неповторим, если она уйдет - а уйдет она непременно, - но уже одно
соприкосновение с ней открыло нам еще одну тайну Вселенной. Конечно,
Ньютон, скажем прямо, был счастливее нас: он мог доказать свое открытие. А
сможем ли мы?
Сможем.
Я вспоминаю о "соответствующем импульсе". Если, приняв его от меня,
энергополе "невидимок" со скоростью света передаст его аналогичному полю в
любом месте планеты, любой избранный мною материальный объект распадется
на атомы, причем энергия распада будет отброшена в сопредельное временное
пространство. Так, по крайней мере, объясняла мне Сузи. А на доступном мне
языке понятий это значит, что объект исчезнет без шума и вспышек, без
всяких там излучений и взрывных волн, просто исчезнет, как стакан,
прикрытый цилиндром фокусника. Хотя бы на день, на час я становлюсь
человеком, который мог творить чудеса. Сказка Уэллса превращается в быль.
Я не буду размениваться на мелочи - выращивать на улице розовые кусты,
печатать фальшивые ассигнации или отливать на кухне золотые бруски. Я
размахнусь по глобусу, прекращу любую войну и любой террор, заставлю уйти
в отставку любое преступное правительство. За несколько минут любая
военная хунта отправится в ад или сдастся на милость народа. За несколько
минут невинно осужденный выйдет на свободу из любого застенка...
Я разбушевался в мечтах, как школьник, нагромождая в уме сказку за
сказкой, пока спасительный сон не избавил меня от постыдного возвращения к
действительности. Сон под утро тревожный и хрупкий, полный странных
видений, словно повторяющих что-то забытое в твоей жизни.
Я иду в каменном ущелье будто вымерших улиц. Одинокие черные тени в
подъездах с неопределенным человеческим обликом. Прохожих нет. Стекол в
окнах тоже нет - одни пустые глазницы. Может быть, это улицы из фильмов о
разрушенных войной городах?
Улицы суживаются, оборачиваясь переулками и проходными дворами, и я
знаю, что где-то неподалеку меня ждет тупик, из которого уже нет выхода.
Это - ворота, похожие на вход в автомобильный гараж. Они медленно
раскрываются, выпуская навстречу мне что-то неопределенное и рыхлое, как
медуза. А может быть, это новая форма разумной жизни?
"Почему?" - спрашивает она и не договаривает.
"Почему?"
"Почему?"
Я просыпаюсь и сажусь на постели, опустив босые ноги на пол. Должно
быть, еще рано, в комнате света мало, и только на освещенном экране
телевизора легко читается тот же вопрос:
"Почему?"
А вслед уже бегут слова, договаривающие сон:
"Почему у тебя несколько жизней?"
Я даже протер глаза, чтобы убедиться в том, что не сплю. Экран ждал
ответа.
А что я мог ответить на этот, мягко говоря, странный вопрос?
- У меня одна жизнь.
"Две. Ты одновременно был в двух пространственно-временных мирах. Ночью
и днем. Лежал не двигаясь и двигался в пространственных границах, какие вы
называете улицами".
- Это не жизнь, это - сон, - сказал я зевая.
"Ваш словарь толкует слово "сон" слишком неопределенно. Это и
физиологическое состояние, в котором периодически прекращается работа
сознания, это и видения спящего, и мечта, и фантастический продукт
воображения. Слишком много исключающих друг друга понятий".
- Я имел в виду именно видения - то, что происходило во сне, а не
наяву, - сказал я вслух.
Экран понял по-своему.
"Другая жизнь, но мы не могли в нее проникнуть".
- Потому и не могли, что она не существовала реально. Продукт
неконтролируемого воображения.
"Непонятно. Все, что существует, - существует реально. Реально не
существовала - несовместимость понятий. Еще один признак чуждой нам формы
жизни".
И экран погас.
- Ну, что скажешь? - услышал я позади смешок Вэла.
Он, как и я, не спал и сидел босой на диване.
- Кажется, взаимопонимание недостижимо, - вздохнул я и прибавил: -
Только...
- Что только? - насторожился Вэл.
И я, опустив голову, чтобы не смотреть ему в глаза - неловко, конечно,
а так хотелось рассказать, - все-таки рассказал ему о своих воздушных
замках. Пусть улыбается, пусть острит, пусть говорит, что, мол, глупо все
это и смешно.
- Конечно, смешно, - подтвердил Вэл тоном судьи, выносящего приговор. -
Наивность всегда смешна. Это свойство инфантилизма. Смешно быть ребенком в
тридцать пять лет. А твои мечты - издержка воображения подростка,
возомнившего себя властелином мира. Он, видите ли, предотвращает войны,
уничтожает оружие на военных базах!.. Не суйся, милок, в политику: не по
зубам орешек. И штаб НАТО не потроши. Документацию уничтожишь, а генералы
останутся. И планы восстановят, и агентуру, и средства. И ничего не
изменится, только легкую панику вызовешь - на время. А ультиматумы
диктатурам или хунтам - это уж совсем смешно. Даже физическое уничтожение
диктаторов не приведет к революции. Революции не экспортируются и не
делаются по приказу извне; их делает народ, когда создается революционная
ситуация.
Разгромленный, я отступал, все еще не сдаваясь.
- Могущество "невидимок" не только в разрушении.
- А что они создали? Курительную трубку и золотой бюст?
- Дело не в масштабах. Полагаю, что с такой же легкостью они создадут и
океанский лайнер.
- Для кого? Для тебя? Стоит этакий пароходище в устье Темзы. Абсолютно
пустой. Ни капитана, ни команды, ни судовых документов. Как ты докажешь
свои права на владение?
- А если не для меня? Для общества. Например, строительный кооператив
для лондонской бедноты. И не один квартал, а целый пригород. Или,
допустим, мост через Ла-Манш или туннель. Без труда и средств - раз, и
готово!
- Допустим. А по какому образцу они его выстроят? Что они знают о
сопротивлении материалов и строительной механике? Можно ли будет ездить по
этому мосту, даже если он и повиснет волшебно над Ла-Маншем? Да и пригород
твой - это не трубка Доуни. Дело не в масштабах, согласен. Но по каким
расчетам и чертежам они скопируют сложное инженерное хозяйство с его
транспортными магистралями, осветительной и газовой сетью, водопроводом и
канализацией, телефонной и телеграфной проводкой? Они и понятия об этом не
имеют, и назначения не поймут, а ты - пригород! Нет, Монти, в своем
чудотворчестве ты даже ограниченнее, чем герой Уэллса. Тот хоть мог
сотворить себе яичницу, а ты и этого не сможешь: нет образца для синтеза.
Я молчал.
- Пора вставать, волшебник, - зевнул Вэл и пошел в душ.
- Может, позавтракаем вместе?
- Твоя Розалия еще не вставала, а у меня - дела.
Проводив Вэла, я подошел к окну. Уже совсем рассвело, но квартал еще
спал: не было ни людей, ни машин, только автотележка молочника задержалась
у подъезда напротив. То был подъезд старого лондонского дома,
выстроенного, должно быть, еще полстолетие назад. Рядом с ним стоял,
вероятно, такой же, но во время войны его разрушило прямое попадание
немецкой фугаски. Уже несколько лет на его месте собирались воздвигнуть
новый, а строительная площадка, огороженная аккуратным забором, все еще
оставалась пустой. Только окрестные мальчишки, проникавшие сюда сквозь
щели в заборе, устраивали здесь свои футбольные и крокетные матчи,
прекращавшиеся с появлением лондонских "бобби" - строгих блюстителей
уличной тишины и порядка. "А что, если..." - мелькнула озорная мысль. И я
сказал вслух с невольной торжественностью:
- Если вы еще здесь и можете меня слышать, постройте дом на пустыре
напротив. Что значит "построить", вы, вероятно, знаете, "дом" - тоже. А
пустырь я сейчас наблюдаю: он огорожен забором, оклеенным рекламными
афишами. Дом должен быть точнейшей копией соседнего, стоящего рядом. Не
только снаружи, но и внутри. Вся проводка, которую вы скопируете, должна
быть также связана с подземным хозяйством улицы. - Я вздохнул и добавил: -
Возле подъезда укрепите большой белый экран с надписью: "Бесплатные
квартиры для бедняков. Вселяйтесь и живите. Вход свободный".
Ничто не звякнуло, не стукнуло, не шелохнулось. Дом, задуманный мной,
не появился. "Эффект Клайда" попросту не сработал. Я внутренне посмеялся
над своим дурачеством, вздохнул и начал одеваться.
Потом съел завтрак, просмотрел газеты и, захватив зонтик, собирался уже
выйти на улицу, как вдруг услышал нарастающий шум за окнами. Словно
поймали вора или кого-нибудь сшибло автомобилем. Взглянул в окно и обмер.
На бывшем пустыре стоял пятиэтажный дом, точная копия своего выцветшего
и закопченного соседа. У дверей до второго этажа тянулся белый
прямоугольник с задуманной мною надписью, ясно читавшейся даже из моего
окна. А внизу ее читала и обсуждала толпа, собравшаяся у дома. Что-то
кричал полицейский в каске, останавливались проезжавшие автомашины, толпа
росла.
Я, забыв зонтик, стремительно выбежал на улицу.
8. МИДАС
И вблизи дом оказался таким же старым, как и его сосед, словно их
строили одновременно. У подъездов с воинственным видом стояли полисмены:
должно быть, постовой уже вызвал дополнительный полицейский наряд. На
тротуаре толпились прохожие и зеваки - обычные лондонские зеваки,
моментально собирающиеся вокруг любого уличного происшествия. Но привлекал
их даже не самый дом, а надпись на огромном щите, выведенная полуметровыми
буквами и тем же шрифтом, которым пользовались невидимки у меня на экране.
Наиболее словоохотливые обменивались репликами:
- Бесплатные квартиры. Видал?
- Вранье.
- Так ведь ясно написано.
- Мало ли что написано. Обман. Въедешь, а тебе - счет: плати.
- Попробуй въехать. Видишь - ангелы у дверей рая стоят.
Кто-то попробовал подойти ближе.
- Назад! - крикнул полисмен, отстраняя его концом черной дубинки. - Не
подходить близко.
Я перешел к другой группе.
- Вчера этого дома не было. Я ведь рядом живу, - пояснял, жестикулируя
скрученным зонтиком, седоватый клерк в котелке. - За одну ночь его
выстроили. Непостижимо!
- Не за одну ночь, а утром. При мне.
- Глупости!
- Я молоко привез - никакого дома нет. Пустырь. Поставил машину вон
там. (Тележка молочника все еще стояла у подъезда соседнего дома.)
Отлучился на минуту, вернулся - дом! Точь-в-точь такой же, как этот. Прямо
из воздуха. Будто в кино.
Впереди косматый молодой человек лихорадочно щелкал фотокамерой. На
слова молочника обернулся:
- Вы лично видели?
- А как же иначе? Точь-в-точь. Как в кино.
- Расскажите подробнее. Я из газеты, - засуетился обладатель
фотокамеры, но молочник тотчас же стушевался:
- Некогда мне - заказчики ждут.
- Разыгрывает, - сказал кто-то. - Чудес не бывает.
Я решил поддержать молочника:
- А вдруг? Я не видел этого дома еще полчаса назад. Глядел вон из того
окна напротив - пустырь и забор. А вышел на улицу - ни пустыря, ни забора.
У соседнего дома материализовался дубль.
Газетчик еще раз щелкнул фотокамерой, должно быть снимая мое окно.
- Ваше имя, сэр?
- Зачем? Я не мечтаю попасть в газеты.
- Мне же нужны свидетели, сэр.
- Чудеса не нуждаются в свидетелях, мистер. Это не преступление, -
сказал я и пошел прочь.
Газетчик кинулся было за мной, но к дому в этот момент подъехал
автофургон телевизионной компании. Причаливший следом серый "форд"
выбросил полдюжины волосатиков, сразу же атаковавших моего газетчика.
- Что здесь произошло, Арчи?
- Опыт скоростного строительства, да?
Я не стал слушать...
На кафедре еще ничего не знали о чуде, но в перерыве между лекциями
сенсационная весть уже долетела с улицы. Мимо меня бегом промчались
студенты, торопясь к месту уже известного им происшествия.
Тут меня и поймал Вэл.
- Твоя работа?
- А что? - спросил я невинно.
- А то, что ты кретин. Зачем тебе это понадобилось? Забыл, в какой
стране живешь? Если бы ты выстроил дом в Москве, тебе бы только сказали
спасибо, а здесь ты обогащаешь землевладельца.
- Как? - не понял я.
- Вот так. Не бедняки, милок, получат твои квартиры, а хозяин. По праву
священной частной собственности. - Увидев подходившего Доуни, Вэл
заторопился: - Встретимся в "пабе", когда выйдут вечерние газеты. Надо
поговорить.
Я не знал, надо ли. Да и о чем? Дело-то ведь уже сделано. Но реплика
Доуни подтвердила, что и ему надо об этом поговорить.
- Ведь вы живете на Друммонд-стрит, Монти? - начал он. - Слыхали, что
произошло?
- Не только слыхал - видел.
- Так рассказывайте скорее!
- Что рассказывать? Дом как дом.
Доуни сделал строгое лицо, как на экзаменах.
- Я только что говорил с соборным епископом. Он проезжал по вашей
улице. Едва пробился - такая давка. - Доуни приблизился ко мне вплотную и
прибавил почему-то шепотом: - Говорит, что это не от бога, Монти. Не от
бога. А вы что скажете?
- Что в городе появился волшебник, сэр.
Доуни шарахнулся от меня, как от зачумленного.
Вечерних газет ждать не понадобилось: уже экстренные выпуски дневных
отвели целые полосы "чуду на Друммонд-стрит". Со всеми подробностями была
описана суета вокруг дома, впечатления очевидцев его рождения, болтовня
зевак. "Дейли экспресс" опубликовала даже снимок фасада меблированных
комнат миссис Соммерфилд с моим окном, помеченным крестиком. "Из этого
окна преподаватель университета Монтегю Клайд лично наблюдал волшебную
материализацию здания". Косматый газетчик оказался проворнее, чем я думал,
сумев выведать все, что ему требовалось, даже у неприступной Розалии.
Научные авторитеты отмахивались: "не знаю", "не понимаю", "не могу
объяснить". Архитектор Брукс, специалист по скоростному домостроительству,
высказался определеннее: "Не знаю ни материалов, ни метода, с помощью
которых можно выстроить пятиэтажный дом в одну ночь. Может быть, открыт
секрет самовозрастающей цементной массы, но мне он неизвестен".
Мгновенного рождения дома архитектор вообще не допускал, не обмолвившись о
том даже намеком. Плакат с бесплатными квартирами вызвал подозрения "Нью
джорнал", намекнувшей на "происки коммунистов, получивших секрет
сверхскоростного строительства из Москвы". Задавались вопросы, кто же
станет хозяином дома - землевладелец или строитель, если он объявится.
Вечерняя "Ивнинг ньюс" недвусмысленно разрешила все сомнения на этот
счет, опубликовав интервью с владельцем земельных участков на
Друммонд-стрит Джозайей Харрисом:
- Было ли это неожиданностью для вас, мистер Харрис?
- Полнейшей.
- Как вы относитесь к такому событию?
- Я очень доволен.
- Как вы его объясняете?
- Никак. Зачем обогащенному объяснять причины своего обогащения? Важен
сам факт.
- Значит, вы уже считаете себя законным владельцем дома?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг