- Да.
- Ваш коллега по Дому. Джонни О'Лири, диспетчер транспортных линий.
- О'Лири? - переспросил Майк. - Ирландец?
- Только по фамилии. Родился и вырос в Штатах. Сначала в Теннесси,
потом в Восточном Мегалополисе, мистер Харди.
- Бросьте "мистер", Джонни. Просто Майк.
Рыжий сразу оттаял и уже совсем другим тоном спросил:
- Впервые в Доме?
- Угу.
- И туристом не побывал?
- Не пришлось.
- Тогда - глаза шире. Не слиняй от любопытства.
Лестница вытянулась лентой и привела в большой круглый зал, отделенный
цветным пластиком и нержавеющей сталью. Он замыкался вокруг такого же
круглого, массивного и красного стояка с открытыми проходами внутрь.
Именно здесь столкнулись два человеческих потока: прибывшие устремились к
красным проходам, встреченные - к широким дверям в стене, похожим на
ворота скаковых конюшен.
- Спешат к тюбу, - пояснил Джонни, - за три минуты выплюнет тебя в
Нью-Йорке или Филадельфии.
- Кто спешит? Жители Дома?
- Те, кто здесь не работает.
- А есть такие?
- Немного, но есть. Жители верхних уровней. Крупные дельцы, хозяева
маклерских и адвокатских контор, акционеры банков. Наш брат без
специального пропуска покинуть пределы Дома не может.
- Та-ак, - протянул Майк. - А куда эти проходы ведут?
- К лифтам. Это основание конструкции Дома.
- Почему же оно не вращается?
- Вращается только надводная внешняя оболочка.
- Зачем?
- Вращение по принципу ионокрафта создает ионизированный поток воздуха,
своеобразный "электрический ветер", отбрасывающий атмосферные воздушные
потоки. Поэтому Дому не страшны никакие тайфуны и бури.
- Переход от стабильной к движущейся части обеспечивают эскалаторы?
- Конечно. Семь лент, выкрашенных в цвета спектра. Кстати, так же
выкрашены и двери лифтов. Семь цветов - семь скоростей от непрерывной
лифтовой ленты до лифтов-экспрессов и лифтов-"мгновенников". "Мгновенники"
доставят тебя действительно мгновенно в любую часть Дома - вертикальное
движение на требуемом уровне сменяется горизонтальным, и ты на месте.
- Так и пешком ходить разучишься.
- Не разучишься. "Мгновенниками" пользуются только в исключительных
случаях. А пешеходных дистанций сколько угодно - хоть два часа ходи. Самый
дешевый способ.
- Разве лифты оплачиваются?
- Конечно. Специальные компьютеры высчитывают число поездок, определяют
стоимость и зачисляют в твою графу расходов.
- Расчетливо, - скривился Майк и переменил тему: - А сейчас куда?
- К тебе. На триста семидесятый. Уровень - экстра-класс. Парк больше
нью-йоркского. А этажом ниже - твой департамент; шагай пешком, лифта не
нужно. Кстати, учти: "мгновенником" не поедем - спешить некуда, а
баловство дорогое. Поедем на сплошной ленте: посмотришь по крайней мере
все транспортные связки. И не забывай, что король транспорта - я.
Прошли галерею лифтов, широкую, как городская улица, и пестревшую
расцвеченными по спектру дверьми. Выбрали синий.
- Скорость так себе, - пояснил Джонни, - зато все увидишь: шахта
прозрачная.
Лифт не то чтобы медленно, но и не очень быстро пополз вверх сквозь
высокие - метров до четырех - этажи. Синева двери поблекла и приобрела
прозрачность стекла, позволяя увидеть то уголок большого конференц-зала,
то магазина, похожего на суперрынки больших городов, то автоматического
машинного цеха без единого человека, но со множеством белых, далеко
отстоящих друг от друга дверей ("Квартиры", - шепнул Джонни), и коридоры с
цветными дверями ("Горизонтальные лифты: видишь - половина черная,
половина цветная"), и даже настоящий лес с высокими кленами и сосняком
("Целых три уровня - дивись, друг!"), незнакомым подлеском и дорожками,
припудренными красноватым песком. А лифт все шел: триста семидесятый этаж
- целое путешествие. По пути увидели и футбольное поле с довольно высокими
трибунами ("Тысяч на сорок", - подсказал Джонни), и бассейн с песчаными
пляжами под полосатыми тентами от солнца ("Искусственного, должно быть", -
подумал Майк) и загорелыми купальщиками в плавках и бикини. Наконец лифт
затормозил, дверь засинела и раздвинулась, выпустив их на неширокую улицу
с ярко освещенными витринами магазинов. Майк тотчас же подметил, что
довольно малочисленные прохожие если и заходили в магазин, то на витрины
не заглядывались, как это обычно бывает в фешенебельных кварталах больших
городов, где покупатели обычно ездят на автомобилях, а пешком
прогуливаются, чтобы поглазеть на витринные выставки. Здесь ездили на
лифтах, а пешком ходили только для моциона, мысленно отметил Майк, пройдя
пятидесятиметровую улицу и свернув в переулочек, напоминающий коридор на
океанском лайнере. Одну из дверей его рыжий спутник открыл без ключа,
набором цифр на панели, и тут же сбил рычагом цифровой пропуск: "Сам
придумаешь". Тем и закончилось вознесение Майка в его трехкомнатный рай на
триста семидесятом уровне.
- Почему, кстати, уровне? - спросил он.
- Первая заповедь доминиканца: избегать шаблонов. А ты теперь
доминиканец.
- Не понимаю.
- Всех, кто служит Доминику Лабарду на высшем уровне, именуют
доминиканцами.
- Моего шефа у Притчардсов звали Тамплем, но тамплиером [доминиканцы и
тамплиеры - монашеские ордена у католиков] я не был.
Джонни прикрыл рукой рот Майка и шепнул еле слышно:
- Тес!.. Ни слова больше, следуй за мной! - и громко добавил: - Все,
кто подчинен Доминику Лабарду, влюблен в него безоговорочно. Ты тоже
влюбишься.
И, подмигнув Майку: молчи, мол, - увел его в ванную с бассейном из
черного мрамора, автоматическим аппаратом для массажа, душами и сушилкой.
Он тут же открыл все краны, и ванная наполнилась ревом Ниагары.
- Теперь можно говорить не рискуя, - тихо произнес он, присаживаясь на
черный пластиковый табурет. - Кроме шума воды, никто ничего не услышит. А
то все и везде здесь прослушивается.
- Микрофоны?
- Микротелепередатчики. И черт знает, где они вмонтированы. Никто не
находит. Должно быть, в стенах: те звукосверхпроводимы. Если лет тридцать
назад только подслушивали на расстоянии и в любой среде, то теперь
научились и подглядывать. Микротелепередатчик зафиксирует каждый твой шаг,
слово, жест и даже выражение лица. Тебе, электронщику, лучше знать, как
это делается. Даже оставаясь один, ты не можешь быть уверен, что ты в
одиночестве, а не под наблюдением парочки скучающих "астрономов".
- Невероятно! - шепотом удивился Майк. - Ведь электронное подслушивание
запрещено ООН еще в восьмидесятых годах. Микрофоны и микросъемки исключены
даже из методов судебного разбирательства.
- Ты не в ООН и даже не в Штатах. Ты в частном владении. И запомни:
рассчитывай каждый свой шаг и взвешивай каждое слово. Ты птичка в
роскошной клетке. У тебя работа - не бей лежачего и княжеский гонорар. У
тебя ванна - мечта голливудской звезды и лаборатория - рай электронщика, а
каждая из сотни кнопочек в столовой и спальне молчаливо взывает: жми, жми,
жми! Нажмешь - и приемлешь все дары электронных данайцев, от слизывающей
бритвы "Нежность" до ирландского рагу в чесночном соусе. Кстати, учти: с
трехсотого этажа и выше - никакой химии. Все натуральное - и виски, и
русская икра. А делать, говорить и думать будешь только по мановению
указующего перста папы Доминика. Кроме "папы", впрочем, есть еще и
"кардинал" с не менее колоритным именем - Лойола. Правда, не Игнаций, а
Педро, но служителей его именуют, как и положено, "иезуитами". Их трудно
отличить от всех прочих, потому что рясы они не носят, а служебный жетон
прячут за лацканом. Но будь уверен, что кто-нибудь сейчас прильнул к
экрану и удивляется, что это мы так долго делаем в ванной.
И, подхватив совсем уже растерявшегося Майка под руку, Джонни вывел его
в квартиру со словами, рассчитанными не на микрофон, а на рупор:
- Суперкомфорт, милок. Быт цезарей. Не мытье, а нега в магометанском
раю, только без гурий. Впрочем, гурии тоже будут - увидишь, а мне пора.
Он тихо выскользнул в коридор, еще раз подмигнув на прощанье, а Майк,
обалдевший от полученной информации, растерянный и непонимающий, не
потянулся ни к одной кнопочке, а плюхнулся на диван и уже не вслух, а про
себя отчаянно выдохнул: "Влип!"
3. "Я ХОЧУ ЖИТЬ!"
Утром он попробовал кнопки. Все сработало. И выстиранное, отутюженное
белье, положенное накануне в белый пластмассовый ящик, и вкусный завтрак,
и рюмка коньяку для бодрости. Автоматический механизм сменил и старые
полуботинки на новые, более современные и изящные, из натуральной кожи.
"Никаких заменителей" - видимо, такова была программа здешней
потребительской автоматики. Но Майку вспомнились и слова Джонни о том, что
с трехсотых этажей никакой химии. А до трехсотых? Что предлагала
автоматика там?
Надо было спешить в диспетчерскую, но Майк не воспользовался
"мгновенником" у себя в холле - обычная лифтовая кабина на двух человек,
кнопочная панель с цифровым набором, нержавейка и пластик. Он пошел пешком
- надо же соблюдать "пешеходную дистанцию". На этот раз она привела по
коридору к мраморной лестнице, застланной иранским ковром, спустила на
этаж ниже и вывела на диспетчерскую - анфиладу холлов с раздвижными
дверями разного цвета. У диспетчерской Майка был голубой с синим номером
"36" и фамилией в металлической рамке. Место фамилии было пусто: его
предшественник уже снял свою. Кстати, Майк так и не узнал ее и чувствовал
себя неловко, пройдя автоматически пропустившую его дверь. Но встретивший
его за ней широкоплечий американец с каменно-неподвижным, точно
вырубленным из розового туфа лицом, холодно пришел ему на помощь.
- Роджер, - представился он. - Входите не стесняясь, мистер Харди.
Давно жду. И нетерпеливо.
- Почему нетерпеливо? - переспросил Харди.
- Долгий разговор, - отмахнулся Роджер. - Может быть, мы и вернемся к
нему, а может, и нет. Сейчас же принимайте хозяйство.
Майк осмотрел большой зал, не очень высокий - метра четыре-пять, не
больше - с невидимым, но достаточно сильным источником света, дневного,
как и всюду. По стенам тянулись блоки компьютеров со входными и выходными
каналами, перфорационными лентами, вспыхивающими и потухающими глазками
различных цветов, огромными, средними и совсем крохотными экранами с
непрекращавшимся движением зубчатых и волнистых, тоже цветных линий и
скользящими вдоль стен платформами управления. Все это было уже знакомо,
предстояло лишь разобраться, как говорится, что к чему, где видеофонная и
телевизионная связи, где лучевая, где блокирующая автоматика и контрольные
пункты. Вскоре Майк с помощью Роджера установил все без труда, но и без
энтузиазма.
Роджер сразу же это заметил. Его каменное лицо чуть оживилось улыбкой,
насмешливой, но все же улыбкой.
- Первый раз вижу новоиспеченного доминиканца с такой кислой рожей.
Майк равнодушно пожал плечами:
- Я конструктор, а не регулировщик.
- Пленились гонораром?
- Отчасти. Да и выхода у меня не было. Они же купили Притчардсов.
- У меня тот же случай. Купили "Чикаго электроникс", а заодно и меня.
- Пять лет назад?
- Три.
- Платите неустойку? - удивился Майк.
- Получил наследство, вот и плачу. И если бы вы знали, с каким
удовольствием! Впрочем, погодите, не спрашивайте. - Он извлек из кармана
какой-то микроприбор и взглянул на стрелку крохотного циферблата: она не
двигалась. - Не подслушивают, - удовлетворенно заметил он. - Правда, я
поставил условие, чтобы убрали все микрофоны из диспетчерской. Но кто их
знает? Ухожу почти со скандалом. С неустойкой! Первый случай в их
практике. Насилу уговорили, чтоб вас подождал.
- Неужели так плохо?
- Хотите виски? - вместо ответа спросил Роджер, кивнув на бар у стола.
- Приют алкоголика, - усмехнулся он, наполняя бокалы. - И вы станете через
год таким же. Все зависит...
- От чего?
- От процента человеческого достоинства. Если оно у вас есть.
- Я уже кое-что слышал, и, честно говоря, услышанное не вдохновляет.
- От кого слышали?
- Не важно.
Каменный Роджер снова засветился улыбкой, на этот раз совсем не
насмешливой.
- Хвалю. Вы, кажется, стоите того, чтобы вам открыли глаза.
- На что?
- На седьмое чудо уходящего века. С душком чудо. Смердит.
- Чем?
- Всем. А главное - парадокс обеспеченности и унижения. Обеспеченность
максимальная, жизненный уровень выше, чем в Штатах, и платят в два раза
больше, и в три раза - чем в Европе. Нет ни забастовок, ни трудовых
конфликтов, и профсоюзов нет, так что и пожаловаться все равно некому.
Развлечения дешевле выпивки - стриптиз-бильярдные, бары и кино на всех
этажах. Телевизоры принимают все программы Мегалополиса. А через каждые
десять этажей - стадион или ринг, все виды спорта, от коньков на
искусственном льду до тенниса на травяных кортах. Хотите билеты на матч
века между тяжеловесом Дома Клайдом Биггерсом и чемпионом Восточного
побережья Штатов Джимми Мердоком - нажмите кнопку под титром ФД. А здешние
ЭВМ подсчитывают не только плату за телесвязь и видеофонную трепотню, но и
за каждый ваш жест, подлежащий оплате. За кнопочные завтраки и души Шарко,
за свежее мыло в ванной и пьяное изобилие в ресторации за углом. А когда
наступит день получки, сумма вычетов может свести ее до нуля. И пойдет
жизнь взаймы, в неоплаченном долгу у "Хаус Оушен компани", потому что
кнопочные радости стоят не дешево. А цены на квартиры, в особенности на
верхних этажах, так высоки, что оплачивать их могут только миллионеры. И
представьте - платят. Работают в своих банках, маклерских конторах или
адвокатских офисах в Нью-Йорке и Вашингтоне и ездят сюда на уик-энд - еще
бы: Хаус, седьмое чудо, океанский простор и парки, повисшие над пенистой
пропастью.
- Много платят - дорого берут. Закономерно, - пожал плечами Майк. - Где
ж унижение?
- А то, что вы никогда не остаетесь один. То, что каждое ваше слово
фиксируется и записывается, потом производится соответствующая селекция и
составляется досье, полностью определяющее ваш духовный портрет. С
неподходящими контракта не возобновят, критиканов уберут с соответствующим
иском, который адвокаты Дома всегда выигрывают. Существуют и местные
наказания: "иезуиты" чрезвычайно изобретательны. Кстати, возьмите вот этот
приборчик. Когда захотите поговорить откровенно, проверьте: движется
стрелка - значит, подслушивают.
- Зачем им это? - недоумевал Майк. - Ведь сюда же приходят добровольно.
- Но добровольно не уходят. Долг погашается отработкой в кредит. В
идеальном "обществе потребления" Дома кредит доведен до магии. Он - кнут и
пряник. На верхних этажах равняет с миллионерами из Майами, на нижних
этажах закабаляет, как бессрочное долговое обязательство.
- Ад и рай, - улыбнулся Майк.
- Не смейтесь. Только рай - как в театре с партером и галеркой. На
нижних, "производственных" этажах, где находятся все промышленные
предприятия Дома, - то же кнопочное, только уцененное изобилие. Жратва -
химия, выпивка - пойло, развлечения - верблюжьи радости.
- А если бунт?
- Какой? Забастовка? Рабочая аристократия не бастует.
- Пассивное сопротивление. Никудышная работа, например. Пусть
увольняют.
- Кому выгодно увольнение с судебным иском. К тому же каждый работник
Дома - его акционер и заинтересован в росте прибылей. А никудышную работу
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг