Увы, наше с вами законное любопытство останется неудовлетворенным. С 18
часов 27 минут до 18 часов 28 минут (секунды В.В.Спичкин не отмечал,
поскольку секундомера не захватил) Стасик Политов оказался напрочь
выключенным из окружающей действительности: он ничего не помнил, не
соображал, не контролировал, не регистрировал и еще - по желанию! - с
десяток "не". Он, вы помните, почувствовал то страшное и темное, что
начало обволакивать его (или его сознание) сразу после выезда от
бензоколонки, отключился напрочь и вновь врубился в реальность, когда она,
реальность, полилась на него через открытое окно машины, мерзко воняя
тиной, гнилью и еще чем-то, столь же отрадным обонянию.
Откуда взялась вода, Стасик не понял, потому что впал в дикую панику.
Он заметался на сиденье, как пойманный, почему-то давил под водой на
педаль тормоза, ухитрился выжать сцепление и перевести рычаг коробки
передач на "нейтралку", локтем нечаянно задел бибикалку, и, как ни
странно, именно подводный гудок авто окончательно отрезвил его, и он яснее
ясного увидел, что "жигуль" довольно прочно держится на чем-то, не
исключено - на дне Яузы, сам Стасик сидит в воде по грудь и та же вода
ласково омывает ветровое стекло, пошедшее сеткой мелких и длинных трещин,
а сквозь них виден горбатый мостик, толпа любопытствующих товарищей на
нем, а еще дальше - шпиль "высотки" на Котельниках. Сидеть было холодно,
мокро, зловонно и бессмысленно. Стасик автоматически потрогал нагрудный
карман - документы на месте - и полез в боковое окно, вскарабкался на
крышу седанчика, непременно возжелавшего стать катером, глянул вверх и
узрел прихотливо проломанную чугунную решетку ограды и около нее -
милиционера с черно-белым жезлом в руке.
- Что случилось, начальник? - крикнул ему Стасик, и тут следует
отметить, что В.В.Спичкин чуть погрешил в протоколе против нагой истины:
там, если вы заметили, потерпевший обращается к нему с упоминанием
офицерского звания.
Старший лейтенант ответил Стасику отнюдь не без иронии:
- Это я хотел бы у вас узнать, товарищ водитель.
Но Стасик иронии не оценил. Он был не на шутку встревожен не столько
аварией, сколько странным выпадением сознания.
Такого с ним никогда не случалось!
- Я ни черта не помню! - крикнул он Спичкину. - Мне, видимо, стало
плохо, и вот... Как бы мне отсюда выбраться?
Рядом со старшим лейтенантом скопилось довольно много прохожих и
проезжих, которые прервали свои пути ради редкого зрелища. Один из
проезжих сбегал к своему "Москвичу" и принес трос-канат, крепкий буксир,
который полутонный автомобиль выдерживает, а уж Стасика хозяин троса
вместе с доброхотами вытащил на берег в одну минуту.
Со Стасика лило в три и более ручьев, на его прекрасной в недавнем
прошлом рубахе висели какие-то водоросли, а туфли Стасик снял, вылил из
них воду, как из кружек, и надевать не стал: поставил рядышком для
просушки.
Дурацкий, в общем-то, поступок. Он говорил о том, что Стасик, как ни
хорохорился, а в себя полностью не пришел: во-первых, туфли запросто могли
спереть, а во-вторых, носки-то все равно мокрые...
- Ваши документы, пожалуйста, - вежливо попросил старший лейтенант
В.В.Спичкин.
На что ему из толпы немедленно указали:
- Какие документы? Ты ему "скорую" вызови: видишь, мужик не в себе?
Может, сломал чего. А ты - документы... И кран зови аварийный: чего машине
зря пропадать, она еще поездит.
В.В.Спичкин дернулся было к своему казенному "жигулю", к спасительному
радиотелефону, но Стасик быстро вынул из кармана права, протянул офицеру.
- Вот. Пожалуйста. Только поскорее: у меня через полчаса спектакль.
- В театр, что ли, торопишься? - хохотнули в толпе. - Нет, смотри,
мужик в театр спешит! Во, юмор! А лишнего билетика у тебя нет?
Стасик на тонкую шутку не реагировал, шел за старлеем к гаишной машине,
нес туфли в правой руке, а левую прижимал к сердцу, объяснял что-то, как
будто оправдывался. А скорее всего именно оправдывался: мол, все
помутилось, какой-то припадок, ничего не понимаю и так далее. Почему-то у
всех - исключения автору неведомы! - водителей личного транспорта любой
работник Госавтоинспекции вызывает мистический, малообъяснимый страх. Мы
хорохоримся, мы вовсю "качаем права", которые, к слову, у нас есть, но
внутренне трепещем: а вдруг, а вдруг?..
Вот и Стасик-то, по сути, ни в чем не виноват, а все же лепетал
В.В.Спичкину полную ерунду. И зря лепетал. Потому что В.В. свое дело знал
туго: документы Политова проверил, сунул себе в планшет до выяснения
обстоятельств, вызвал "скорую" и "аварийку" с краном, сообщил о дорожном
происшествии куда-то по милицейским верхам и сел писать протокол, с
отрывком из коего вы уже знакомы.
Врач "скорой", как ни смешно, оказался невропатологом по специальности:
поддежуривал временами на станции, зарабатывал тяжкие деньги на прокорм
разросшейся семьи. Он Стасика осмотрел, ощупал, подсунул ему знаменитую
трубку Шинкаренко-Мохова - та не позеленела, трезвым нарушитель оказался,
внешних повреждений не нашел, а про внутренние, про "помутнение", туманно
объяснил:
- Возможно, кратковременное эпилептиформное расстройство сознания.
Отсюда - неконтролируемые действия, полный провал в памяти. Бывает.
- Как бывает? - громко возмутился Стасик. - Откуда бывает? Что я,
эпилептик, выходит?
- Ничего подобного, - успокоил его нервный доктор. - Похожий
прискорбный факт может случиться с каждым абсолютно здоровым человеком.
Медицине известны случаи, когда психически нормальные люди в похожем
состоянии совершали ужасные убийства и потом ничего не могли вспомнить.
Подробно и тщательно проведенная судебно-медицинская экспертиза делает
свой вывод: человек не отвечает за совершенное в состоянии выключенного
сознания. Он не виновен... Впрочем, суд может не согласиться с выводами
экспертов...
- Какой суд? - верещал Стасик. - Кого я убил?
Он уже мало что понимал, у него голова кругом шла. Он успел позвонить в
театр и сообщить, что произошло Ужасное и он не приедет. На счастье,
Колька Петровский, дублирующий его в роли Актера, оказался в театральном
буфете и еще не успел принять внутрь свои двести пятьдесят, был отловлен
помрежем и запущен в спектакль. Мамуле Стасик тоже позвонил, и она уже,
забыв про дневную ссору, мчалась сюда на таксомоторе, захватив энную сумму
денег для ребяток-умельцев из аварийной службы.
Умельцы прибыли первыми. Они поизучали вид сверху, вкусно поматерились,
перекурили, не обращая внимания на суетящегося Стасика. В те трудные для
его самолюбия минуты он являл собой жалковатое зрелище: зачем-то бегал,
чего-то у кого-то просил, куда-то звонил и не дозванивался, потому что не
соображал, чей номер накручивает. Короче, процесс расстройства сознания,
похоже, продолжался. Если бы Стасика увидела Кошка, привыкшая к образу
супермена, джентльмена, вообще "мена", то есть мужчины, она бы немедля
выполнила свою вчерашнюю полуугрозу. Или, точнее, свое предложение по
поводу последнего "прости" провела бы в жизнь, выражаясь языком протокола.
Да и каким языком выражаться в подобной ситуации? Только протокольным,
только языком казенных бумаг...
Мамуля в отличие от неведомой ей Кошки за двадцать лет видала Стасика
всяким. Поэтому она тут же включилась в действие, сунула туда-сюда
того-сего, и вот уже двое "менов" из "аварийки", по-прежнему - но уже
довольно - матерясь, лениво разделись, полезли в сентябрьскую водичку,
завели троса под брюхо утопленнице, вылезли на сушу и мгновенно получили
от мамули бутылочку согревающего питья: она, оказывается, и это заранее
предусмотрела, умница.
Кто-то главный прокричал: "Вира помалу!" - крановщик в кабинке "МАЗа"
потащил на себя рычаг, и морковное авто Стасика с сильно помятым передком
с длинным бульком вынырнуло из Яузы, качаясь, зависло над черной гладью, и
из него низвергся водопад, подобный, быть может, Ниагарскому, если бы он
так скоро не иссяк.
Все-таки небольшой емкости машины делают наши автомобилестроители, мало
воды в салоне помещается...
Но как бы мало ее ни было, как бы Стасик ни волновался, как бы ни
пребывал в раздрызганных чувствах, в расстроенном сознании, а все же
заметил, как вместе с водой выпорхнули из родного салончика, с правого
сиденья, солнечные очки с дефицитными стеклами "Поляроид"...
Короче говоря, "аварийка", осыпанная щедротами мамули, отбыла в свои
аварийные края, любопытствующие граждане мирно разошлись, и тогда
инспектор ГАИ Валериан Валерианович Спичкин, терпеливый старший лейтенант,
который всю церемонию до конца высидел, остановил свободного таксиста и
уговорил его подцепить промокший автомобильчик и дотащить до Сокольников,
благо недалеко.
- Двигатель в порядке, - сказал Спичкин, приоткрыв покореженный капот и
изучая в кои-то веки помытые внутренности машины. - Составите калькуляцию
на "жестянку" и "малярку", я тут вчерне вам прикинул, не шибко дорого, а
точнее вам страховики сосчитают, и катайтесь себе на здоровье... А к врачу
зайдите. Хорошо, вы в реку, а если б в дом?..
- Что в дом? - слабым голосом спросил Стасик, который, видать по всему,
напрочь вырубился из суровой действительности.
И толковый Спичкин это понял, подтолкнул Стасика к морковному инвалиду
автолюбительства, ласково пошептал на ушко:
- Вам жена объяснит. А пока - до свидания.
- До какого свидания? - встрепенулся Стасик. Он не хотел видеться со
Спичкиным, он хотел забыть его, как сон, как утренний туман.
- Права заберете, актик подпишете, завтра, завтра. - Спичкин уговаривал
Стасика, как малого ребенка, а сам все подмигивал Наталье, все щекой
дергал: мол, включайтесь, гражданка, не видите, что ли - сознание у
человека так и не врубилось.
- Поехали, Стае, - заявила Наталья и решительно, не боясь запачкать
платье, уселась в "жигуль".
Таксист газанул вхолостую, рявкнул движком, напоминая о том, что
времени у него - в обрез, торопился в парк, искра, вот-вот в землю уйдет,
тормозная жидкость на исходе.
И тогда Стасик неуверенно сказал:
- Я не могу.
- Что не можешь? - спросила Наталья.
- Я не могу ее вести. Я боюсь.
- Вы только рулить будете. - В голосе Спичкина слышались нетерпеливые
нотки: клиент ему сильно надоел.
- Я боюсь. Я в нее не сяду! - уже твердо заявил Стасик и пошел прочь,
пешком, в сгущающийся сумрак, не оборачиваясь, - уже подсохший, но еще
жалкий, в одних носках, поскольку туфли по-прежнему цепко держал в правой
руке.
- Стае, куда ты? - крикнула из машины Наталья.
- Домой, - донеслось из тьмы.
- Эх, пропадай моя телега! - простонародно выразился инспектор Спичкин,
сбегал к своей "тачке", запер ее и уселся за руль рядом с мамулей. -
Погоняй! - крикнул он таксисту.
Видно, проснулось в нем что-то давнее, деревенское, сермяжное, если
протокольную милицейскую терминологию сменил он на стилизованную
конно-извозчичью.
Через минуту они догнали споро шагающего Стасика, притормозили рядком,
и Наталья жалобно попросила:
- Ну, Стае, ну, поедем... Видишь, товарищ милиционер за рулем. А ты
назад сядешь. Или хочешь - в такси?
- Никогда! - сказал Стае. Голос его гремел, как и до аварии, уверенно,
сочно и орфоэпически грамотно. - Никогда! Я не сяду в машину! Все!
Кончено! Хочешь - назови меня трусом! Но молю тебя: езжай скорее! Я пойду
пешком! Я хочу идти пешком! - выдал серию восклицаний и припустил, и
припустил, прижимая драгоценные туфли к грязной рубахе.
- Вы завтра к врачу не забудьте, - озабоченно сказал Спичкин,
внимательно следя за скоростными маневрами таксиста. - Мало ли что...
- Конечно, конечно, - закивала Наталья, но, немедля вспомнив о том, что
друг-психоневролог Игорь греет пузо в городе Сочи, осторожненько
поинтересовалась: - А у вас нет своих врачей? Специальных... - Тут она
вспомнила читанное в многочисленных детективах и завершила: -
Судмедэкспертов...
- Есть, конечно, - охотно пояснил инспектор, - целый институт вон,
имени товарища Сербского, знаменитого доктора. Но в случае с вашим
супругом институт ни при чем.
- Это почему? - возмутилась Наталья, соображая, кого можно подключить,
кому звякнуть, кому о себе напомнить, чтобы популярный судебный институт
взялся за Стасика и быстро привел его в "статус кво".
- Нет состава преступления, - властно и неопровержимо подвел итог
Валериан Валерианович. - Уголовный кодекс РСФСР не учитывает
самопроизвольные падения в реку Яузу при отсутствии наличия преступных
моментов. Обратитесь к районному врачу...
В.В.Спичкин довез разбитые "Жигули" до кооперативного небоскреба в
Сокольниках, запарковал их на стоянку перед домом, галантно отдал честь и
попрощался с Натальей.
- Всего вам наилучшего, - сказал он, и это были последние слова,
произнесенные старшим лейтенантом в нашем повествовании. Больше он здесь
не появится, поскольку дело свое сделал.
Прежде чем перейти к описанию последующих - наиудивительнейших! -
событий, автору хотелось бы обратить ваше внимание на такой
незначительный, опять-таки арифметический факт. От момента выезда Стасика
со двора (то есть с первых строк повести) до его красивого полета в реку
на аппарате тяжелее воздуха прошло всего минут двадцать - двадцать пять.
Каждый, кто ездил от Сокольников до известной автолюбителям бензоколонки,
тут же подтвердит этот единственно возможный срок, даже учитывая время на
заправку. А составление протокола, осмотр Стасика врачом "скорой помощи",
его броуновские метания с импортными баретками вокруг места аварии, приезд
крана с умельцами, их дипломатические переговоры с мамулей, подъем седана
со дна речного и, наконец, перегон его к дому Политовых - все это заняло
никак не менее четырех часов. Но если считать постранично, построчно, по
тому, как все описано, то получится явный перекос в сторону ничтожных
двадцати минут. Вот они - парадоксы литературы! Правы скептики,
утверждающие ее оторванность от реалий бытия!..
А засим вернемся к Стасику.
Он явился домой минут через сорок после мамули - грязный, умученный, но
на удивление тихий.
Наталья, изнервничавшаяся в ожидании, накрыла, как умела, стол, бутылку
коньячка "Бисквит" из бара достала, думала - от нервов, а Ксюху заставила
выдраить ванну, чтобы немного стерилизовать мужа и отца. Ксюха, тоже
полная раскаяния, выдраила эмалевую емкость с остервенением, полбанки
"Гигиены" для любимого папы не пожалела. А когда папа вошел в квартиру,
можно сказать, босой, поскольку эластичные носочки не выдержали долгого
контакта с московским асфальтом, то, ни секунды не промедлив, бросилась
наполнять ванну, взбивать в ней бадусанную пену и полотенце принесла
чистое, Стасикино любимое, белое с красным клоуном по имени Бозо: такая
над клоуном надпись имелась, скорей всего - имя.
- Как ты добрался? - задала глупейший вопрос Наталья, забирая у мило
улыбающегося мужа дорогие ему ботиночки и ставя их в угол прихожей.
Задала она вопрос и сама себя укорила: дура-баба, добровольно
нарываешься на легкое хамство, считающееся в их доме тонкой иронией. В
обычное время Стасик ответил бы так: "Пешком!" И интонация была бы
соответствующей: мол, каков вопрос, таков ответ.
А сейчас он сказал непривычно тихим голосом:
- Спасибо, Наташенька, хорошо. Было тепло, и ветер тихий... Хорошо бы
помыться! Можно?
- О чем ты спрашиваешь? - закудахтала Наталья, захлопала крыльями,
начала расстегивать Стасику рубаху, стаскивать ее с могучих плеч. - Ксюха,
как ванна?
- Готова! - Ксюха тоже удивлялась странному поведению папочки, но виду,
гордая, не показывала. Стояла, прислонившись к стене, с независимым
взглядом, но и - с легкой красочкой сочувствия на лице: глубоко в глазах,
в чуть опущенных уголках губ... Папина дочка...
- Спасибо, Ксюшенька, спасибо, родная, - нежно повторял Стасик, вылезая
из джинсов, снятых с него Натальей, перешагивая через штанины и идя в
ванную комнату. - Спасибо, мои дорогие, за все, спасибо за то, что вы у
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг