выгнали Хоттабыча. Хоттабыч, то есть Ангел, куда-то исчез, и Ильин
всплывал на поверхность неба один, как если бы катапультировался из своего
"МИГа", а сука катапульта не сработала, задушила перегрузками.
Тепло было Ильину, тепло и спокойно.
Только трясло.
Похоже, путь на небо лежал сквозь турбулентные воздушные потоки, хорошо
знакомые любому летуну.
Как, однако, менялись сравнения! Только что - бассейн, а теперь -
турбулентность атмосферы. Это доказывало, что Ильин не потерял способности
мыслить афористично - тем более что через секунду оказалось, что ни
бассейном, ни турбулентностью не пахло, а лежал Ильин на упругом водяном
матрасе, по-прежнему прикованный за руки и за ноги к стальным перильцам,
удерживающим оный матрац от преступного сползания на пол, в левой руке, в
вене торчала игла от капельницы, а сама капельница висела под низким
потолком и раскачивалась, потому что самолет шел на посадку.
Итак, слово означено: самолет.
И тут Ильин все вспомнил. Все - до последней точки, оставленной,
извините за банальность метафоры, метким шприцем Мальвины в икроножную
мышцу левой ноги уже прикованного к каталке Ильина. Значит, потом он
вырубился, потом его загрузили в самолет, судя по антуражу - не очень
большой, комфортабельный, пассажирский вариант "Боинга-727" или что-то
вроде, где вместо кресел располагалась хорошо оборудованная лечебница.
Впрочем, кресла были тоже. Ильин, повернув голову - а поворачивалась она
на диво славно! - увидел сбоку два вращающихся сиденья, в которых обитали
Мальвина и Олег Николаевич, пристегнутые ремнями безопасности, поскольку -
посадка, поскольку табло о ней упреждало, и борт слегка покачивало,
создавая клиентам некие неудобства, а между ними, между клиентами, а не
неудобствами, на круглом столике в специальных углублениях покачивались
бутылки с мартини, джином "Бифитер", хрустальный вазон с колотым льдом -
для изящности, и банки с тоником, а сами персонажи держали в руках бокалы
и вели светскую беседу. О чем - Ильин не слышал. Голова-то вращалась, а
уши еще не ожили.
Но язык работал.
- Эй, - мило сказал Ильин, - куда вы меня везете?
- Привет, - улыбнулся в ответ Олег Николаевич. - Очнулись? Рад за вас,
любезный Иван Петрович, как раз вовремя. Идем, как вы, вероятно,
чувствуете, на посадку. Последняя, между прочим, посадка на нашем пути,
остальные вы мирно проспали. - И уже обращаясь к Мальвине: - Нет, вы
заметьте все-таки, какие отличные химические препараты делают умельцы из
"ИГ-Фарбен"! Просили: на весь срок снять с клиента... э-э... ну, скажем,
возможность стресса. И нате вам: ровно на срок. Осталось время прийти в
себя и ощутить бодрость и прилив сил... Прошу вас, лапонька...
Лапонька, то есть Мальвина, отстегнулась от кресла, подплыла к
медицинскому сейфику, достала оттуда заранее приготовленный шприц и
направилась к Ильину.
- Ангел, - завопил Ильин, - сделай что-нибудь! Она меня сейчас убьет!
- Не убьет, - сообщил прорезавшийся Ангел. А впрочем, самое оно было
ему прорезаться: самолет, воздушное пространство, облака - ангельская
стихия. - Не убьет, не боись. Это, насколько я секу, возбуждающее,
снимающее мышечное напряжение и проясняющее мозги. Полезно будет, не стоит
противиться, Ильин.
Мальвина протерла ваткой со спиртом вену на локтевом сгибе, прицелилась
и точнехонько попала в нее. Не исключено, Мальвина только прикидывалась
ресторанной богиней, а наделе была профессиональной медсестрой. Хотя в
гебе все, как слыхал Ильин, знают множество ремесел, иначе швах, иначе не
выжить в полевых условиях... И как только тайная жидкость, изготовленная
умельцами их "ИГ", растеклась по венам и, не исключено, артериям Ильина,
он немедленно ожил, почувствовал великую бодрость, прилив сил и свежесть
мысли.
- То-то, - сказал Ангел.
Ильин сам знал, что "то-то". Ильин тут же дернулся, пытаясь вырваться
из кандалов, но они держали крепко, тут даже "ИГ"-умельцы ничего сделать
не могли.
- Потерпите, - Олег Николаевич сочувственно глядел на Ильина-Прометея,
- осталось минут пятнадцать, пилот получил разрешение на посадку и сейчас
выходит на малый круг ожидания. Сядем, выпустим вас и - в путь, в путь,
кончен день забав, в поход пора, целься в грудь, маленький зуав, кричи
"Ура!"... - Оборвал фривольное пение, деловито заметил: - Вас, конечно,
будут проверять и проверять, но никакие проверки вам не страшны. Кто вы -
вы сами знаете. Про "МИГ" спросят - а что про него говорить? Сгнил в
болоте, лягушки его оккупировали, пиявки всякие, нечисть, ф-фу. А наше в
вас присутствие - ну, тут они рылом не вышли...
- Кто они? - заорал Ильин, бессмысленно и бесполезно дергаясь,
вырываясь, в кровь перетирая кожу на запястьях. - Куда вы меня привезли,
гады? Чем я вам мешал? Жил себе и жил, никого не трогал, так нет... Ну
нашли вы самолет, ну покрытие там какое-то, ну и радовались бы, а снимать
меня с насиженного места зачем? Я же болен. Я же не могу так! Я же еле-еле
привык, притерся, врос в жизнь...
- Вот и скверно, что вросли, - заявил Олег Николаевич, закуривая
сигаретку "Данхилл", несмотря на предупреждающую надпись на табло. - Наше
упущение: дали врасти... Не-ет, милейший Иван Петрович, в Москве вам
нельзя было оставаться. Вы - мина замедленного действия, извините за
сравнение. Неизвестно когда рванете. И неизвестно где. Зачем рисковать?
Лучше перенацелить заряд, перенаправить его в нужном направлении - и лебен
зи воль! А о нашей идее вам немедленно сообщат свежие газеты. Пресса -
великая сила... - Он встал, поднял с пола пачку газет и стал по одной
разворачивать перед прикованным Ильиным.
Ильин смотрел и ничего не понимал.
"Московские новости" от сего дня. Портрет Ильина в гриме Лукича на
первой полосе, рядом - он же, но без грима. Шапка: "Диссидент разоблачен
органами безопасности и выслан из страны".
"Известия". Портрет Ильина без грима. Шапка: "Почему он не любит
Россию?"
"Куранты". Портрета нет, но шапка есть: "Коммунистам в России делать
нечего!"
Олег Николаевич свернул показанные газеты, присоединил их к увесистой
пачке на полу и спросил:
- Хватит?.. Думаю, хватит. Вам все ясно?.. Сегодня мир узнал, что некий
откровенный и наглый диссидент с коммунистическим душком, некий тип по
фамилии Ильин выслан из страны по статье УК России за номером 117 прим.
Антигосударственная деятельность. Кроме фоток и заголовков есть и статьи,
вы их потом, если захотите, прочитаете. Я вам все эти газеты дам с собой.
Кстати, если они сюда еще не дошли, прекрасно: вам они помогут...
Поверьте, коллега, мы предусмотрели все. Или почти все, поскольку все даже
Господь Бог не сумел предусмотреть... Прощайте, Иван Петрович, но не
забывайте о нас. А мы вам забыть о себе не дадим сами. Это уж энтшульдиген
зи, битте, извините за внимание.
И в сей же секунд "боинг" не "боинг" мягко ткнулся шасси о бетон
взлетно-посадочной полосы, включил реверс, завыл движками и побежал по
дорожке, тормозя и сворачивая на рулежку, ведущую, как догадался Ильин, к
зданию аэропорта. Какого только?
- Куда мы прилетели? - спросил у Ангела. Ангел не ответил. Он вообще
вел себя странновато в последнее время, молчал больше, а сейчас и вовсе
заткнулся, как будто нечего ему было сказать своему подопечному, как будто
охранная функция его дала некий сбой.
- Ночь здесь, - вдруг сказал он задумчиво, словно только это-то и
удивило его. - Ночь и жарко...
- Где здесь?
- Здесь... - медленно, нехотя.
Ильин однажды видел говорящего и мыслящего робота, сработанного
конструкторами из Института информатики - еще в Той жизни, робот, который
целенаправленно умирал. Сдавал. Тот, помнится, говорил так же: будто завод
у патефона кончался, а ручки - чтоб подкрутить - не было.
- Что с тобой, Ангел?
Тот опять не ответил.
А самолет уже встал, и двигатели умолкли, и из кабины пилотов в салон
вышли красивые парни в парадной форме "Люфтганзы", хотя скорее всего
никакая "Люфтганза" здесь была ни при чем, самолет принадлежал гебе и
пилоты служили там, а форму и опознавательные знаки всемирно известной
авиакомпании использовали для прикрытия. Пилоты прошли через салон,
оставив дверь открытой, погремели чем-то невидимо, и в салон с воли
ворвался оглушительно жаркий воздух.
- Приехали с орехами, - бездарно сказал Олег Николаевич. -
Поторопитесь. Вас, как мы и предусмотрели, встречают.
Мальвина ловко отстегнула крепления. Ильин легко вскочил и рванул прочь
из салона - на волю. Идиотское человеческое качество: что там на воле, кто
на воле, зачем встречают - ничего в момент порыва, побега не волнует.
Воля! А там, может, взвод с автоматами ждет и команда "Пли!".
Но взвода с автоматами не было.
Ильин остановился на верхней площадке трапа, ничего сначала не увидев.
Только черная-черная ночь, жаркая до пота, который тут же побежал
струйками по лбу, только созвездие огней неподалеку: аэропорт, видно...
Ильин сбежал по ступеням, но задержался на последней, схватившись за
перила. Оглянулся. Дверь самолета, все-таки "боинга", как на поверку
оказалось, который привез его в это бешеное пекло, автоматически
закрывалась, вот уже совсем закрылась, и только и увидел Ильин, что лицо
Олега Николаевича за стеклом иллюминатора. Олег Николаевич помахал Ильину,
улыбнулся, трап неожиданно поехал от самолета, на верхней ступеньке стояла
сумка Ильина, собранная Титом, и пачка газет, а сам "боинг" легко взревел
двигателями и неторопливо покатил по перрону к положенному месту взлета.
Трап ехал все быстрее. Ильин стоял на нем, вцепившись руками в перила,
с ужасом смотрел вперед, туда, где из созвездия огней вырастало, обретало
стеклянные очертания аквариумное здание аэровокзала, словно вымершего в
этот ночной час. Да и аэропорт казался мертвым. Никто не гонял по перрону
на спецмашинах, никто не взлетал и не садился, "боинг" был единственным
живым механизмом в этом царстве аэроночи. И еще трап, который остановился,
не доехав до здания метров пятидесяти. Но и этого расстояния было
достаточно, чтобы увидеть группку людей, явно встречающих Ильина. Люди
стояли угрожающе неподвижно. Ильин машинально сошел с трапа, ощутив под
ногами бетон.
И в это время зажегся свет. Прожектора на мачтах фуганули снопы на
площадку для торжественной встречи, осветив растерянного Ильина, а
напротив - человек пятнадцать: все без пиджаков, но в белых рубашках с
короткими рукавами и темных галстуках. Все - вроде бы не слишком молодые,
вроде бы ровесники Ильина или даже постарше. А чуть в стороне стояли белые
машины, до слез похожие на родные агрегаты Горьковского автозавода.
А на здании аэровокзала, подсвеченные прожекторами, красовались
портреты серьезных мужчин, из коих по крайней мере двое были знакомы
Ильину. Один - с пятном в форме Индонезийского острова на башке. Другой -
волосатый, мелкоглазый, щекастый, с рожей бульдозера фирмы "Катерпиллер".
Остальные лица - неизвестные. Но над ними, осеняя их гигантскими
размерами, висел портрет того, в кого превратила Ильина подлая медсестра
Мальвина. Оригинал. Он, оригинал, изображен был в полный рост, с
простертой вдаль рукой, и крупная надпись объясняла жест:
"ДЕМОКРАТИЯ - ОРУДИЕ СВОБОДЫ".
А копия - жалкая, дрожащая, несмотря на жару, в пиджачке своем
замухрышистом, в галстучке с горохом, в хлипких баретках, стояла на летном
поле и плакала. Слезы пополам с потом оставляли грязные дорожки на
загримированном лице. Сопли тоже, кажется, имели место.
Мужчины в рубашках и галстуках неторопливо, но угрожающе двинулись к
Ильину, и следом тронулись белые авто.
И тут Ангел проклюнулся.
- Ну все. Генук, - сказал он грустно. - Я обещал околоток? Вот он. В
масштабе страны. Здесь я тебе не буду нужен, да и ничего я здесь охранить
не сумею. Рылом не вышел. Здесь тебя и без меня охранят. Да и миссия у
тебя имеется, истребительная. Это тоже без меня. Безумно жаль
расставаться, но надо. Прощай, Ильин...
И показалось - нет, но что-то вырвалось из груди, разрывая легкие, в
комок сминая сердце. Ильин задохнулся, жадно пытаясь втянуть в себя
горячий воздух, но не смог и упал на бетон, ткнувшись лицом о шершавую
плиту. И тут же с криком поднялся, оставшись на коленях: бетон обжег его,
как сковородка с огня.
Словно издалека, словно из небесных высей донеслось до Ильина Ангелово:
- Вот ты и второй раз ошпарился. Прости, не предусмотрел...
- Ангел, Ангел, - плача, размазывая по обожженным щекам обожженными
ладонями слезы, пот и сопли, шептал Ильин.
Ангел не слышал. Он летел высоко-высоко по небу полуночи, как у
классика, и только один Ильин и видел его. Никто больше. Остальные
смотрели на Ильина, встав вокруг него, а самый, видать, главный, буднично
сказал по-русски:
- С прибытием, значит, на родную землю, товарищ Ильин. Хорошо долетели?
Ильин не ответил: не мог. Все еще плакал.
- Эк его разобрало, - с некой даже долей сочувствия заметил Главный. -
Помогите товарищу диссиденту подняться. Сейчас его - в резиденцию.
Накормить. Потом товарищи из гебе с ним поговорят, а дальше видно будет...
Ильин, услыхав родное название, поднял голову.
- Гебе? - спросил. - Опять гебе?
- Что значит опять? - добродушно спросил Главный. - Гебе - она и в
Африке гебе. Вечное дело.
- Вечное, - машинально повторил Ильин. А Ангел кружил высоко-высоко, не
улетал, как будто боялся оставлять Ильина одного, но и спуститься боялся.
Да и что удивляться: всегда он трусоват был. Не раз сбегал. Впрочем, и
возвращался не раз.
ВЕРСИЯ
Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
ФАКТ
Жалко Ильина.
Единственное, на что стоит надеяться, - на возвращение к нему Ангела.
Без Ангела Ильину - совсем хана.
Впрочем, всем нам без своего Ангела - хана. Это уж точно - факт.
--------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Требуется чудо". М., "АСТ", 1999.
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 October 2000
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.11.2001 14:22
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг