Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
этаж.  Размышлял:  верно, что не пропали даром трудовые деньки на спортивной
базе.  И на практике не зря мойки взад-вперед носил,  кирпичи на двенадцатый
этаж втаскивал.  Кое-какая силушка появилась.  А с ней -  и умение той силой
пользоваться.
     Но  Дашка-то:   "врать  не  надо"...  Алик  даже  головой  покрутил  от
удовольствия.  Эдак,  охулкой,  и  дара можно лишиться.  Слышал бы джинн сие
обвинение...
     Пришел домой,  поужинал,  родителям про  драку  не  стал  рассказывать.
Сообщил только,  что  катались на  аттракционах,  ели мороженое:  отчитаться
следовало, поскольку деньги на парк ссужали они. И лег спать.
     И спал опять без всяких сновидений.


                                  16

     Стройка -  дело суетное.  По  утрам стоит шум  в  прорабской,  ругаются
бригадиры:  то не так,  это не так.  Прораб лениво отругивается -  скорее по
привычке,   чем  по  злобе.   Накричавшись,  успокаиваются,  наскоро  курят,
расходятся:  работать надо.  Монтажники довольны: дом собран, стоит коробка,
щерится целыми  окнами.  Теперь  трудятся отделочники -  маляры,  штукатуры,
сантехники.
     Алик  пробирался по  утрам  в  прорабскую,  сидел  тихонько,  слушал  -
дивился.  Казалось,  не устоять стройке:  раствор не подвезли,  трубы дождем
мочены,  рукавицы рваные,  монтажники нахалтурили - в швах ветер свистит. Но
держится дом.  Запущен в  ход  дневной механизм работ,  аукаются в  пролетах
девчонки-малярши,  слепят синим пламенем сварщики -  "зайчика" не поймай, не
ослепни,  пылят колесами МАЗы и ЗИЛы.  И раствор откуда-то взялся,  и трубы,
оказывается,  дождем не  погублены,  и  рукавицы справные,  а  что до швов -
держатся швы, свой срок выстоят.
     Живет стройка особой жизнью.  Крику много,  а  работа идет:  крик -  не
помеха работе.
     Алика определили учеником слесаря-сантехника.  Он пришелся в бригаде ко
двору,  заимел кепку с  пуговкой -  как у бригадира,  вечно таскал за поясом
комбинезона  разводной  "газовый"  ключ  -   для  форсу,  как  тяжелый  знак
профессии.  Пользоваться им  пока не приходилось.  Сварщики варили трубы,  а
бригада  устанавливала батареи  центрального отопления -  деликатная работа,
куда ученика не допускали. Смотреть смотри, а ключиком не лезь.
     Смотрел.  Помнил пащенковское:  мужчина должен уметь все. Мама вызывала
слесаря,   когда  тек  кран  или  засорялась  труба,  вся  семья  взирала  с
благоговением на великого умельца,  ничего не понимая в его деле.  Теперь не
придется "варяга" звать, Алик сам справится. Он - мужчина.
     Дашка работала в бригаде маляров,  и ей уже доверялся даже краскопульт.
Девчонки в бригаде - немногим старше Дашки, только-только из профтехучилища.
Бригадирше,  пожилой женщине,  все равно,  кого учить:  их или Дашку.  Дашка
прослыла способной, удостоилась лестного бригадиршиного предложения:
     - Закончишь школу  -  айда  ко  мне  в  бригаду.  К  делу  ты  с  душой
относишься, а заработки у нас хлебные.
     Дашка обещала подумать,  чтобы не обижать бригадиршу. Сама для себя все
давно решила:  станет геологом.  Или географом.  В общем,  путешественником.
Горячили ей лоб вольные ветры дальних странствий. Одно теперь останавливало:
как с  Аликом быть?  Он в Москве,  она в экспедиции -  нехорошо.  Утешалась:
школу надо закончить,  в  институт поступить,  почти шесть лет  проучиться -
срок немалый. Там видно будет.
     Алик знал о ее мечтах,  но всерьез к ним не относился. Его не волновали
завтрашние заботы,  нынешних  по  горло  хватало.  Через  несколько  дней  -
городские соревнования.  Бим подходил,  напоминал,  и  Александр Ильич домой
звонил,  спрашивал: как успехи? А какие успехи? Двести пять - ни сантиметром
выше.  Да и  этот результат не очень стабилен.  Нет-нет -  а  собьет планку.
Понимал,  что у  каждого возраста есть свой предел.  И  так он свой предел с
помощью "нечистой силы" легко приподнял.  Такая высота в  его  годы -  почти
сенсация.   Из   молодежной  газеты   корреспондент  на   стройку  приходил,
интервьюировал Алика.  В  воскресном номере появилась заметка под названием:
"Есть смена мастерам!" Корреспондент не утерпел, воспользовался подсказанной
Аликом фразой-каламбуром,  написал в  конце:  "Кто прыгнет выше Радуги?"  По
всему выходило, что - никто. Но Алик нервничал: не шла высота. Похоже, что у
дара  оказалось  еще  одно  "пограничное  условие"  и  выполнялось  оно  без
исключений:  двести пять сантиметров,  дальше - потолок, как ни изнурял себя
Алик тренировками.
     И не соревнования тревожили Алика.  Соревнования -  ерунда! Выиграет он
их.  Но что дальше будет? Прибавит ли он когда-нибудь толику к заколдованным
двумстам пяти? Прыгнет ли "выше Радуги"?
     Поделился заботами с Дашкой:
     - Тренируюсь, как псих, сама знаешь, а с места не сдвигаюсь.
     - Может,  стоит отдохнуть?  -  сердобольно посоветовала Дашка.  -  Есть
такой термин в  балете -  "затанцеваться".  То  есть -  переработаться.  Мне
кажется, ты затанцевался.
     Похоже, Дашка права. Буркнул нехотя:
     - Отдохну.  Отпрыгаю соревнования и месяц к планке не подойду. Гори она
ясным огнем...
     Они  сидели  на  подоконнике  в  квартире  на  втором  этаже.   Широкий
подоконник,  жильцы загорать смогут.  Дашка  обняла двадцатилитровый бидон с
краской,  который какой-то умник забыл на окне.  Алик мельком подумал: снять
бы его,  переставить на пол,  не ровен час -  загремит вниз.  И еще подумал:
лучше бы Дашка не бидон обнимала,  а его,  Алика.  Но не сказал о том вслух,
постеснялся.  Только накрыл своей ладонью Дашкину -  узенькую в белых пятнах
краски. Так и сидели.
     - А Фокина мне жалко, - сказала Дашка.
     - Почему? - удивился Алик.
     - Был первым прыгуном,  в  ус  не дул,  а  лучший друг ему такую свинью
подложил.
     - Какую такую?
     - Вот  такую,  -  осторожно высвободила ладонь,  широко  развела  руки,
показав,  какую  свинью  Алик  Фокину  подложил,  а  потом  опять  аккуратно
просунула свою ладошку под Аликову - на место. Засмеялась, довольная шуткой.
     Алик возмутился ее словами.  При чем здесь он? Если Фокин завтра начнет
писать стихи лучше Алика, то выходит, называть его предателем? Вздор!
     - Не я, так другой. Прыгать лучше надо.
     - Он неплохо прыгает. Бим так считает.
     - Бим с ним и носится, на меня - ноль внимания.
     - А ты и обиделся. Ой, сиротка...
     - Думаешь,  не  обидно?  Я  как  спортсмен сильнее,  мне знания тренера
необходимы.
     - Он их слабому отдает.
     - Помогут они слабому как мертвому припарки...
     И  ведь  понимал,  что  глупость говорит,  гадкую глупость,  а  не  мог
остановиться,  несла  его  нелегкая:  злость  подавила разум.  И  откуда она
взялась -  чертова злость?  Копилась подспудно:  злость на  неудачи (не идет
высота...),  злость на  Бима  (даже не  заглянет в  спортзал,  как  будто не
существует никакого Радуги).  Пустая  и  вздорная злость  -  от  непривычной
усталости,  от постоянного нервного напряжения. И подавить бы ее, посмеяться
вместе с Дашкой над не слишком ловкой шуткой, забыть... Поздно.
     - Знаешь, о чем я думаю? Завидует мне Фокин. И Бим завидует, - вскочил,
заходил по комнате.  -  Один - успеху, а другой - тому, что не он этот успех
подготовил...
     - Алик, ты с ума сошел! - закричала Дашка. - Прекрати сейчас же! Ты сам
не веришь в то, что говоришь.
     Не верил. Конечно, не верил...
     - Не верю?  Еще как верю.  А если ты Фокина с Бимом жалеешь, не по пути
нам с тобой.
     Сказал и увидел, как наливаются слезами Дашкины синие глаза-блюдца.
     - Не  по  пути?   И  пожалуйста!   -  резко  соскочила  с  подоконника,
оттолкнувшись от него руками,  и,  видно,  задела бидон - непрочно он стоял,
сдвинутый к  самому краю.  Алик так и  замер на  мгновение с  открытым ртом,
увидев,  как  покачнулся тяжелый бидон.  Потом  рванулся к  окну,  оттолкнув
Дашку,  и -  не успел.  Только упал грудью на подоконник,  обреченно смотрел
вниз: бидон медленно, как в рапидной съемке, перевернулся в воздухе - только
плеснулась по сторонам белая масляная краска из широкого горла - и грохнулся
на  ящик внизу у  стены.  И  в  немую доселе картину нежданно ворвался звук:
мерзкий хруст раздавленного стекла. Алик вспомнил: в ящике хранились оконные
стекла,  с  трудом "выбитые" прорабом на  складе управления.  Вчера утром на
планерке он с гордостью сообщил о том бригадирам. Алик тоже был на планерке,
слышал.
     - Что я наделала? - Дашка лежала рядом на подоконнике.
     Слезы, что грязноватой дорожкой прошлись по ее щекам, мгновенно высохли
- от испуга.  Алик взял ее за руку,  притянул к себе,  погладил по волосам -
осторожненько.  И она опять заплакала - в голос, по-бабьи, прижалась лицом к
замасленному комбинезону Алика.  Алику было не очень удобно:  разводной ключ
за поясом больно впился в живот. Но он стоял не шелохнувшись.
     Забыты все слова,  только что сказанные,  зачеркнуты напрочь -  не было
их. И ссоры не было. А был только день, обычный летний день, а посреди дня -
двое. Он и она. Как в кино.
     Ну и,  конечно,  -  разбитое стекло внизу.  Этого не зачеркнешь, как ни
старайся.
     Алик нехотя отодвинул Дашку.
     - Перестань реветь. Подумаешь, стекло. Не человека же ты убила?
     - Да-а, "поду-умаешь", - всхлипывала Дашка, вытирала грязными ладошками
слезы. Скорее - размазывала по щекам. - Что теперь будет?
     - Ничего не будет.  Слушай меня.  Я  -  железный,  сама говорила,  -  и
подтолкнул ее к выходу. - Пошли вниз. Там уже хватились.
     У ящика со стеклом стояла,  казалось, вся стройка. Стоял прораб. У него
было лицо человека,  только что приговоренного к повешению: веревка намылена
и   спасения   нет...   Стояли   бригадиры,   вполголоса   переговаривались,
соболезнующе  поглядывая  на  приговоренного  прораба...   Стоял  Бим,  явно
взволнованный.  Во  всех  неполадках на  стройке он  тайно  подозревал своих
учеников и панически боялся, что подозрения когда-нибудь оправдаются. До сих
пор он ошибался - до сих пор... Стоял Фокин, тяжко задумавшись о собственном
будущем.  Он  работал со  стекольщиками,  и  с  завтрашнего дня  они как раз
собирались  приступить  к  замене  расколотых  стекол  в  квартирах.  Теперь
придется  передохнуть...  Стояли  Торчинский с  Гулевых.  Этим  было  просто
любопытно знать, как развернутся события: шутка ли - такое ЧП!..
     Алик  протиснулся сквозь  плотную  толпу  любопытствующих и  подошел  к
прорабу. Громко, чтобы все слышали, сказал:
     - Моя работа, товарищ прораб.
     - Не мешай, парень. Не до тебя, - отмахнулся прораб.
     - Как раз до меня,  -  настаивал Алик. - Это я сбросил бидон со второго
этажа.
     Тут  до  прораба дошел наконец смысл слов Алика.  Он  оторвал взгляд от
любезного ему ящика и уставился на школьника, как будто впервые увидел.
     - Каким  образом?   -   только  и   спросил,   потрясенный  откровенным
признанием.
     - Нечаянно.  Какой-то  идиот  оставил его  на  подоконнике,  окно  было
раскрыто.  Я  хотел переставить бидон на  пол -  от  греха подальше -  и  не
удержал.
     - Ты-ы...  -  прораб глотнул воздух,  словно ему его не хватало,  хотел
добавить что-то крепкое, соленое, но сдержался, только рукой махнул.
     - Я найду деньги, - быстро сказал Алик. - Я заплачу.
     - Деньги...  - сказал прораб. - При чем здесь они? Ты мне стекло найди.
Последний ящик  со  склада  выбил,  надо  же...  Чем  теперь окна  забивать?
Фанерой?
     - Подождите,  стойте!  - к месту действия продиралась зареванная Дашка,
до  которой (далеко стояла,  не  решалась подойти ближе) только сейчас дошел
смысл происходящего. - Это не Алик! Это я толкнула.
     - Нечаянно? - с издевкой спросил прораб.
     - Нечаянно.
     - Тоже переставить на пол хотела?
     - Нет, я с подоконника спрыгнула, а он упал.
     - Подоконник?
     - Да бидон же...
     - Не слушайте ее, товарищ прораб, - твердо вмешался Алик. - Несет чушь.
Дев-чон-ка!  - постарался вложить в это слово побольше презрения. - Я свалил
и - точка, - и подмигнул Фокину: мол, уведи Дашку.
     И верный Фокин мгновенно понял друга,  схватил плачущую Дашку в охапку,
потащил прочь, приговаривая:
     - А вот мы сейчас умоемся... А вот мы сейчас слезки вытрем...
     Дашка вырывалась,  но Фокин держал крепко.  Еще и  Гулевых с Торчинским
вмешались -  помогли Сашке:  тоже не  дураки,  сообразили,  что  Дашка Алику
сейчас - помеха в деле.
     - Погоди, прораб, - вмешался бригадир слесарей, руководитель практики у
Алика.  - У смежников на доме третьего дня я видел такой же ящик. А они, как
ты знаешь, сдавать дом не собираются. Кумекаешь?
     Прораб взглянул на бригадира с некой надеждой.
     - Точно знаешь?
     - Не знал бы - не лез.
     - Бери мою машину и  -  пулей к  ним.  Проверишь -  позвонишь.  А  с их
прорабом я договорюсь, - потер в волнении руки. - Неужто есть спасение?
     Публика  потихоньку расходилась.  Прораб  строго  посмотрел  на  Алика,
сказал:
     - Хорошо,  что честно признался,  не  струсил.  А  заплатить,  конечно,
придется. В конце практики твой заработок подсчитаем и вычтем, что положено.
Понял?
     - Понял, - с облегчением ответил Алик.
     Он был искренне рад:  история заканчивалась благополучно.  В том, что у
смежников стекло найдется,  не  сомневался даже прораб:  знал,  что бригадир
впустую не говорит,  не обнадеживает. И Алик это давно понял: не первый день
с бригадиром трудится.
     Бим к нему подошел.
     - Скажи честно, Радуга, взял грех Строгановой на себя?
     - А если бы и так? - запетушился Алик.
     - Если так, то неплохо. Мужчина должен быть рыцарем.
     Что  это все стараются Алику объяснить,  каким должен быть мужчина?  То
Пащенко свой взгляд на сей счет доложил,  теперь Бим.  А  Алик,  выходит,  -
копилка: что ни скажут - собирает и в себе суммирует.
     А Бим - с чего бы? - похлопал его по плечу, бросил, уходя:
     - Растешь в моих глазах, Радуга. Не по дням - а по часам.
     Как будто Алику так уж  и  важно,  растет он в  глазах Бима или нет.  А
все-таки  приятными  показались  Алику  последние  слова  педагога.  Что  за
примитивное существо - человек: обычной лести радуется...
     Потом к Фокину подошел, спросил:
     - Куда Дашку дел?
     - Домой отвел.
     - Брыкалась?
     - Не то слово. Просто психическая...
     - Спасибо тебе.
     - Рады стараться, ваше благородие!
     И все.  Ни слова больше. Старая и крепкая дружба не терпит лишних слов,
боится их.  Гласит поговорка:  сказано -  сделано.  У  Сашки с Аликом -  все
наоборот: сделано - значит, сказано.
     Разошлись по  рабочим местам:  еще  целый час до  звонка.  Алик думал с
раскаянием:  "Подонок  ты,  Радуга.  Заподозрил  друга  черт  знает  в  чем,
наговорил Дашке с три короба. Выдумал тоже: завидуют тебе... Скорее ты Сашке
завидовать должен: это он - настоящий мужик, а ты - истеричная баба..."
     Таскал  на  этаж  радиаторы  центрального отопления,  представлял,  как
позвонит вечером Дашке, что они скажут друг другу.


                                  17

     Под  городские соревнования отвели Малую  спортивную арену в  Лужниках.
Каков уровень! Поневоле зазнаешься... Наро-оду на трибунах - пропасть! Места
бесплатные,  погода отличная,  зрелище любопытное -  отчего же  не посетить.
Свистят,  орут знакомым на поле,  едят мороженое.  Репродукторы надрываются:
"Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена..."
     Алик  вышел  из  раздевалки,  посмотрел по  сторонам,  послушал -  даже
поежился. Привык он бороться один на один с планкой, в пустом школьном зале,
куда   только  нянечка  иногда  заглянет,   скажет:   "Еще  не   отпрыгался,
болезненький?" И никого больше.  А тут - зрители. Хлеба и зрелищ им подавай.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг