дождь не слишком мокрый, а коли сей парадокс вздорным покажется, то
выразимся иначе: не слишком холодный, не слишком колючий - обыкновенный
весенний дождик. Днем все кошки окрашены в разные цвета, а твоя серая таки
стервозная кошка-совесть нежно мурлыкает. Но когтей, заметим, не прячет,
пробует их, напоминая о себе...
Переоделся в рабочее трико, вышел в манеж.
- Привет, Тиль.
- Гутен морген, Данчик.
- Спасибо тебе за добрые слова об аттракционе.
- Не за что. Мы о нем еще поговорим - есть о чем. А пока приступай,
Данчик, трудись, номер плановый, его выпускать надо, а то с меня шкуру на
перчатки сдерут.
- Пожалеют, - сказал, чтобы что-то сказать. Влез на моноцикл, начал
раскидываться - рук не ощущал, тело как не свое, булава по запястью
ударила - болью в плече отдалось.
- Что с тобой, Данчик, не выспался?
- Пустяки, Тиль, сейчас разогреюсь.
Вроде раскидался, что-то получаться стало. Взял четвертую булаву, пошел
работать не торопясь, приноравливаясь к чужим еще рукам, но уже слушались
они, ловили, подкидывали, обретали ловкость. Увеличил темп -
раз-два-три-четыре! Что за черт, уронил булаву! Ничего, бывает. Тиль
молчит. Вновь начал бросать, побыстрее-побыстрее, поехал по кругу - опять
уронил. Повторим. Быстрее, быстрее, пошло, пошло - раз-два-три-четыре! -
еще быстрее! - раз-два-три-четыре! - вот так-то лучше! - раз-два-три...
Четвертая - на ковре.
Что происходит? Ничего особенного: как кидал неделю назад, так и нынче
идет. Мастерство, которое появилось недавно, исчезло начисто, остался
прежний среднекрепкий жонглер Шереметьев Д.Ф., штатная единица главка,
артист по имени Цирк. Кураж пропал.
- Сядь, Данчик, посиди с Тилем.
Послушался. Бросил булавы на арену, сел на барьер. Тиль вместе со
стульчиком развернулся к нему лицом, блокнотик закрыл, страницу
карандашиком заложил.
- Не спрашиваю, Данчик, что сейчас происходит. Хочу узнать, что, к
примеру, позавчера было?
А что позавчера было? Кидал отлично, мастерски работал, вот что было.
- Не знаю, Тиль, сам не могу разобраться.
- Прости старика за бестактность, Данчик, но нет ли здесь причины по
имени Оля?
Запомнил имя старый хрен, память как у мальчика.
- Какая, в сущности, разница, Тиль...
- Большая разница. От девушки Оли многое зависит.
Во дает! Дед Мороз и Снегурочка. Учитель и ученица. Старый колдун Тиль
подговорил свою юную воспитанницу малость поработать с нетвердым душой
материалом. Рассказ из серии святочных.
- Что же от нее зависит?
- Все, Данчик: твое настроение, твоя удача, твое дело. Ты от нее
зависишь, как пишут в газетах, целиком и полностью.
Забавный разговор получается...
- Именно от нее?
- В данном случае - от нее.
- Есть и не данный?
- Есть такое понятие - "вообще". Мы, мужики, вообще от женщин зависим.
Они все - волшебницы, Данчик, если, конечно, они - женщины, если не
потеряли они своей - Богом данной - волшебной силы среди кастрюль, в
магазинной толчее, на профсоюзных собраниях, в кабинетах начальников.
Многие не выдерживают, теряют ее, эмансипацией задавленные, да еще и
прикидываются, будто так и должно быть, будто женщина - не женщина вовсе,
а в первую голову инженер, ученый или там тракторист. И заметь, Данчик: не
инженерша или трактористка, а непременно в мужском роде, потверже,
пожелезнее. А на кой ляд миру ученые и трактористы, если женщины в нем
исчезают? Ты об этом думал, Данчик? То-то и оно, что не думал...
Конечно, не думал. А теперь сидел, слушал, размягченный, а Тиль журчал
тихонько и совсем не был похож на обычного ироничного и злого гномика: и
вправду уютный и добрый Дед Мороз. Только в калошах.
- А с чего они, Данчик, в трактористы-то подались? Разве от хорошей
жизни? Оттого, что настоящий мужик по нынешним временам - тоже редкость.
Настоящий мужик - он какой? Он до дела - зверь, он с себя тыщу потов
спустит, а дело на совесть выполнит. И нежный он, Данчик, хрупкий, и
только сверху - стальной. А внутри у него, под стальным кожухом, такая
субстанция, говоря научно, которая женской волшебной силе очень поддается.
И хорошая волшебница этой субстанцией легко управляет. Нас, Данчик, всю
жизнь женщины делать должны - с рождения до смерти, так природой наказано.
И противиться природе не следует, тебе это боком выйдет. Понял?
- Да разве я настоящий?
- Похоже на то. Все мы изначально настоящие, пока акушерка пупок ниткой
не перевяжет. А далее все от нас самих и зависит. Теряются мужики -
женщины исчезают. Они эмансипируются, мы феминизируемся. Все
взаимосвязано, Данчик, диалектика не врет.
- А что ж ты, Тиль, настоящей женщины не нашел? Бобылем век тянешь...
- Я нашел, Данчик, давно нашел. Только и потерял давно. Мою женщину,
Данчик, в девятнадцатом году в Иркутске интеллигентные мужички порубили.
Они-то себя настоящими считали, цветом империи"...
- Прости, Тиль, я не знал...
- Никто не знал, Данчик, я с тобой первым за много лет разговорился. А
прощения просить не за что: давно это было, почти забыл все.
- Сколько же тебе лет, Тиль?
- Много, Данчик, страшно много, со счета сбился... Ты вот что, сегодня
иди домой, отдохни, полежи, подумай. И завтра не приходи. Я загляну в
студию: тебя нет - значит, еще думаешь. А как надумаешь - явишься.
- Что надумаю, Тиль?
- А про Олю. Что хочешь, то и надумаешь, другого не выйдет. Все.
Встал, неторопливо сложил стульчик, ботинки в калоши втиснул, подхватил
портфель.
- Бон шанс, Данчик, всего наилучшего.
Дан не смотрел ему вслед, сидел, сгорбившись, на барьере, оперев о
колени локти - этакий бессмысленно сильный циркач с голубой картины
Пикассо.
Да только не было перед ним никакой девочки, тоненькой девочки на шаре.
И шара не было.
Дан - жонглер, а шар - типичный атрибут номера эквилибристов.
9
Вот и объяснил все мудрый Тиль, премудрый пескарик, который себя делал
сам - некому его делать было. А скорее всего ничего он не делал, забрался
в прочный футляр - тогда, в девятнадцатом, все застежки застегнул,
задвижки задвинул, жил по инерции, ибо ничего он не забыл с тех пор -
наговаривает на себя - одной памятью и существует. Портфель его - футляр,
калоши - футляр, блокнотик с монограммой... И никто с тех пор в тот футляр
не заглядывал - желания не возникало. Живет рядом старичок-боровичок,
засушенный цветок из гербария. "Как дела, Тиль?" - "Дела - лучше некуда!"
Спросили - ответил, не спросили - промолчал, тоже ладно, до обид ли ему,
когда все кругом в заботах захлебываются, а заботы, вестимо, наиважнейшие,
чуть ли не государственные: кому ставку не повысили, кто с женой полаялся,
у кого сын по химии пару схлопотал, кого вместо Киева на гастроли в
Жмеринку услали. Тиль обо всем послушает, каждому совет преподаст.
Вон и ему, Дану, тоже преподал...
Спасибо тебе, Тиль, добрый человек, не за совет спасибо - не в нем
суть, да и никаких особых рецептов Тиль не выписывал - за откровенность
спасибо, за то, что не прикидывался бодрячком, не хлопал по плечу: все
пройдет, Данчик, не унывай, родимый! - за то, что сумел понять его и
сказать о самом важном.
Ничего не казалось Дану важнее, чем банальные, в общем, откровения
Тиля. Да, банальные, но не стали они от того глупее или невернее. В вечном
своем стремлении к эксцентричности, к вящей оригинальности забываем мы о
самом простом, об изначальном, о сути, если хотите, бежим ее, в эмпиреях
витаем, а суть - внизу. Нам ее снизу выносят умные люди, а мы: ах, как
примитивно, тривиально, общеизвестно!..
А коли общеизвестно, чего ж забыли? Чего ж не пользуетесь?
В тот последний - счастливый! - вечер Оля остановилась у книжного
стеллажа, пробежала взглядом по темно-синим корешкам "Библиотеки поэта",
сказала вроде бы ни к чему:
- "Женщина, что у тебя под шалью?" - "Будущее!" Дан тогда отметил про
себя: цитата откуда-то, девушки у нас образованные. А сейчас тщился
вспомнить: откуда - и не мог, не знал он этих строк, даже автора угадать
бессилен.
А ведь Тиль о том же говорил, только суровой прозой. Каждая женщина -
волшебница. Бальзам на душу, а, Дан? Каждая - не только твоя! И надо без
оглядки верить в их волшебство и не мучиться ложной гордостью: как я,
такой сильный, со всех сторон из нержавеющей стали, обыкновенной женщине
судьбу вручаю?
В том-то и секрет, что необыкновенной.
Обыкновенные, прав Тиль, нынче свое равенство с сильным полом вовсю
доказывают, опорные позиции завоевывают, мир перевернуть готовы. А
необыкновенным нечего завоевывать, они своих позиций никогда не сдавали, и
прочнее этих позиций ничего в мире нет.
Дурак ты, Дан, дурак непроходимый. Хотели тебя на ум наставить, а ты,
как и положено дураку, воспротивился. Сейчас бы рад все назад повернуть,
ан поздно... А вдруг не поздно?
Найти ее, прочесать все дома вкруг Садового кольца, сутками на каждой
остановке после Самотеки дежурить, ждать, когда выйдет она из троллейбуса,
вернуть сказку, которая и есть жизнь...
Но ведь Оля - волшебница, она все про него знает, все чувствует,
неужели не поймет, как плохо ему сейчас?
А если и поймет, с чего бы ей объявиться? Он сам не снял трубку с
телефона, сам, никто его за руку не держал.
А если и поймет, с чего бы ей прощать его? Ведь он сам решил, что
страшна ему ее волшебная сила, а значит - не нужна.
Но ведь Оля волшебница, она все про него знает. Она знает, что он ее
любит, хотя и не говорил ей о том, опять гордость дурацкая помешала.
Но он-то не волшебник и ведать не ведает: как Оля к нему относится?
Что-то не слышал он от нее про любовь... Не слышал, потому что не хотел
слышать, страшился слов, ибо на них реагировать надо, другие слова в ответ
говорить - самые главные, единственные. Нет у него таких слов, не знал он
их никогда, не повторял никому...
Нет?..
Есть, тысячу раз есть, только его слова, собственные, выношенные!
Поздно, Дан, поздно, упакуй их поплотнее где-нибудь на дне памяти - до
следующего раза. Если он будет - следующий...
Подошел к окну: когда этот дождь кончится? Апрель на изломе, хочется
солнца, настоящей весны, зелени, сухого асфальта, расчерченного квадратами
"классиков", надоели плащи, зонты, даже Тилю его калоши, верно,
осточертели.
Посмотрел на часы: без двух минут шесть. Молчит телефон, молчит как
заклятый, никто не рвется поговорить с Даном, все, кому номер сообщил,
записали его и забыли.
Друзья называется...
Ровно шесть на часах, конец рабочего дня, контрольное "телефонное"
время.
Какой дождь на улице!
Вспучиваются, лопаются водяные пузыри на лужах, перевернутой лодкой
плывет-летит над ними легкий-легкий цветастый зонтик.
---------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Требуется чудо". М., "АСТ", 1999.
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 October 2000
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.11.2001 14:29
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг