Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
когда-то Ильин начинал плакать - беззвучно, но со стороны заметно,  потому
что  не  раз  к  нему  подруливали  детишки  на  роликах  и,  притормозив,
любопытствовали: мол, не случилось ли чего с  вами,  дяденька?..  Законное
любопытство! В Этой Москве люди на улице не плакали. В Этой Москве  вообще
мрачных людей на улицах не  видно  было,  вот  так  славно  здесь  жили  -
улыбаясь.
   А у Ильина не получалось улыбаться. Старый цирк его детства мешал  ему,
видите ли, улыбаться вечерами  на  Цветном  загульном  бульваре,  где,  не
стесняясь юных роликобежцев, парили  под  тополями  сладкие  девчоночки  с
соседней Драчовки, которые всегда готовы были незадорого утешить плачущего
мужика. И, как уже говорилось, утешали, Ильин мужиком остался, в  схимника
не превратился. Да и _хата_, как в Той жизни говорилось, имелась...
   Давно когда-то читал Ильин на английском, прилично он его знал, словаря
не требовалось, любопытную фантастику американского писателя. Тоже  -  про
параллельное (или перпендикулярное?..) время, в котором не  СССР  Германию
прижал, а Германия - его, как и в Этой жизни. Часто она здесь вспоминалась
Ильину,  та  скучноватая,  в  общем,  книжка.  Все   наврал   американский
фантастический классик, лауреат какой-то престижной премии. И вожди  рейха
у него чуть ли  не  до  шестидесятых  дожили,  и  мир  был  поделен  между
Германией  и  Японией,  и  Соединенные  Штаты  Америки  в  полном   дерьме
пребывали, и русские за Уралом клюкву жрали, евреи все перевешены были или
сожжены, а негров, как Ильину помнилось,  тоже  не  осталось...  Вспоминал
Ильин книжку... как она называлась?..  "Человек  в  замке"?..  в  каком-то
замке,  в  высоком,  кажется...  вспоминал  и  удивлялся   непрозорливости
американца, завороженного всесильностью Идеологии. Да ни одна Идеология  -
коммунизм ли, нацизм ли - не выживет  перед  натиском  Здравой  Экономики.
Время лечит - точно оказано. Это в Той жизни Ильина коммунисты семьдесят с
лишним лет прорулили, поскольку социалистическая экономика  верно  служила
Партии и Идеологии, до поры служила, а пришла пора - все перевернулось.  А
в гитлеровском рейхе промышленники лишь _использовали_  нацизм,  а  потом,
когда он своей бездарной свирепостью  стал  мешать  Его  Величеству  Делу,
усмирили его до положения ручного. Как опять-таки в Той  жизни  -  Чили  и
Пиночет, Южная Корея и Ро Де У, Тайвань и Чан Кайши... Время лечит...
   Да и что с него взять, с американского фантаста? Одно слово -  фантаст.
Врун. А Ильин в реальность попал...



   ДЕЙСТВИЕ

   "Амбулансия"  ехала  по  столице,   где-то   притормаживала",   куда-то
сворачивала, но Ильин в окно не смотрел, а смирно  лежал  на  койке  -  по
совету Ангела. Да и что бы он увидел в матовом-то окне?  Только  волшебное
слово  из  трех   букв,   криво   нацарапанное   на   стекле   неизвестным
предшественником Ильина. Но слово Ильин и  так  видел,  не  вставая...  Он
лежал на-койке и ощущал в себе что-то странное: вроде бы знакомое, хотя  и
давно забытое. Вроде бы намеревались включиться в работу  какие-то  клетки
мозга (или нейроны? или синапсы? черт их разберет!..), до сего дня  крепко
спавшие  и  тем  самым  невольно  позволявшие   Ильину   вести   спокойную
растительную жизнь. Они  еще  никуда  не  включились,  повторим,  а  лишь,
повторим, _намеревались_, но Ильин  уже  недоумевал,  уже  нервничал,  уже
чего-то неведомого страшился,  а  Ангел,  гаденыш,  опять  не  ко  времени
заткнулся, закуклился и сгинул. Была у него такая подлая манера:  исчезать
в самый нужный момент. Как, впрочем, и появляться в пресамый нужный, будем
честными...
   Авто остановилось  окончательно,  потому  что  мотор  умолк,  невидимые
Ильину качки невидимо хлопнули невидимыми дверьми, а  один  из  них  отпер
заднюю дверцу, стал видимым и гавкнул:
   - Вылезай, убогий!
   Ильин вылез и обнаружил себя во дворе явно  больницы.  Подтвердить  это
"явно" труда не составило, поскольку авто тормознуло у дверей корпуса,  на
коих красным по матовому (опять!..) стеклу  значилось:  "Приемный  покой".
Покой достал Ильина в районе  Сокольников,  которые  он  вмиг  опознал  по
торчащей  из-за  красных  больничных  корпусов  пожарной  каланче,  хорошо
знакомой ему по  Той  жизни.  Если  он  верно  знал  и  помнил,  а  _свои_
Сокольники он знал и помнил отменно, приемный покой  должен  был  прямиком
вести в психушку  имени  писателя  Гиляровского,  раскинувшуюся  на  улице
Матросская Тишина. Похоже, капризы пространства-времени на  местоположение
психушки не повлияли.
   Похоже, утреннее карканье Тита сбывалось.
   Похоже, Ильин начал трястись от страха не зря, а пытающиеся  проснуться
синапсы  хотели  (синапсы   хотели?   Ну-ну...)   сей   страх   объяснить,
предупредить - вместо слинявшего Ангела.
   Похоже, Ангел слинял круто.
   А может, зря Ильин на него тянул, может, он помалкивал лишь оттого, что
"пресамый" момент для Ильина еще не настал?..
   - Пошли, убогий, - сказал разговорчивый качок, а неразговорчивый  дверь
приемного  покоя  распахнул:  мол,  иди,  убогий,  не  задерживай  занятых
медицинских работников. - Щас тебя лечить станут.
   И тут Ангел, как всегда нежданно, проклюнулся.
   - Повыкобенивайся, - сказал он. - Нельзя же так... Ну, прям  как  баран
на бойню... Фу!
   - Зачем меня лечить? - на высокой ноте, на грани ультразвука  заверещал
Ильин, не выходя, впрочем, из образа барана, влекомого на бойню.  А  и  то
верно: может же баран малость взбунтоваться!.. - От чего лечить? Я здоров.
Никуда не пойду...
   И сел прямо на землю,  на  холодный  асфальт.  Один  качок  усмехнулся,
другой не стал, но оба синхронно и споро взяли Ильина  под  мышки  и  вмиг
поставили на ноги.
   - Сейчас врежут, - предупредил Ангел. - Тот, что справа.
   Тот, что справа, коротко размахнулся, но  Ильин,  упрежденный  Ангелом,
дернул головой, и качковый кулак просвистел мимо  скулы,  мимолетом  задев
ухо Ильина. Ухо Ильин убрать не успел, уху стало больно.
   - Ты чего? - заорал Ильин. - С ума спятил? А ну пусти, гад!..
   И рванулся из качковых  захватов,  и,  представьте  себе,  вырвался,  и
помчался по больничному двору в сторону ворот, которые как раз и  выходили
на улицу с матросским именем. И ведь  убежал  бы,  а  там,  на  матросской
улице, как и в прежней жизни, гремел трамвай, и  Ильин  мог  уцепиться  за
поручень, вскочить на подножку и уехать в далекое далеко, скрыться, уйти в
подполье, эмигрировать. Но так поступил бы  прошлый  Ильин,  который  "все
выше, и выше, и выше", а вместо сердца пламенный мотор. Ильин же нынешний,
с мотором давно не пламенным, а заглохшим, затормозил у запертых  ворот  и
обреченно оглянулся. Качки, не слишком даже торопясь, нагоняли беглеца,  а
вот и нагнали, даже бить не стали.  Просто  ухватили  под  руки  и  повели
назад. А Ильин уже и не сопротивлялся. Тит бы  сказал:  сопротивлялки  все
вышли.
   - Все путем, - заявил Ангел, пока Ильина влекли к  приемному  покою.  -
Повыкобенивался - теперь поглядим, что дальше. Чтой-то я большой опасности
пока не наблюдаю...
   Что ж, Ангелу можно было верить.
   А качки впихнули Ильина в приемный покой, который и  оказался  приемным
покоем,  провели  мимо  медсестренки,   ожидающей   залетных   психов   за
регистрационным  столиком  за  интересной  книгой  исторического  писателя
Пикуля, которую, к слову, Ильин читал еще в Той жизни. А в Этой - видал на
витрине книжного на Арбате, почему сейчас  и  узнал.  Медсестренка  плавно
оторвалась от жизнеописания великого князя Потемкина и глянула на  троицу.
Молча и с отвращением.
   - В четырнадцатую, - бросил на ходу правый качок. Медсестренка согласно
кивнула и вернулась к князю. Видимо, сообразил Ильин без подсказки Ангела,
четырнадцатая - комната? палата? камера? пыточная?.. -  не  входила  в  ее
приемно-покойную компетенцию.
   А качки подвели Ильина к беленькой дверце с черным на  ней  номерком  -
"14", левый качок вежливо постучал в филенку, и  все  немедленно  услыхали
из-за двери приветливое:
   - Валяйте без церемоний.
   Левый качок открыл дверь и без всяких церемоний втолкнул туда Ильина.



   ВЕРСИЯ

   В  пятьдесят  седьмом  немцы  зафигачили  в  околоземное   пространство
искусственный  спутник,  который  вертелся  вокруг  планеты   и   верещал:
"Бип-бип". Сенсация была мировая,  хотя  и  ожидаемая:  бюро  Вернера  фон
Брауна давно и  многозначительно  на  эту  сенсацию  намекало.  Американцы
поднатужились и тремя годами спустя, в шестидесятом,  забросили  в  космос
живого  майора  ВВС  США  Джима  Далтона  и  сразу   обскакали   Германию.
Руководитель американского  проекта  профессор  Сергей  П.Королев  заявил,
правда, что (цитата) "космос принадлежит всем людям Земли",  но  бундестаг
это заявление не  утешило,  и  он  заметно  срезал  своим  ученым  умникам
финансирование космических программ.
   Пустяк, казалось бы, но он внятно  вмазал  по  международному  престижу
Германского  содружества.  Именно  в  шестидесятом  на  территории  России
образовались две суверенные республики - Сибирская и Дальневосточная.  Они
формально не вышли из состава Российского государства, но подлое  словечко
"суверенность" позволило им - при мощной поддержке Британского содружества
и с голоса Штатов - завести свои парламенты, свои конституции (не  слишком
отличающиеся от общероссийской, но все же _свои_),  свои  полиции  и  свою
экономику, которая откровенно ориентировалась на  Восток:  на  Японию,  на
Корею, мощно рванувшую после войны, ну и  на  Америку,  вестимо.  Тогда-то
Сибирская республика внезапно заявила об  открытии  у  себя  месторождений
нефти и газа, япошки тут же провели - по просьбе правительства  республики
- экспертизу месторождений, оценили их  как  гигантские  и  захапали  кучу
концессий.
   Произошло это в шестьдесят третьем. Тогда-то семь ведущих держав мира в
ООН объявили о создании  МЭС  (аббревиатура:  Международное  экономическое
сообщество). Перечислим Большую семерку (так она с  тех  пор  называлась):
США, Канада, Германия, Франция, Италия,  Российское  государство  (включая
Сибирскую и Дальневосточную республики), Япония.
   Странно,  но  экономический  и   амбициозно-территориальный   _раздрай_
Германского содружества вообще  и  в  России  в  частности  резко  укрепил
мировую экономику.
   Эдакий парадокс двадцатого столетия: через разделение - к единению...
   К  единению  -  всюду,  кроме  социалистического  юга  знойной  Африки.
Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне. Опять песня.



   ФАКТ

   Ильин покупал в газетном киоске  ежедневно  не  меньше  десятка  газет,
пролистывал их,  искал  _знакомое_.  Когда  дежурил,  в  обед  выходил  на
Волхонку, там в киоске и отоваривался. А в выходные - где  попадется,  где
мимо шел. Чаще всего, конечно, у  дома:  на  Полянке  и  киоскер  знакомый
имелся, старик, разговаривал с Ильиным о погоде,  о  футболе  -  летом,  о
хоккее - зимой, только о политике помалкивал по  крепко  нажитой  привычке
помалкивать. Сам Ильину не рассказывал, но  Ильин  знал  -  от  консьержки
дома: сидел киоскер  до  войны  в  Сасумане  по  забытой  здесь  пятьдесят
восьмой, в тридцать седьмом сел, а в сороковом его вдруг  реабилитировали,
выпустили домой, в сорок первом война грянула, в сорок первом под  Вязьмой
попал в окружение вместе с полком, загудел в немецкий концлагерь -  теперь
уже на Запад, и опять через три года домой вернулся. С тех пор о  политике
- ни слова. Ильин сначала его  доставал,  а  потом,  как  узнал  о  нем  у
консьержки, перестал. О политике здесь с кем угодно можно было полялякать,
хлебом не корми, для таких разговоров  в  Нескучном  парке,  бывшем  имени
Горького, как ни странно - известного  здесь  писателя,  специальное  поле
выделено было, как в лондонском Гайд-парке, не говоря уж о  парламентской,
газетной,  телевизионной,  ежевоскресно  митинговой  болтовне.  А  вот   с
киоскером  -  лишь  о  спорте.   Ильин,   несмотря   на   армейскую   свою
принадлежность, болел в Той жизни  за  "Спартак".  Здесь  "Спартак"  очень
мощно пер, только  при  Ильине  Кубок  европейских  чемпионов  в  матче  с
Дортмундской "Боруссией" вырвал, а  до  Ильина  этим  кубком  после  войны
четырежды владел. Киоскер тоже  за  "Спартак"  болел,  иной  раз  по  часу
обсуждали они с Ильиным достоинства и недостатки Черенкова, Черчесова  или
купленного у "Ромы" Скилаччи. Это - что касается футбола. Хоккей здесь был
поскучней. Лучшие игроки немедленно перекупались за океан, играли  в  НХЛ,
крутые "бабки"  имели,  а  европейцы  разыгрывали  свой  нищий  чемпионат,
единственно чем богатый - молодыми  талантами.  А  уж  старились  таланты,
повторим, в Канаде и Америке...
   Поговорив,  Ильин  складывал  в  аккуратную  стопку   ежедневные   свои
"Известия",  "Московские   новости",   "Спорт",   "Куранты",   "Московский
свисток", русскоязычный вариант "Бильда" и еще еженедельники - непременную
сварливую "Литературку", откровенно прозападную  "Столицу"  и  наоборот  -
русофильское  "Вече",  опять-таки  на  русском  доступном  языке  "Штерн",
засовывал стопку под мышку и шел домой. Игра у него родилась такая: искать
в здешней жизни приметы прежней.  Похожие  события.  Факты  -  совпадения.
Людей-двойников.  Повторим:  _знакомое_.  Мно-о-ого  знакомого   было!   И
события, и факты, и  люди.  Как  старый  цирк  на  Цветном  бульваре,  они
связывали потерянного в пространстве-времени Ильина с  реальной  для  него
жизнью, мигом оставленной по ту сторону аварии с "МИГом".
   Мигом - с "МИГом". Каламбур.
   Когда Тит нашел  Ильина,  в  деревню  примчался  корреспондент  местной
газетки, повыпытывал у Тита подробности, и наутро они,  подробности,  были
оттиснуты  типографским  способом  на  всю  губернию.  Центральная  пресса
очухалась попозже, но тогда  уже  на  Ильина  и  его  престранную  историю
наложили лапу  гебисты,  поэтому  все  публикации  в  Москве  ограничились
вольной перелицовкой заметки из губернской газеты. Но Тит хранил  их  все.
Говорил, что ни о нем, ни о его знакомых газеты никогда раньше не  писали,
а тут...
   Но это Тит. А Ильин с пытливым идиотизмом  искал  и  находил  в  прессе
знакомые фамилии государственных  деятелей,  которые  и  здесь  оставались
деятелями -  только  деятельность  их  направлялась  "на  благо  развитого
национал-социализма", по-мичурински прижившегося на крепких корнях русской
национальной идеи. Просто  социализм  ей,  идее,  особо  расти  не  давал,
охорашивал  ее  приставкой  "ИНТЕР".   Ильин   ловил   фамилии   известных
журналистов, которые - так выходило! - складно врали о том же, о чем столь
же складно врали в газетах из прежней жизни Ильина, которую он  -  вопреки
здравому  смыслу  -  числил  более  реальной,  нежели  нынешнюю.  И  когда
какой-нибудь двойник писал в "Известиях" о... О  чем?..  Ну,  например,  о
собранных всем миром и легко потерянных  денежках,  бездарно  вбуханных  в
строительство Суперпамятника Окончания Войны и Воцарения Всеобщего Мира на
Поклонной горе в Москве; или о мощном торговом рэкете, свившем себе подлое
гнездо в огромном торговом центре у Крестовской заставы, где тысячи мелких
торгашей  выкладывали  еженедельную   дань   посыльным   так   называемого
"люберецкого картеля"; или о гражданской,  по  сути,  войне  в  суверенном
Закавказье; или о мощном пожаре в пятизвездочном  отеле  "Петербург"  -  в
Петербурге, естественно; или об очередном захвате террористами самолета  в
каком-нибудь Симферополе или Сочи, - когда вылавливал  он  такие  до  боли
знакомые еще по Той жизни мерзости, радовался как дитя. Почему? Да  потому
- вот же странная  человеческая  натура!  -  что  искал-то  он  не  просто
знакомое, но тоже _больное_. Словно безмерно печалил его ясно  видимый  со
всех сторон факт, что Эта жизнь оказалась куда здоровее прежней...
   Парадокс, имевший место и в Той жизни: проигравшие  войну  живут  лучше
победивших.
   Но ему-то чего переживать за  свое  прошлое?  Оно  осталось  в  прошлом
(прошлое - в прошлом, так!) и  только  шепотом,  только  памятью  окликало
Ильина, ибо даже глухие вести  из  социалистической  Африки,  попадавшиеся
там-сям в газетах и журналах,  пробивавшиеся  сквозь  "железный  занавес",
повешенный неокоммунистами на жарких  границах  Системы,  даже  вести  эти
ничем не напоминали знаемое Ильиным. Социализм, взращенный  в  саванне,  в
пустыне Калахари, на снежных вершинах Капских гор, если и походил на  тот,
что прорастал в Цюрихе, а крепнул на просторах Родины чудесной,  закаляясь
в битвах и труде,  то  лишь  его  тоталитарными  амбициями  и  казарменной
свободой. Так по крайней мере  писалось  в  любимых  Ильиным  газетах  унд
журналах. Но Ильин-то,  социализмом  взлелеянный,  не  верил  газетам  унд
журналам  -  социализм  его  и  приучил  не  верить.  Ильин,   вон,   весь

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг