- А деду - вдесятеро будет. Он ведь _не знает_.
- Что же делать?
- Вопрос.
- Нам всем надо было быть там...
- Кроме меня, - грустно сказал Коновалов. - У меня бояться некому...
Алевтина Олеговна закрыла окна химического кабинета, в последний раз
оглядела его. Все чисто, пробирки, реторты, колбы вымыты, реактивы - на
своих местах, газ отключен, вода перекрыта. Можно уходить.
Тумана в кабинете совсем не было. Отводные резиновые трубки вывели его
из окна - весь, без остатка.
Алевтина Олеговна заперла кабинет, спустилась по лестнице, повесила
ключ на положенный ему гвоздик в шкафчике над сладко спящей сторожихой.
Сторожиха почмокала во сне губами, улыбнулась чему-то. Через час она
проснется, дозором пройдет по этажам, сдаст сменщице ночное дежурство и
уедет домой - в другой район необъятной столицы. Там, конечно, тоже есть
свои школы, а в них - Алевтина Олеговна усмехнулась - свои Алевтины
Олеговны. Интересно: что они сегодня ночью делали?..
Алевтина Олеговна вышла во двор. Он был пуст, ночные строители куда-то
подевались, но стена стояла по-прежнему - высокая, могучая, угрюмая, на
редкость диссонирующая с солнечным утром, с весенним ветерком, с
сочно-зелеными майскими кронами дворовых деревьев.
Тумана не было и во дворе. Он, похоже, целиком всосался в дом, в
квартиры. А сам дом выглядел жутковато, ослепший, без привычных глазу
рядов окон, вместо них - неровные куски тумана, словно приклеенные к
оконным рамам и стеклам.
По двору, навстречу Алевтине Олеговне, неторопливо шли старик пенсионер
Коновалов и знакомый молодой человек, оба выглядели, как утверждают борзые
журналисты, усталыми, но довольными.
- Спасибо, Алевтина Олеговна, - сказал молодой человек. - Вы и вправду
мастер. Туман вышел на славу.
- На чью славу? - невесело пошутила Алевтина Олеговна.
Она думала о муже, который еще спит и к которому теперь не пробраться -
как в недавнем дурацком сне. Но выходит, что не таком уж и дурацком...
- О славе завтра подумаем, - вмешался вдруг Коновалов. - А сейчас домой
надо, баиньки.
- Какие баиньки? Вставать пора... - констатировала Алевтина Олеговна.
Часы на школе отмерили половину седьмого.
- То-то и оно, - непонятно согласился Коновалов. А молодой человек
подтвердил:
- Вы правы, Алевтина Олеговна, самое время вставать.
И Алевтина Олеговна почувствовала вдруг, как неведомая сила
подхватывает ее, поднимает над землей, закручивает, швыряет невесть куда -
в туман, в неизвестность, в кромешную темноту.
Зазвонил будильник, и Алевтина Олеговна с трудом открыла глаза. Первая
мысль была до зевоты банальной: где я? Но и банальные мысли имеют полное
право на существование, без них в нашем повседневном житье-бытье не
обойтись. В самом деле: секунду назад стояла во дворе перед стеной, а
сейчас - это Алевтина Олеговна мгновенно определила! - лежит в собственной
постели, причем не в костюме и туфлях, а в ночной рубашке и босиком.
Подумала: неужто опять сон?
Но нет, не сон: слишком хорошо, слишком четко по мнилась ей пролетевшая
ночь. И как долго ждала пяти утра, и как торопливо шла по двору, как
лавировала между сновавшими туда-сюда жильцами, которые дружно возводили
стену, и ясно помнилась и гулкая пустота школьного здания, и сизый дым,
вырывающийся в окна из толстых резиновых трубок...
Но почему ничего не видно?
Туман, созданный химическим опытом Алевтины Олеговны, по-хозяйски
обосновался в ее квартире. Он был густым и на глаз плотным - как черничный
кисель, но движений отнюдь не сковывал. Да и дышалось легко. Алевтина
Олеговна встала и, вытянув вперед руки, пошла по комнате - ощупью, как
слепая. Наткнулась на что-то, ударилась коленкой - больно. Сдержала стон,
опустила руку - точно, туалетный столик. Надо левей... Двинулась вперед,
нащупала спинку кровати, вцепилась в нее, как в спасительный ориентир -
сейчас по нему и до спящего мужа доберется. Еще шаг, еще... Алевтина
Олеговна уперлась руками во что-то холодное, массивное, неподвижное. И
опустила в бессилии руки, прижалась лбом к этому холодному, пахнущему
улицей, пылью, цементом - _чужому_.
Ничего не было сном. Кирпичная стена наглухо отделила ее от мужа,
перерезала комнату, надвое разделила кровать.
Павлик проснулся сразу - будто и не спал вовсе. И сразу сообразил:
конечно, не спад! Все это - не более чем хитрый трюк хитрого парня в белой
куртке. Или не его, нет! Когда он с Павликом впервые беседовал, когда они
ушли на набережную, подальше от чужих глаз и ушей, когда парень поведал
ему _план_, Павлик особенно не удивлялся. Просто сказал:
- Ну, допустим, все будет именно так. Но для этого нужен как минимум
один профессиональный волшебник, - вроде бы он так элегантно шутил, а
вроде бы - всерьез прощупывал загадочного парня. А тот с ходу ответил:
- Волшебник есть.
Тоже не поймешь: хохмил или взаправду...
- Ты, что ли? - спросил Павлик.
- Почему бы и нет? - вопросом на вопрос.
- Давно практикуешь?
- Может, день, а может, всю жизнь.
- Как понять, маэстро?
- Так и понимай, - отрезал парень. Но сжалился над Павликом, пояснил
темновато: - В каждом из нас спит волшебник, крепко спит, мы о нем и не
подозреваем. Но если его разбудить... - не договорил, не пожелал.
Но Павлик не отставал:
- Кто же его разбудил, интересно?
- "Время. События. Люди". Слыхал про такую телепередачу? - парень
засмеялся, легонько хлопнул Павлика по спине. - Ох и любопытен же ты,
отрок!..
- Я серьезно, - упрямо настаивал Павлик.
- И я серьезно, - парень и впрямь посерьезнел. - Ты вдумайся, вдумайся?
Время... События... Люди... И не захочешь, а заставят.
- Слушай, а ты сам откуда? - жалобно спросил Павлик, отчетливо понимая,
что ничего больше из парня не вытянешь.
- Отовсюду, - коротко сказал парень. - Привет. Закончили интервью.
- Последний вопрос, - взмолился Павлик. - Почему именно _ты_?
- Почему я? - удивился парень. - С чего ты взял? Не только я. Нас
много.
- Кого _нас_?
- Ты после школы случаем не на юрфак собрался? - ехидно поинтересовался
парень. - Прямо следователь... Ну, все, я пошел.
- Секунду, - быстро сказал Павлик. - Звать тебя как?
- Звать?.. - парень притормозил. - По-разному. Николай. Михаил. Семен.
Владимир, Александр... Любое имя. Павел, например.
- Павел?
- А чем плохо? Тебя ж так зовут...
- Я не волшебник.
- А вот это бабушка надвое сказала, - засмеялся парень и свернул во
двор.
Надоел ему допрос.
В свое время, если читатель помнит, автор скрыл этот разговор,
сославшись на "первое правило разведчика", помянутое - или придуманное? -
парнем. Спрашивается: почему? Вот вам к месту еще одно "правило": всякая
информация полезна лишь в том случае, если приходит вовремя. Момент,
считает автор, наступил.
Туман в комнате висел - вытянутой руки не увидать. Молодец Алевтина,
отметил про себя Павлик, толково сработала. Что за прихоти судьбы,
размышлял он, в школе Алевтину считают мымрой и сухарем, прозвали
"химозой", на уроках сачковали, а она, оказывается, из _наших_...
Павлик верил всему, что рассказал парень. И в самом деле, стоило
Павлику пожалеть, что они с дедом оказались по разные стороны стены, как
нате вам, пожалуйста: он - здесь, в своей кровати, а дед дрыхнет в
соседней комнате, ни о чем не подозревая. И плохо, что не подозревая:
сердце у деда, как говорится, не камень, слабенькое сердчишко, изношенное,
как бы он ни хорохорился, ни играл в спортсмена. Проснется старик - не дай
бог, инфаркт хватит...
Павлик встал и отправился к деду в комнату.
Легко сказать - отправился! Путешествие в тумане - дело хитрое, даже
если знаешь маршрут назубок, с детства. Но туман прихотливо изменил все
масштабы, смазал привычные расстояния, перемешал предметы. На пути
неожиданно вырастали то сдвинутый кем-то стул, то острый косяк двери, то
сама дверь, почему-то шаловливо гуляющая на петлях, то книжный стеллаж в
коридоре, невесть как увеличившийся в размерах. Короче, до кабинета деда
Павлик добрался, имея следующие нежелательные трофеи: шишку на лбу - раз,
ссадину на руке - два, синяк на колене - три. Или что-то вроде - в тумане
не разглядишь.
Сразу за стеллажом коридор сворачивал направо - к дедовским владениям.
Павлик уверенно туда последовал и вдруг с ходу уперся во что-то холодное и
неподвижное. Прижал к этому "что-то" сразу вспотевшие ладони, бессмысленно
напряг руки, пытаясь сдвинуть, столкнуть, сломать препятствие. Куда там!
Стену на совесть строили, сам Павлик и строил - в три кирпичика, один к
одному. Монолит!
- Дед! - яростно выкрикнул Павлик. - Дед, проснись!
Алевтина Олеговна, по-прежнему опасливо держась за спинку кровати,
вернулась назад, к туалетному столику, пошарила в ящике, нащупала там
маленький карандашик-фонарь, который муж привез из заграничной
командировки. Не зажигая его, панически боясь, что сели батарейки, пошла
обратно. Дойдя до стены, взгромоздилась на матрас, потом - на спинку
кровати. Стоять на ней босыми ногами было больно, но Алевтина Олеговна на
боль не обратила внимания, плевать ей было на боль, потому что стена - как
Алевтина Олеговна и надеялась - оказалась той же высоты, что и во дворе,
метров двух, не больше, а значит, до мужа можно хотя бы докричаться.
Невеликий росточек Алевтины Олеговны позволил ей всего лишь ткнуться носом
в верхний край стены. Алевтина Олеговна схватилась за стену левой рукой, а
правую протянула на половину мужа, включила фонарик. Батарейки не сели, он
светил исправно, но острый и сильный луч его упирался в плотное тело
тумана и, угасая, исчезал в нем. Алевтина Олеговна швырнула фонарь на
постель и - в голос:
- Саша, я здесь, не бойся, Саша!
Ирка и Сенька Пахомовы крепко спали, умаявшись за ночь. Сенька кашлянул
легонько, перевернулся на другой бок, разбудил Ирку. Ирка открыла один
глаз, сразу сощурила его: солнце било сквозь незакрытые шторы, как
пограничный прожектор. Прикрывшись от его лучей ладошкой, Ирка глянула на
будильник: семь почти. Ну и черт с ним, расслабленно подумала Ирка, не
пойду на работу, а днем сбегаю, подам заявление. Прав Сеня: лучше в
детский сад устроиться. Тем более звали. И Наденька на глазах будет...
Тоже перевернулась на другой бок, обняла сопящего Сеньку. Спать так
спать.
- Откуда стена? - расходился Топорин-старший, вдавливая в кирпичи
сухие, с гречневой россыпью пятен кулаки. - Я спрашиваю, черт побери,
откуда взялась стена в моей квартире? Не смей ерничать, мальчишка, сопляк,
отвечай немедленно: откуда эта дрянь?
Можно было, конечно, обидеться на "сопляка", повернуться и скрыться -
буквально! - в туманной дали, но Павлик понимал состояние старого деда,
делал скидку на стереотип его мышления, на его, мягко говоря, возрастную
_зашоренность_, поэтому вновь терпеливо принялся объяснять:
- Дед, я прекрасно понимаю твое волнение, но прошу тебя: соберись,
успокойся, вдумайся в мои слова.
Это - не просто стена. Это - символ. Символ нашей разобщенности, вашего
нежелания понять друг друга, нашей проклятой привычки жить только
собственными представлениями и неумением принять чужие...
Павлик употребил эти казенные, газетные, стершиеся от многократного
пользования обороты и сам себя презирал. Но и деда тоже презирал - так,
самую малость. В самом деле, куда проще: между нами - стена. И все сразу
понятно, что не сказано - додумай, дофантазируй. Так нет, необходимы
_слова_, много слов, и от каждого несет мертвечиной. Господи, да кому ж
это нужно, чтоб родные люди друг перед другом речи держали?! _Родные_!..
Не вовремя домой явился - лекция. Не ту книгу взял - лекция. Не туда и не
с тем пошел - обвинительная речь. Не жизнь, а прения сторон. Будто не в
отдельных квартирах мы живем, а в отдельных залах суда, нападаем-обвиняем,
отступаем-защищаем, казним, милуем, произносим речи обвинительные и
оправдательные, ищем улики, ловим на противоречиях. А надо-то всего:
намек, взгляд, брошенное вскользь слово, поступок, наконец...
Стеценко проснулся от вопля жены и спросонья ничего не понял. Кругом
было белым-бело, бело непроглядно, голос жены слышался откуда-то издалека,
не то из другой комнаты, не то из-под одеяла.
- Что случилось? - спросил Стеценко.
- Саша, Сашенька, - причитала жена, - ты только не пугайся, но у нас в
комнате - стена.
Нет, не из кухни и не из-под одеяла шел голос, понял он, а вроде бы
сверху. На шкаф она, что ли, забралась? Или на люстру?..
- Какая стена? Что за бред? Где ты, Аля?
- Я здесь, Саша, я на кровати. Протяни руку.
Стеценко протянул руку и уперся в стену. "Сплю я и сон вижу", -
нелогично подумал он.
- Это не сон, - продолжала Алевтина Олеговна, - это самая настоящая
стена.
Докатились, констатировал Стеценко, уже и мысли читает.
Он ощупал стену. Стена как стена, кирпичная, крепкая. И вдруг разом
пришел в себя, сердце больно ухнуло, провалилось куда-то вниз - в желудок,
наверно. Стеценко ощутил пугающую пустоту в груди, вскочил на постели,
зашарил по стене руками.
- Аля, Аленька, ты где?
- Здесь я, здесь, ты встань на спинку кровати. Стеценко явственно била
нервная дрожь, да и сердце по-прежнему обитало в желудке, екая там и
нехорошо пульсируя. Продавливая матрац, он шагнул на постели и
взгромоздился на деревянную спинку.
- Видишь фонарик? - спросила Алевтина Олеговна.
Где-то далеко - не меньше, чем в километре! - еле теплился крохотный
огонек. Стеценко протянул к нему руку поверх стены, наткнулся на руку
жены, цепко схватил ее, сжал, стараясь унять дрожь. Алевтина была рядом,
Стеценко слышал ее прерывистое дыхание и чувствовал, как медленно
возвращается спокойствие, вот и сердце вроде назад запрыгнуло. Нет, что ни
говори, а жена - человек нужный!
- Что случилось, Аля? - повторил он свой первый вопрос.
Высокий рост позволял ему обеими руками навалиться на верхнюю грань
стены, а были бы силы - подтянулся бы и перелез к Алевтине: до потолка -
сантиметров пятьдесят, вполне можно пролезть. Но как подтянешься, если
живот выпадает из трусов, тащит вниз, будто гиря...
- Сашенька, ты только не думай, что я сошла с ума, я не сошла с ума,
стена-то - вот она. Она теперь всегда здесь будет.
- Ты что, серьезно? - не понимая, шутит Алевтина или нет, спросил
Стеценко.
- Куда уж серьезнее! - с горечью ответила Алевтина Олеговна.
А какие события, какие драмы происходили в то утро в других квартирах
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг