй этаж - к своей гардеробной, откинул крышку кофра, в котором
хранил всякий мелкий, не используемый в работе реквизит, разгреб
воздушный, почему-то пахнущий конюшней завал пестрых шелковых платков,
вытащил со дна аккуратный деревянный ящик с ручкой, похожий на те, в каких
геодезисты хранят свои теодолиты или кремальеры, сломя голову бросился
назад, в манеж, даже не заперев гардеробной - потом, потом! - откинул
бархатный занавес форганга, остановился, тяжело дыша.
Грант и Наташа по-прежнему стояли посреди манежа, а серебряная
вертушка, уже подвешенная на тросах, плыла на положенной для полета высоте
над барьером - "воздушники" механизм проверяли, - и тонкая швунг-трапеция
вольно качалась под ней.
- Ждете? Хорошо...
Он перешагнул через барьер; стараясь не промахнуться, поставил ящик
точно в центре манежа, открыл его, достал оттуда аппарат, смахивающий на
обыкновенный фильмоскоп для детей, только не с одним объективом, а с
восемью, причем какими-то странными - узкими, длинными, похожими на
револьверные дула с раструбами-блендами на концах. Быстро прикрутил
четырехлепестковую антенку, винтами на ногах-опорах вывел на середину
каплю уровня под стеклом - "загоризонталил" прибор. Размотал длинный
тонкий провод, подсоединил его к розетке на внешней стороне барьера.
Грант и Наташа ошеломленно молчали, внимательно следя за манипуляциями
Александра Павловича. Наконец Грант не выдержал.
- Что это, Саша? Новый трюк? - спросил он.
- Не знаю. Грант, - честно ответил Александр Павлович. Он поймал себя
на том, что волнуется, будто впервые на манеж вышел. - Может, будет
трюком, а может, и нет... - Он положил руку на пластмассовый тумблер на
матово-черной подставке прибора. - Внимание!.. Наташа, смотри! - и щелкнул
тумблером.
И безлюдный зал ожил.
Зашумел, заволновался партер, замелькали, выплыли откуда-то то из
черной глубины, стали резкими, контрастными живые человеческие лица,
взлетели, как голуби, аплодисменты, а невидимый оркестр на совершенно
пустом балкончике грянул звенящий туш, и надо всем этим ярким и шумным
многолюдьем, переливаясь и сверкая, летела настоящая ракета, а под ней, на
трапеции - вот это уж и вправду почудилось! - напряженной струночкой
вытянулась тоненькая воздушная гимнастка...
И вдруг все сразу исчезло. Даже прожекторы, опоясывающие купол,
погасли; только горели аварийные лампы, еле-еле освещая безлюдный
зрительный зал. Ракета-"вертушка" перестала жужжать - мотор отключился - и
плыла по кругу по инерции, гасила скорость.
Из окошка электриков над директорской ложей кто-то выглянул и заорал на
весь цирк:
- Что вы там навключали, черт бы вас подрал?! У меня предохранители на
щите выбило... - и уже спокойнее: - Предупреждать надо...
Прожекторы вокруг купола снова зажглись, моторчик зажужжал, и ракета
опять начала набирать скорость. А зал был по-прежнему пуст: прибор
Александра Павловича "молчал".
- Перегорел, - констатировал Александр Павлович. Он перегнулся через
барьер, выдернул вилку из розетки, начал наматывать провод на
пластмассовую катушку.
- Вот тебе и ответ. Грант, - сказал он, - не выйдет трюка. Факир был
пьян...
Наташа смотрела на Александра Павловича как на чародея, на всемогущего
мага, хотя, честно говоря, сам Александр Павлович не ведал, как положено
глядеть на магов и чародеев. Наверно, с восхищением пополам со страхом?..
Тогда накладка: страха во взгляде Наташи не замечалось, зато восхищения...
- Что это за штука, Саша? - Грант наклонился над прибором, внимательно
его рассматривая. Восхищения в его голосе не слышалось - одно деловое
любопытство. - Сам сделал?
- У меня кишка тонка, - усмехнулся Александр Павлович. - Подарили.
- Кто?
- Бем. Слыхал?
- Рудольф Бем? "Король магов"?.. Он же умер, по-моему.
- Два года назад был живехонек. Живет под Брюсселем, домик у него там.
Полдня я у него просидел, обедали, ужинали. Старик расчувствовался и
подарил мне эту штуку. Сказал, что сам хотел воспользоваться, да не успел.
- А ты чего же?
- Веришь: впервые включил. Чего-то боялся. Не мое...
- А ты у нас можешь только свое... Что за принцип, интересно?
Голография? Ты хоть его разворачивал, Кулибин?
Александр Павлович посмотрел на Наташу. Она напряженно слушала их
разговор, и слово "голография", произнесенное Грантом, явно было ей
знакомо - от мамы, наверно; более того, слово это - реальное и
основательное - могло перечеркнуть сказку, только что показанную ей
Александром Павловичем. А ведь он для того лишь и вспомнил о приборе
"короля магов", а то лежал бы он в кофре мертвым грузом до скончания
веков...
- Нет, - сказал Александр Павлович, - я его не разворачивал. И никакой
голографией здесь не пахнет, Грант. У тебя дурная привычка: искать любому
чуду реальное объяснение. Зачем? Грант оторвался наконец от прибора,
глянул на Александра Павловича, потом - на Наташу, понимающе улыбнулся:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг