наложить отделку. Муж оставил портфель в прихожей, сменил туфли на
домашние тапочки, вошел в комнату, привычно поцеловал Алевтину Олеговну в
затылок. Как клюнул.
- Все шьешь, - сказал он, констатируя увиденное. - Из Свердловска не
звонили?
- Никто не звонил, - Алевтина Олеговна отложила шитье, поставив локти
на стол, подперла ладонями подбородок. Следила за мужем.
Стеценко снял пиджак, повесил его на спинку стула, распустил узел
галстука, пуговку на рубахе расстегнул.
- Жарко сегодня, - подошел к телевизору, ткнул кнопку.
- Не надо, - попросила Алевтина Олеговна.
- Почему? - удивился Стеценко. - Пусть гудит.
- Не надо, - повторила Алевтина Олеговна. - Там сейчас ничего
интересного, а я устала. И ты устал, Саша.
- Тишина меня душит, - сообщил Стеценко, усаживаясь в кресло и
укладывая ноги на пуфик. - А с чего бы ты устала, интересно? У тебя же
свободный день.
- Ничего себе свободный! Одних тетрадей - гора. И платье для Симы.
- Все равно дома - не в офисе. Могла и отдохнуть, подремать...
Экран нагрелся, и на нем возник цех какого-то передового
металлургического завода. Раскаленный брусок металла плыл по рольгангам,
откуда-то сверху спустились железные клещи, ухватили брусок, уложили его
на ровную площадку. Тут на него упала баба молота, сдавила - взлетели
небольшим фейерверком огненные искры.
- Я спала, - сказала Алевтина Олеговна.
- Вот и ладушки, - обрадовался Стеценко. - И я немножко вздремну, с
твоего позволения. Полчасика. Хорошо? Ты меня не трогай...
- А я сон видела, - совсем тихо добавила Алевтина Олеговна, но муж не
слышал ее, он уже посапывал в кресле, а на экране телевизора
герои-металлурги без устали давали стране металл.
Сон Алевтины Олеговны был неинтересен Стеценко. Она аккуратно сложила
платье для Симы, спрятала его в шкаф, туда же повесила на плечиках пиджак
мужа. Подошла к книжному шкафу, открыла створку, пробежала кончиками
пальцев по корешкам книг, вытащила потрепанный институтский учебник по
химии, машинально, не вглядываясь, перелистала его. Прислонилась лбом к
жесткой полке.
- Почему я? - с тоской спросила вслух, даже не ведая, что слово в слово
повторила вопрос малознакомого ей Сеньки Пахомова, так загадочно
возникшего рядом в ее суматошном апокалипсическом сне.
И словно бы кто-то _тайный_ внутри ее пояснил:
- Потому что ты _сможешь_.
- Что смогу? - автоматически поинтересовалась Алевтина Олеговна и сама
себе ответила: - Если бы смогла...
Тайный не подтвердил и не опроверг слов Алевтины Олеговны, да она и не
ждала ничего, не верила в потусторонние голоса. Она села за письменный
стол, вновь раскрыла старый учебник и стала искать указаний, как сделать
"дым типа тумана" с помощью химических препаратов, имеющихся в наличии в
школьной лаборатории.
Показалось или нет: стало темнее, вещи потеряли четкие очертания,
словно несделанный ею туман тихонько проник в квартиру...
По всему выходит, что Алевтина Олеговна видела тот же сон, что и Сенька
Пахомов? Может быть, может быть... Автор хочет обратить читательское
внимание на то, что в описываемой истории вообще слишком много поворотов,
одинаковых ситуаций и даже одинаково произнесенных реплик - разными,
заметьте, людьми. Увы, это так...
А где, любопытно, наш молодой человек в белой куртке, непонятный
молодой человек, невесть откуда взявшийся, невесть чего задумавший? Исчез,
испарился - как возник. Фантом. Не личность - знак. Но знак - чего?..
Смутный персонаж, сказал бы профессор Топорин, употребив знакомый
термин в неисторическом смысле.
- Дед, - спросил профессора внук Павлик, входя к нему в кабинет, - твои
студенты интересуются, как ты к ним относишься?
- Переведи на общедоступный, - попросил профессор, зная склонность
внука к ненужной метафоричности.
- Что ты думаешь о моем поколений?
- Я на институтском диспуте?
- Ты дома, дед. Оглядись: представители парткома, профкома, ректората и
прессы отсутствуют. Говори, что хочешь.
- Ты считаешь, в присутствии указанных представителей я говорю не то,
что хочу? Однако...
- Не так, дед. Ты всегда говоришь, что хочешь. Но в разных ситуациях
желания у тебя разные. Ваше поколение отлично умеет управлять собственными
желаниями.
- Это плохо?
- Это удобно. Безопасно.
- Напомню тебе не столько историческую, сколько бытовую закономерность:
неуправляемые желания всегда ведут к катастрофе.
- Случается, житейские катастрофы приводят к душевному равновесию, к
обретению себя как личности.
- Софизм, внук. Оправдание для труса, которого подобная катастрофа
приводит, например, в монастырь.
- Демагогия, дед. Я имел в виду героя, которого подобная катастрофа
приводит, например, на костер.
- Ты научился хорошо спорить.
- Твоя школа, дед. Но ты так и не ответил... Не управляй желаниями,
костра не будет. Как, впрочем, и монастыря.
- Ты несправедлив, Павел. Я никогда не боялся костров.
- А что такое костер в наши дни? Общеинститутское собрание? Заседание
парткома? Приглашение "на ковер"?.. Ты не боялся костра, потому что он
тебя грел...
- Извини, Павел, но в таком стиле я не желаю продолжать разговор.
- Что ж, тоже метод - уйти от ответа.
- Ты хочешь ответа? Пожалуйста! Ваше поколение инфантильно и
забаловано. Вы еще не научились строить, но уже вовсю рветесь крушить.
Причем крушить то, что построено не вами...
- Прости, дед, перебью... Но - для нас?
- И для вас тоже.
- А если нам не нравится то, что вы построили для нас? А если мы хотим
строить сами?
- Так стройте же, черт побери! Стройте, а не ломайте!
- На чем? И как?.. Вы же точно знаете, что нам любить, чем заниматься,
во что верить. Чуть что не по-вашему, вы сразу - цап за руку: не так,
детки, строите! Вот мы в ваши годы... Постой, дай договорить... Да, вы в
наши годы сами решали, как вам жить. А теперь у вас другие задачи: вы
решаете, как жить нам. По-твоему, справедливо?.. Мы выросли на красивых
примерах: Гайдар в девятнадцать лет командовал полком, Фрунзе в двадцать
четыре - фронтом... Знаешь, сколько лет было забытому ныне Устинову, когда
он стал наркомом вооружения? Тридцать два! А сегодня комсомолом руководят
те, которым под сорок. Они точно знают, что нужно семнадцатилетним... Увы,
дед, семнадцатилетние инфантильны только потому, что так решили вы. Решили
- и точка! - Павлик встал. - Ладно, будем считать, что ты мне ответил.
Профессор смотрел в стол, в какую-то рукопись на зеленом сукне, вертел
в руках очки в тонкой золотой оправе. Поднял глаза.
- И что же вы хотите разрушить? - он старался говорить спокойно, но в
десятилетиями отработанной профессорской интонации слышалось-таки
раздражение. - Все, что мы построили?
- Мы не варвары, дед, - усмехнулся Павлик, - и не идиоты. И уж во
всяком случае не те беззаботные пташки, за которых вы нас держите. Если мы
и хотим что-то разрушить, то всего лишь стены.
- Какие стены?
- Да мало ли их понастроено!.. Стены равнодушия, недоверия друг к
другу, стены вранья, фальши, лицемерия. Если хочешь, стену _непонимания_ -
хотя бы между мной и тобой.
- Павлик, - неожиданно ласково сказал Топорин, - я был прав: наивность
- составная часть инфантильности.
- Значит, наличие стен ты признал, - опять усмехнулся Павлик. - Уже
прогресс. Дальше - дело техники.
- Какой техники? Лома? Отбойного молотка? Чугунной бабы на стрелке
экскаватора?
- Зря иронизируешь, дед. Вы такой техникой пользовались с успехом - в
наши годы... - Павлик повернулся и пошел к двери. И уже закрывая ее за
собой, сунул в щель голову, сказал: - Я тебя очень люблю, дед.
Профессор тоже встал и подошел к раскрытому окну, сел на подоконник -
спиной к воле. Сильно зажмурил глаза, надавил на них пальцами: теннис
теннисом, а зрение сдает, глаза устают, слезиться начали, даже крупный
шрифт в книге без очков не виден. А сейчас и вовсе померещилось: какой-то
туман в кабинете, заволок мебель, книги, вон и люстра едва
проглядывается... Надо бы к врачу сходить.
Парень в белой куртке и в джинсах шел по двору. Старик Коновалов,
слегка очумевший от увиденного после обеда сна, вышел подышать свежим
воздухом, стоял на пороге подъезда, ждал ночи, ждал обещанной ночной
_работенки_. Заметил парня, бросился к нему:
- Эй, постой!..
- В чем дело? - Парень обернулся, и старик с ходу притормозил: на него
смотрел Павлик Топорин, профессорский внучек.
- Извини, тезка, обознался, - сказал Коновалов. - За одного тут
принял...
- Бывает, Павел Сергеевич, - засмеялся внучек. - Приняли за одного, а
нас - много, - и вдруг подмигнул старику: - Все путем, Павел Сергеевич,
все будет, как задумано. Чуть-чуть осталось...
И пошел себе.
А как похож, стервец, подумал Коновалов, со спины - одно лицо...
Не станем упрекать пенсионера в незнании русского языка. Ну, оговорился
- с кем не бывает! Но ведь прав же, прав: похож, стервец...
- Я пойду, - сказал Сенька Пахомов. - Мне надо.
- Куда это? - вскинулась Ирка. - Ночь на дворе. Сенька помялся -
соображал: как бы соврать ловчее.
- Халтурка одна подвернулась. Денежная.
- Какая халтура ночью? Зачем ты врешь, Сеня... - Ирка отвернулась к
стене, накрыв голову одеялом.
Слышно было: опять заплакала.
Сенька переступил с ноги на ногу.
- Ирка, - сказал он ласково, - хочешь верь, хочешь нет, но я тебя люблю
по-страшному. И никогда тебя не предам... А идти мне надо, честно. Я тебе
потом расскажу, ладно? Ирка не ответила, из-под одеяла не высунулась. Но
плакать перестала, затихла: слов таких от мужа давно не слыхала.
Сенька пошел в прихожую, открыл стенной шкаф, достал инструмент -
надежный, для себя сработанный. Прислушался: в спальне было тихо.
Все расскажу, виновато подумал Сенька, железно, расскажу. Вот построю,
что надо, и сразу - Ирке...
Заметим: он уже не сомневался, что сумеет построить за ночь все, _что
надо_.
Алевтина Олеговна не спала. Лежала на широкой супружеской кровати,
слушала, как тихонько сопит муж. Туман в комнате стал гуще, а Стеценко его
и не заметил. Алевтина Олеговна, когда ложилась, спросила:
- Дымно у нас как-то, верно?
- Выдумываешь все, - ответил муж. - Давай спать, тебе завтра рано...
Он не ведал, что попал в точку, просто сказал и сказал - слова же
зачем-то придуманы...
Во дворе было пусто и темно, лишь тусклые ночники освещали над дверями
таблички с номерами подъездов, да у выхода на набережную ветер раскачивал
подвешенный на тонких тросовых растяжках фонарь.
Парень уже ждал Сеньку, похаживал по асфальту, насвистывал что-то
неуловимо знакомое - то ли из песенного репертуара любимого Иркой Валеры
Леонтьева, то ли из чуждого нам мюзикла "Стена" заграничного ансамбля
"Пинк Флойд".
- Тьма египетская, - поеживаясь, сказал Сенька, - хрен разметишь...
- И не надо, - сказал парень. - Ты клади кирпичики, а они сами, как
надо, построятся.
- Что за бред?
- Кому бред, а кому - нет, - в рифму сообщил парень, засмеялся. -
Клади-клади - увидишь.
- Что здесь увидишь? - проворчал Сенька, надел рукавицы. - А раствор
где?
- Все здесь.
Сенька пригляделся: у стены дома и впрямь стоял ящик с раствором, а
куча кирпича невесть когда переместилась с газона на тротуар, к Сенькиному
подъезду. Сенька ткнул мастерком в ящик - свежий раствор, самое оно.
- Без подручного трудно будет. Поможешь?
- Конечно, - сказал парень, снял куртку, повесил ее на куцую ветку
тополя, велением домоуправа подстриженного "под бокс". - Все помогут.
- Кто все? Все спят...
- Кто не спит, тот и поможет, - непонятно заявил парень, тем более
непонятно, что во дворе по-прежнему никого не было.
- Ну, лады, - вроде бы соглашаясь с неизбежным, протянул Сенька, взял
из кучи кирпич, постучал по нему - целый! - зачерпнул раствор, шлепнул его
прямо на асфальт у стены дома. Потом аккуратно уложил кирпич на
растворенную лепешку, поерзал им, пристукнул сверху деревянной ручкой
мастерка. - Давай следующий, не спи!
Парень проворно подал ему кирпич, Сенька снова зачерпнул, снова
шлепнул, уложил, поерзал, пристукнул...
- В три ряда, говоришь?
- В три ряда.
- Годится!
Сеньку неожиданно охватило знакомое чувство азарта - как всегда, когда
дело пошло и времени на него отпущено - с гулькин нос, и бригадир бубнит:
"Давай-давай!", и подручный сбивается с ног, таская ведра с раствором к
месту кладки, и кирпичи целенькие в руку идут - хоть в домино ими играй! -
и кладка получается ровная, прочная, раствор схватывается быстро, и ты уже
не думаешь о часах, не глазеешь по сторонам, ты уже весь - в гонке, в
тобой самим заданном ритме, а кладка растет, она тебе - по пояс, по грудь,
а ты - дальше, дальше, ничего не слышишь, разве что прорвется
откуда-нибудь пустяковый вопросик:
- Что ты делаешь, Сеня?!
Кто это?.. Вот тебе раз - Ирка! Не выдержала, дуреха, вылезла из
постели, пошла среди ночи пропавшего мужа искать. А он не пропал, он - вот
он!
- Строю, Ирка!
- Что?!
- Стену!
- Зачем?!
- Чтоб лучше было!
- Кому?!
- Всем, Ирка, всем! Чего стоишь? Помогай, раз пришла...
- Ты когда начал?!
Дурацкий вопрос. Будто сама не знает...
- Только что и начал!
- Как только что?! Как только что?! Ты посмотри...
Глянул: батюшки-святы, когда и успел столько?! От Сенькиного подъезда
до самого Сеньки, застывшего на секунду с кирпичом в руке, было никак не
меньше пятидесяти метров. И на всех этих чертовых метрах темнела _стена_.
Мрачной громадой _высилась_ она вдоль двора, именно высилась, поскольку
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг