Сергей Александрович Абрамов
Неформашки
Фантасмагория
---------------------------------------------------------------------
Книга: С.Абрамов. "Новое платье короля". Повести
Издательство "Молодая гвардия", Москва, 1990
Художник М.Туровский
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 марта 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Умнов легко повернул руль, плавно вписался в поворот - и сразу ветер
ворвался в салон, чуть смазал по физиономии, но тут же высвистел обратно -
на волю: где ему, слабому до умеренного, с быстрым Умновым тягаться!
"Хорошо, иду, - разнеженно подумал Умнов. - Мир прекрасен, времени у
меня - навалом, целый отпуск, скорость - за сотню, движок фурычит как надо,
есть в жизни счастье".
Подумал он так опрометчиво и немедленно был наказан.
Из придорожных кустов споро выпрыгнул на шоссе бравый партизан-гаишник,
таившийся до поры в глухом секрете, взмахнул полосатой палкой, прерывая
безмятежное счастье Умнова, которое, кстати, он сам и сглазил. Умнов злобно
вмазал по тормозам, вырулил на обочину, слегка про себя матерясь, достал из
кармана техпаспорт, права, журналистское могучее удостоверение - это на
крайний случай, и вышел из машины.
Партизан тут как тут.
- Инспектор ГАИ Др-др-др, - невнятно представился он, - позвольте
документики. - Но козырнул, но обаятельно улыбнулся, но сверкнул золотым
красивым резцом, серебряным капитанским погоном, начищенными пуговками.
Одно слово - металлист.
- А собственно, в чем дело? - не без высокомерия, но и без хамства
спросил Умнов.
- А собственно, ни в чем. Простая проверка с целью выяснения точного
статистического баланса, - опять козырнул, явно довольный научной фразой.
- Выясняйте, - успокоился Умнов, поняв, что его суперскоростные маневры
остались незамеченными.
Протянул права и техталон партизану, а удостоверение заначил. И впрямь:
незачем им зря размахивать, не для того выдано.
Партизан-капитан по имени Др-др-др документы внимательнейшим образом
изучил, вернул владельцу, спросил ласково:
- Далеко ли путь держите, Андрей Николаевич?
- На юг, - туманно объяснил Умнов. - На знойный юг, товарищ капитан.
Туда, где улетает и тает печаль, туда, где расцветает миндаль.
- Неблизко, - вроде бы расстроился капитан. - Ночевать где будете?
- Где бог пошлет.
- Дело-то к вечеру, - мелко и будто бы даже подобострастно засмеялся
капитан, - пора бы о боге и вспомнить.
- Вспомню, вспомню. Вот проеду еще часок и вспомню.
Честно говоря, Умнов недоумевал: с чего это представитель серьезной
власти таким мелким бесом рассыпается? С какого это ляда он советы
бесплатные раздает и в ненужные подробности вникает? Не нравилось это
Умнову. Потому спросил сухо и официально:
- Могу ехать?
- В любую минуту, - уверил разлюбезный капитан. - Только один вопросик,
самый последний: вы кем у нас по профессии будете?
- Журналистом я у вас буду, - сказал Умнов. - А также был и есть.
Теперь все?
- Все. Счастливо вам, - и помахал Умнову своим черно-белым скипетром.
Но вот странность: садясь в машину, Умнов увидел в панорамном зеркале
заднего обзора, как льстивый капитан достал карманную тайную рацию и что-то
в нее быстро наговаривал, что-то интимно нашептывал, то и дело поглядывая
из-под козырька фуражки на умновский "Жигуль".
"По трассе передает, сучара, - озлился Умнов. - Чтоб, значит, пасли
меня, конспираторы рублевые. А вот фиг вам!"
И резко газанул с места, не пожалел сцепления - только гравием из-под
колес выстрелил.
А за поворотом, за длинным и скучным тягуном, за невысоким дорожным
перевалом вдруг открылся Умнову славный городок, прилепившийся к трассе,
нежный такой городок - с церковными игрушечными куполами, со спичечными
коробками новостроек, с мокрой зеленью садов и парков, с какой-то положенной
ему промышленностью в виде черных труб и серых дымов, открылся он опешившему
Умнову в недальнем далеке, километрах эдак в пяти, видный как на ладошке,
закатным солнцем подсвеченный, будто нарисованный на теплом лаке палехскими
веселыми мастерами.
Что за наваждение, банально подумал Умнов, притормаживая на
подозрительно пустом шоссе и доставая из дверного кармана надежный "Атлас
автомобильных дорог СССР". Отыскал нужную страницу, нашел на плане проезжее
место. Впору и лоб перекрестить, нечистого отогнать: не было на плане
никакого подходящего городка. Было большое село Колесное - его Умнов полчаса
назад миновал. Было село поменьше с обидным названием Папертники - до него
еще километров двенадцать пилить. А между ними - пустота, простор, русское
поле, а если и есть что-то жилое, так столь малое, ничтожное, что "Атлас" им
пренебрег... Новый город, не успели внести его в картографические анналы? Да
нет, вздор, города - не грибы, растут куда медленнее, да и "Атлас" - свежий,
только-только изданный, Умнов его как раз перед отпуском приобрел.
Так что же это такое, позвольте спросить?
Мистика, легко решил Умнов, поскольку городок - вот он, милейший, а
"все врут календари" - о том еще классик писал. Да и кому, как не Умнову,
сорокалетнему газетному волку, о "календарном" вранье знать? Ошибся
художник, отвлекся наборщик, у редактора сын трудно в институт поступал, у
корректора зуб мудрости ломило - теперь только читатели ошибку и словят. А
читатели у нас - народ боевой, грамотный, к эпистолярному жанру весьма
склонный, за ними не заржавеет. Ждите писем, как говорится...
Пять километров - пустое дело для "Жигуля". Умнов их за три минуты
одолел.
Городок назывался Краснокитежск, о чем Умнов прочитал на красивой
бетонной стеле, установленной на городской границе заботливыми отцами
славного Краснокитежска. А возле нее прямо на шоссе, а также на обочинах, на
прибитой пылью траве, на том самом русском поле, означенном в "Атласе" и
усеянном не то клевером, не то гречихой, не то просто полезной муравой,
шумела, колыхалась, волновалась пестрая толпа. Строем стояли чистенькие
пионеры в белых рубашках и глаженых галстуках, вооруженные толстыми букетами
ромашек и лютиков. Замер в строгом каре духовой оркестр - все в черных
смокингах, груди зажаты крахмальными пластронами, на воротнички присели
легкие бабочки, солнце гуляло в зеркальных боках геликонов, валторн,
тромбонов и флюгель-горнов, медное солнце в медных боках. Радостные жители
Краснокитежска, празднично одетые, ситцевые, льняные, джинсовые,
нейлоново-радужные, коттоново-пастельные, приветственно махали - вот
бред-то, господи спаси! - Умнову и кричали что-то лирично-эпическое,
неразличимое, впрочем, за шумом мотора. А впереди всех, отдельной могучей
кучкой попирали землю начальственного вида люди - в строгих костюмах серых
тонов, при галстуках, а кое-кто и в шляпах, несмотря на июльскую дневную
жару.
Волей-неволей Умнов - в который уж раз за последние минуты! -
затормозил, заглушил двигатель, неуверенно вылез из машины. И в ту же
секунду оркестр грянул могучий туш, скоро и плавно перетекший в грустный
вальс "Амурские волны", толпа горожан нестройно грянула "Ура!", а
начальственные люди исторгли из своих рядов тоненькую диву в сарафане и
кокошнике, этакое эстрадно-самодеятельное порождение все того же русского
поля, прелестную, впрочем, диву с рушником в протянутых ручонках, на коем
возлежал пухлый каравай и солонка сверху. Дива улыбалась, плыла к Умнову,
тянула к нему каравай. Умнов машинально вытер мигом вспотевшие ладони о
джинсы, столь же машинально шагнул вперед, потеряв всякую способность
что-либо понимать, что-либо здраво оценивать и делать толковые выводы из
предложенных обстоятельств. Его хватило лишь на искательно-кривую улыбочку и
виноватое:
- Это мне?
Вам, кивнула дива, вам, кому ж еще, ведь нет никого рядом, и Умнов,
вспомнив многократно виденный по телевизору ритуал, отломил от каравая
кусочек, макнул в соль и сунул в рот. Было невкусно: чересчур солоно и
прогоркло, но Умнов честно жевал, а оркестр уже наяривал любимые страной
"Подмосковные вечера", толпа ликовала и веселилась, а один из серых
начальников достал из кармана сложенные вчетверо листки, развернул их,
достойно откашлялся и повел речь.
- Мы рады приветствовать вас, дорогой товарищ Умнов, - складно нес он,
- в нашем небольшом, но гостеприимном и славном трудовыми традициями древнем
Краснокитежске. Вы въезжаете в город, труженики которого работают сегодня
уже в счет последнего года пятилетки. Немного статистики к вашему сведению.
В нашем городе каждую минуту выпускается семь целых и три десятых метра
пожарного рукава, одна целая и семь десятых детских двойных колясок, сто
пятьдесят шесть краснокитежских знаменитых чернильных приборов, семь
радиоприемников второго класса, два и шесть десятых складных велосипеда,
двести тридцать четыре подгузника и так далее, список этот можно продолжать
долго. Еще радостный факт. Потребление алкоголя в нашем городе на душу
населения за отчетный период снизилось с пяти целых и тридцати трех сотых
литра в год до нуля целых одной десятой, а наркоманов у нас не было и нет.
Теперь что касается сельского хозяйства...
Но Умнов уже не слушал. Он напрочь отключился от суровой
действительности и думал не менее суровую думу. Что происходит, граждане?
Проще всего предположить, что он спит и видит странный сон из современной
жизни. Но Умнов был суровым реалистом и никогда не верил в разного рода
сверхъестественные явления типа парапсихологии, телекинеза или снов наяву.
Куда доступнее классическая идея: его приняли за другого. Так сказать, к нам
едет ревизор. Но и тут осечка: серый начальник ясно назвал его, Умнова,
фамилию, да еще с приложением "дорогой товарищ". Это-то ясно: высланный в
ближний дозор партизанский капитан по рации сообщил данные об Умнове. Но
зачем? Зачем?! И вообще, откуда взялся на пути этот город, который гордится
двумя сотнями подгузников на душу населения? Нет его на карте, нет! Призрак!
Фантом! Бред!..
- ...и поэтому жители Краснокитежска будут особенно рады видеть вас,
Андрей Николаевич, гостем нашего города, - донесся до Умнова зазывный финал
речи серого начальника.
И все зааплодировали, пионеры сломали строй и понесли Умнову скромные
дары полей, откуда ни возьмись подрулил на желтом мотоцикле капитан
Др-др-др, подмигнул Умнову, как старому знакомому: мол, не тушуйся, москвич,
задавай вопросы, коли что неясно.
Неясным было все, и Умнов решился на вопрос.
- Позвольте, - сказал он, - я вообще-то польщен и тронут, но
одновременно недоумеваю: за что мне такая честь?
- Как за что? - деланно удивился серый начальник, и остальные серые
легонько усмехнулись, понимающе переглянулись: мол, скромен, конечно,
скромен гость, но и недалек, несообразителен, хотя и журналист столичный. -
Как за что, дорогой товарищ Умнов? Как подсчитали специалисты из городского
вычислительного центра, вы - десятимиллионный посетитель Краснокитежска, так
сказать, юбилейный гость нашего города. А это для нас - событие. Это для нас
- радость. И мы просим вас разделить ее вместе с нами.
Во-от оно что, понял наконец недалекий Умнов причину парадной встречи.
Вот ведь завернули отцы-основатели, вот ведь показуху устроили на ровном
месте, делать им больше нечего! Лучше бы выпускали свои подгузники и двойные
коляски, вместо того чтобы терять время собственное и проезжих
отпускников... Кстати, почему двойные? В смысле - на двоих! Интересная
мысль...
- Горд честью, - Умнов полностью пришел в себя, обрел потерянное
чувство юмора и, как ему показалось, овладел ситуацией. - Невероятно
благодарен, впервые участвую в столь необычной церемонии, но вынужден
отказаться от гостеприимства: спешу, спешу. Я через ваш город - проездом.
Серые начальники по-прежнему улыбались и понимающе кивали головами. У
настороженного Умнова даже мелькнула мысль, что он - пациент некоего
сумасшедшего дома, перед ним - синклит врачей, которые на дух не принимают
его доводы: чего взять с психа ненормального. Но, как и врачи-психиатры с
психом, серые начальники были терпеливы и вежливы с десятимиллионным
варягом.
- Мы все понимаем, дорогой Андрей Николаевич, но ведь дело к ночи. Вам
надо передохнуть, поужинать, а где это сделать лучше всего, как не в
Краснокитежске? Вас ждет номер люкс в гостинице "Китеж", товарищеский ужин и
небольшой концерт художественной самодеятельности. За него вот наша Лариса
ответственна, наш комсомол, смена отцов, - и серый начальник, единственно
говорящий за всех серых, отеческим жестом опустил длань на сарафанное плечо
дивы с караваем.
Дива скромно потупилась, но блеснули из-под ресниц глаза, но пообещали
они усталому Умнову грядущие краснокитежские тайны, пусть самодеятельные, но
ведь художественные, художественные, и дрогнул стойкий Умнов, сломался и
сдался. Да и то верно: ночевать все равно где-то надо.
- Ладно, - сказал Умнов, - уговорили. Весьма благодарен и счастлив от
нежданного везения. Это ж надо же - десятимиллионный!.. Куда ехать-то?
- А за нами, - сообщил серый начальник. - А следом.
И тут же невесть откуда сквозь расступившуюся толпу выехали на шоссе
три черные "Волги", три сверкающие лаком и никелем современные кареты, куда
скоренько скрылись все серые плюс "наш комсомол" по имени Лариса.
- Пожалуйста вам, - сказал капитан ГАИ, открыв настежь дверцу "Жигуля"
и приглашая Умнова занять положенное ему место водителя.
Умнов сел в машину, капитан мягко хлопнул дверью и отдал честь. Черные
"Волги" бесшумно тронулись одна за другой, и телефонные антенны на их
зеркальных крышах торчали стройно и гордо, как мачты флагманских кораблей.
Такая, значитца, парадоксальная ситуация: флагмана - три, а единица каравана
- умновская - всего одна. Замыкающим тарахтел капитанский "Урал".
Скорость была караванная, степенная: сорок кэмэ в час. Ликующая толпа
прощально махала процессии, счастливые пионеры стройно пели "Взвейтесь
кострами", а духовой оркестр - это Умнов в зеркальце углядел - шел крепким
строем позади мотоцикла, необъяснимым образом не отставая от него, и
наяривал дорогую всем людям доброй воли мелодию: "За столом никто у нас не
лишний". С легким ужасом Умнов отметил, что пионерский хор и оркестр звучат
не вразнобой, а вполне слаженно, унисонно, и это было еще одной загадкой
краснокитежского ареала.
Вот и найдено слово: ареал! Хорошее слово, иностранное, позволяющее
если не объяснить, то уж допустить многое. Согласитесь сами: ну что
сверхъестественного может произойти в обыкновенном пространстве,
ограниченном рамками районного масштаба? Ничего не может, это и голому ежу
ясно! А обзови это пространство ареалом - и, как сказал поэт, "глухие тайны
мне поручены", а философ добавил: "Ничему не удивляйся".
Не спеша проскочили одноэтажную окраину Краснокитежска, где пышным
цветом цвела индивидуальная трудовая деятельность. Прямо у дороги, перед
калитками и воротами, на табуретках, на стульях, на лавках были разложены
спелые плоды садов и огородов, всякие дудочки-сопелочки, кошки-копилки,
крашенные в несколько цветов корзинки из тонких прутьев, а также букеты
царственных гладиолусов и пряно пахнущей турецкой гвоздики.
Оркестр, отметил Умнов, заметно отстал, совсем исчез из виду.
Выехали на бойкую улицу, миновали универмаг, гастроном, кооперативное
кафе "Дружба", свернули в какой-то глухой переулочек и неожиданно очутились
на большой площади, где наличествовало мощное административное здание с
красным флагом на крыше, пара пятиэтажных близнецов неведомого назначения,
облезлая пожарная каланча - памятник архитектуры, еще один памятник - храм о
пяти куполах, кресты на которых отсутствовали, их оптом заменила мощная
телевизионная антенна. В центре площади гранитный Ленин указывал рукой на
свежий транспарант, на коем аршинными буквами значилось: "Наша цель -
перестройка".
Мельчает народ, ехидно и весело подумал Умнов. Небось вчера еще висело:
"Наша цель - коммунизм", а сегодня - попроще, поконкретнее... Но, кстати,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг