все равно вызвал огонь на себя. Проклятая инерция!..
Наталья сидела, уперев локти в стол, положив на ладони подбородок,
смотрела в окно, за которым - с двенадцатого-то этажа! - видно было только
синее небо, проколотое крохотной сувенирной иглой Останкинской телебашни.
- Ты всем хорош, Стасик, - подтвердила вроде бы Наталья, не отрываясь
от скудного заоконного пейзажа. И не понял Стасик - он вообще иной раз не
понимал жены, не умел, тщился понапрасну! - то ли она всерьез говорила, то
ли издевалась. Но тон ровный, слабый до умеренного. - Ты настолько хорош,
что тебя можно выставлять в музее. Впрочем, твои карточки продаются в
газетных киосках: так сказать, облагороженные "кодаком" копии... Я видела,
как их покупают...
- "Каштанки"? - Стасик сделал тактический ход: решил подставиться,
уступить в малом, чтоб не развязывать большой ближний бой.
Но жена вопреки ожиданиям Стасика на приманку не клюнула.
- "Каштанки", - согласилась она. - Да черт с ними! Вот они дуры, они, а
не Ксюшка. Они не знают, что оригинал не сравним с копией. Копию можно в
рамочку вставить, на стенку повесить, а с оригиналом надо жить.
- Что, со мной жить нельзя, что ли? - уже всерьез начал обижаться
Стасик.
Он-то знал, что жить с ним можно, и даже спокойно; многие, во всяком
случае, пошли бы на сей подвиг, ликуя и трубя. Потому и начал обижаться,
что не терпел ложных обвинений. Правду-матку - это, пожалуйста, это он
стерпит и еще подыграет, поерничает. В одной из пьесок, где он сезона три
лицедействовал, лукаво пелось: "Пускай капризен успех. Он выбирает из тех,
кто может просто посмеяться над собой". Отдадим должное Стасику: он умел.
А Наталья на него клеветала, дело ясное:
- Трудно жить. Род подвижничества.
- Разведись. Пожалуйста!
- Не хочу.
- Где логика?
- Логика в том, что я тебя люблю. Но это тяжкая работа... Хочешь, я
угадаю, что ты сейчас скажешь? Хочешь?.. Из Пастернака: "Любить иных
тяжелый крест..." Ты предсказуем, Стасик, я могу тебя прогнозировать в
отличие от погоды без ошибок. Я знаю, как ты поступишь в любом случае, за
двадцать лет назубок! Я даже к твоему актерству привыкла. А Ксюха -
максималистка. С Ксюхой играть не надо. Она не я и не твои "каштанки", -
не удержалась, ехидная, подпустила-таки шпильку.
И Стасик немедленно воспользовался просчетом жены, захапал инициативу в
свои руки.
- Да, я знаю, что ты обо мне думаешь: я зануда, я тиран, я домашний
склочник, я постоянно кого-то играю, а когда бываю сам собой - так это
невыносимо для окружающих. Только как же ты со мной двадцать лет живешь?
Куда смотрела, когда в загс шла?
- Ты тогда другим был.
И это ложь! Когда они с Натальей познакомились, он уже учился в
театральном, уже премьерствовал в учебном театре, и Наталью-то он брал в
основном то Чацким, то князем Мышкиным, то физиком Электроном из модной
пьесы - не впрямую, конечно, а в собственной интерпретации, не буквой
роли, но духом ее, дыханием, тем таинственным и властным флером, который
окружает любого классического героя.
Стасик очень хотел быть классическим героем, и у него получилось.
И теперь он обозлился по-настоящему: и на жену и на дочь. Да, он вправе
называть себя тираном, занудой, домашним склочником, Актером Актерычем, но
они-то пусть помалкивают, не поддакивают ему с серьезным и трагическим
видом, а возражают утешительно: мол, преувеличиваешь, старичок, излишне
самобичуешься, эдак некрасивые рубцы на красивом здоровом теле останутся и
красивый здоровый дух заметно поослабнет...
- Вздор! - посему и заорал Стасик, порывисто убегая из кухни в спальню;
время уже вовсю подпирало: пора, брат, пора... - Чушь собачья! Не был я
другим! И не буду! Поздно! Поняла? Хочешь - живи с таким, не хочешь -
гуляй по буфету. Арривидерчи, Рома! - Этими "буфетами" и итальянскими
крылатыми словами Стасик, хитрый дипломат, Талейран доморощенный, _снижал_
ситуацию. Орать орал, злиться злился, но контролировал ход ссоры, думал о
последствиях.
И параллельно поспевал одеваться: мокасины, джинсы, рубаху - импортную
кожу для выставок и вывесок.
- Все! К черту! А этой дуре передай, что она дура! Хочет замуж -
скатертью дорожка!..
И хлопнул дверью.
Не слишком сильно, не чересчур.
И вот сейчас, жарким сентябрьским вечером, катясь мимо роддома номер
один, где некогда явилось на свет прелестное создание по имени Ксения,
ручки с перевязочками, ножки пухленькие, глазки мамины, носик папин, в
кого только выросла - о дочь моя, ты вновь меня порочишь! откуда
цитатка?.. - постояв на светофоре у Электрозаводского моста и нырнув в
узкую и почти безмашинную трубу Яузской набережной, двигаясь по ней с
дозволенной скоростью сорок км в час, Стасик с грустью думал, что в его
отлаженной, как дорогие швейцарские часы "Роллекс", жизни происходят
какие-то не предусмотренные им самим сбои, слишком большую силу забрали
предлагаемые обстоятельства, давят со всех сторон, загоняют в угол бедного
актера.
А он и вправду бедный.
Бе-едный, говорит Кошка, тянет слово с "жалистной" интонацией, отчего и
впрямь начинаешь чувствовать себя несчастным сиротинкой, но не брошенным,
не брошенным, поскольку есть кому пожалеть.
Впрочем, Кошка в последнее время подраспустилась, тоже все с
претензиями лезет, то ей не то, это ей не это. Слишком распотакался...
Но почему, почему, почему - миллион, миллион, миллион почему - им все
недовольны? Прикинем плюсы. Хорош собой, здоровьем крепок - это не для
Ксюхи с Натальей, им до лампочки, это для Кошки. Но еще - всегда спокоен,
легок в общении, терпим к бытовым катаклизмам, если они в пределах нормы.
А кто ее установил? Он, Стасик, ее и установил. Кого она не устраивает?
Отзовитесь, горнисты!.. И со всех сторон горнисты тут же дудят: обед
невкусный - ты ворчишь, рубаха не выглажена - ты мерзко саркастичен, к
тебе опаздывают на свидание минут на десять - выговор опоздавшей, по
телефону долго говорят - не для этого его изобретали, в кино зовут, в
ресторацию - ты устал, ты выжат, как цитрусовая кислятина... И т.д., и
т.п., и пр., и др.
На взгляд Стасика, мелочи быта. Любящий человек должен пройти мимо и не
заметить. Не капать на мозги. Не превращать жизнь в сослагательное
наклонение: "Ах, если бы ты не..." Если бы ты не занудствовал. Если бы ты
не придирался по пустякам. Если бы ты не врал. Если бы ты не кричал на
всех почем зря...
А теперь новое: "Если бы ты не актерствовал!.." Это актеру-то
говорят!.. Выходит, быть самим собой? Занудой, придирой, вруном, крикуном?
Опять с логикой накладка... Куда ни кинь - всюду клин, как написано в томе
пословиц и поговорок, собранных В.И.Далем, в любимой книге Стасика
Политова, которую он цитировал по всякому случаю, считая, что ничего
нового изобретать не стоит, русский народ все афоризмы давно изобрел.
И такой изобрел: горбатого могила исправит. Мрачновато в смысле
перспектив, но точно. Будет Стасик лежать в длинном красном ящике, утопая
в цветах, будет улыбаться тихо и благостно, будет помалкивать, внимательно
прислушиваясь к происходящему из горних высей, а все вокруг станут рыдать
и органично выдавливать сквозь горловые спазмы красивые слова о том, что
покойник, то есть Стасик, был кристальной души человек, что он за свою
недолгую, но полную свершений жизнь мухи не обидел, что потеря для
театральной общественности, для близких и родных невосполнимая.
- О горе мне, о горе! - восклицал, кажется, старец Лир. А может, и не
Лир, Стасик подзабыл.
И что характерно: никто про горб не вспомнит...
По бурному фарватеру Яузы вровень с седаном Стасика неслась хлипкая
моторочка, деревянная распашонка с тяжелым движком на корме. Около движка
сидел красномордый мужчина в пиджаке на голое тело, махал Стасику рукой и
что-то кричал. Стасик приспустил стекло, высунул голову.
- Хошь, обгоню? - куражился мужчина в пиджаке. - На тебя ГАИ есть, а на
меня - фиг!
И действительно, дернул в движке какую-то веревочку, проволочку,
какой-то нужный рычажок сдвинул, и понеслась, качаясь, лодочка по
Яузе-реке, быстрее ветра и уж, во всяком случае, быстрее нервного Стасика,
которому обязательные сорок км - прямо нож острый. И такое превосходство
водного транспорта Стасик стерпеть не смог, прижал акселератор, нарушил
ПДД, ввергнул в пучину опасности талон предупреждений, и без того весь
исколотый, весь, скажем образно, в кружевах, как оренбургский пуховый
платок.
Подняв скорость до семидесяти км, Стасик легче легкого обогнал яузского
ковбоя и к случаю вспомнил слова Кошки, временно любимой Стасиком женщины:
- Тебя погубит спешка, - так, значит, считала Кошка.
Еще один недостаток, автоматически отметил Стасик и приплюсовал его к
вышеперечисленным. Список рос. И вот вам пример двойственности, или,
говоря научно, дуализма психической структуры современного сапиенса: с
одной стороны, весь список Стасик считал пустым и несерьезным, как
выеденное диетическое яйцо, а с другой - довольно-таки волновало его такое
пристальное внимание к своей особе со стороны окружающей публики.
Когда Кошка сказала про спешку, они со Стасиком как раз переругивались
по пустячному поводу и до того допереругались, что в полном раздрыге
покинули однокомнатную квартирку у метро "Аэропорт", которую Стасику время
от времени доверяли в долг.
А на самом деле Кошку звали Катей, и она, представляя широкие круги
переводческой общественности, синхронно переводила французские фильмы для
узкого круга общественности кино. Однажды две общественности столкнулись в
проекционном зале "Мосфильма", и после просмотра Кошка оказалась в машине
Стасика. Совершенно случайно им было по пути: она жила в Ясеневе, он - в
Сокольниках. Для тех, кто не знает сложной географии столицы, поясняем:
эти замечательные районы расположены в абсолютно разных концах города.
Впрочем, "по пути" - понятие растяжимое. Давайте иметь в виду жизненный
путь...
Моторка застряла где-то у шлюза. Стасик прервал бессмысленную гонку и
поехал по правилам дорожного движения, вспоминая и анализируя ссору с
Кошкой, которая имела место быть не далее как вчера.
Кошка на сей раз вопреки прозвищу отнюдь не желала гулять сама по себе.
В свои двадцать семь она однажды сходила замуж, побыла там пару лет и ушла
обратно, как говорят художники слова, на вольные в личном плане хлеба. Но
совсем вольные хлеба ее не прельщали, они родились скверно, их следовало
сеять, удобрять, поливать, жать, молотить - что там еще с хлебами делают?
- а Кошка, хорошо зная французскую речь, больше ничего в жизни не умела.
Но на языке королевы Марго она говорила часов пять-шесть в сутки, восемь -
спала, два часа - на еду и макияж, еще два - на общение с родителями,
которые были довольны профессией и заработками Кошки, но отнюдь не ее
бытом. Итак, складываем: шесть плюс восемь плюс два плюс два. Равняется
восемнадцати. Двадцать четыре минус восемнадцать - остается шесть. Как
занять шесть часов интересной женщине, незамужней, в меру умной, в меру
требовательной, пьяных компаний и алкогольных напитков не уважающей?
Думаете, легко? Думаете, возможностей навалом? Ошибаетесь!..
Волей-неволей и появляются Стасики...
Хотя Стасик - совсем не худший вариант.
Можно даже сказать, что он по-своему любил Кошку: привык к ней,
притерся за три с лишним месяца развития романа. Сразу оговоримся, что три
месяца для Стасика - срок фантастический, он естественно предполагает
именно привыкание и притирание, а Стасик в своих романах с "каштанками" не
позволял себе ни того, ни другого. У него имелись мамуля и Ксюха, это был
тыл, прочный и надежный, и легкомысленно предавать его, далеко отрываться
от него ради сомнительных военных побед Стасик не желал. Коли уж мы
заговорили языком штабов и ставок, то Стасик из всех военных действий
предпочитал или активную разведку (прокрались, проползли, захватили,
разговорили, забыли), или лихие кавалерийские наскоки (налетели, окружили,
закрутили, завоевали, протрубили победу, ушли в тыл). С Кошкой почему-то
получилось иначе. Скажем так: взяв высоту, Стасик терпеливо удерживал ее
вот уже три месяца и не выказывал желания сдать ее... кому?..
предполагаемому противнику.
И поскольку дело перешло в привычку, как уже отмечено, то добавим еще
красочку к характеру Стасика: не любил он менять привычек. Приобретать
новые тоже не терпел, верно, но коли уж так случилось...
Кстати, почему так случилось, Стасик не мог объяснить ни себе, ни
Кошке, которая тоже время от времени интересовалась загадочной природой
чувств Стасика. То ли бдительность потерял, то ли французский фильм был
удачным, то ли тогдашний май теплом радовал, но случилось - и все. И не
станем в том копаться, ловить рыбку в мутной водичке предположений. Примем
как данность. Тем более, нам важно не то, почему Стасик прикипел нежным
актерским сердцем к домашней натуре Кошки, а почему он с ней вчера
поругался.
А поругался он с ней опять-таки из-за глупых женских претензий. Времени
было в обрез. Ленка дала ключ до пяти, а в пунктуальности Ленке не
откажешь: ровно в пять Стасик должен был выметаться из квартиры и опустить
золотой ключик в почтовый ящик на двери. В пять пятнадцать - четверть часа
форы! - Ленка достанет его из ящика, сорок пять минут на сборы-хлопоты, а
в восемнадцать ноль-ноль - в театр. Ленка горела в том же очаге культуры,
что и Стасик, играла деловых женщин средних лет.
Но о Ленке впоследствии...
Так вот, Стасик встретил Кошку у метро "Аэропорт" где-то около трех, и
на все про все у них оставалось меньше двух часов. И Кошка, узнав сие,
вместо того чтобы срочно пасть в объятия любимого мужчины, начала нудно и
долго выяснять отношения.
Стенограммы беседы, естественно, не велось, но примерный смысл ее
Стасик легко восстановил, подруливая к бензоколонке напротив
Андрониковского монастыря, отдавая бензодаме кровную десятку и наблюдая,
как дрожит, переливаясь, воздух на выходе из заправочного пистолета.
Очень, знаете, хорошо вспоминаются разные личные пертурбации, когда
глядишь на это призрачное дрожание, на эти игры рефракции, на эти приятные
эффекты из школьного курса оптики...
Кошка говорила примерно так:
- Я устала, Стасик.
А Стасик, нервничая и поглядывая на часы, соответственно спрашивал:
- От чего это, интересно знать, ты устала?
А Кошке на быстротекущее время было плевать. Кошка, не будучи ни
актрисой, ни даже диктором на радио, тем не менее играла в тот момент роль
"соблазненной и покинутой" - был, помнится, такой заграничный фильм,
который, не исключено, Кошка и переводила.
Эффект театральной игры в реальной жизни, вне сцены, известен давно. О
нем писал непризнанный гений Николай Евреинов в трехтомном труде под
названием "Театр для себя". Стасик сей труд осилил и немало из него
почерпнул.
Не для театра, но для себя.
И он легко понимал, например, что стоит за такой репликой Кошки:
- Я устала ждать, Стасик. Устала постоянно смотреть на часы, на
телефон, по которому ты не звонишь, на дорогу, по которой ты не едешь.
Устала...
Красиво сказано, отметил Стасик, но весьма банально. Стоило снизить
пафос.
- Во-первых, я постоянно звоню. Во-вторых, я регулярно приезжаю.
В-третьих, ты знаешь, в каком сумасшедшем темпе я живу.
Разговор этот в общем-то возникал не впервые и в сути своей успел
надоесть Стасику. Если честно, он даже подумывал про себя: а не пора ли
финишировать? Но - великая сила привычки!
И уж больно хороша была Кошка: всем удалась!
Поэтому он стерпел и такое:
- Если я тебе мешаю, скажи. Я пойму.
- Мне нечего тебе говорить, - сквозь зубы, уже взвиваясь, однако, и
паря под потолком, ответил Стасик. - Ты все преотлично знаешь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг