Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
постаревшая на двадцать лет. А вдруг не Ольга? Усложнять ситуацию явно  не
хотелось.  Я  машинально  перебрал  пачку  денежных  купюр,   лежавших   в
бумажнике. На один день в будущем наверняка хватит.  Так  что  же  делать?
Может быть, просто пройтись по улицам, объехать город,  увидеть  побольше,
подышать в буквальном смысле воздухом  будущего?  Разве  этого  мало?  Для
Заргарьяна и Никодимова - увы! - мало! Какое материальное подтверждение  я
мог привести им из будущего? Пойти в Ленинскую библиотеку - она,  конечно,
существует и здесь, - порыться  в  каталогах,  поинтересоваться  тематикой
научных журналов? Допустим, мне  даже  удастся  найти  что-нибудь  близкое
работам моих ученых друзей. Допустим. Но пойму ли я что-нибудь  в  статьях
ученых восьмидесятых годов, если порой даже элементарные популяризаторские
попытки Заргарьяна бессильны  преодолеть  мое  математическое  невежество.
Выучить наизусть запись какой-нибудь формулы? Да я забуду ее тотчас же!  А
если их серия? А если мне встретятся совсем уже незнакомые  математические
символы? Нет, чушь зеленая - ничего не выйдет!
   С такими мыслями я побрел на остановку такси. Впереди меня была  только
одна женщина; она, видимо, торопилась, то  и  дело  поглядывая  на  ручные
часы.
   - Уже десять минут жду, и ни одной машины, - сказала она. - Конечно, на
автобусе проще и бесплатно к тому же, но на автупре занятнее.
   - На автупре? - переспросил я.
   - Вы, наверно, приезжий, - улыбнулась она. - Так мы называем такси  без
водителя, с автоматическим управлением. Прелесть!
   Но  первый  же  автупр  привел  меня  в   содрогание.   Что-то   дикое,
противоестественное было в  этой  лобастой  машине  без  колес  и  шофера,
бесшумно подплывавшей к нам  и  выбросившей  на  остановке  четыре  паучьи
ножки. Невидимка за рулем открыл дверь, пассажирка села и что-то сказала в
микрофон. Так  же  бесшумно  исчезли  ножки,  закрылась  дверь,  и  машина
скрылась за поворотом. Я долго и, должно быть, с глупым видом  смотрел  ей
вслед, растерянно спрашивая себя: "А что  ты  скажешь  в  микрофон  и  как
будешь рассчитываться, если не хватит мелочи?" Я уже подумывал о  бегстве,
как на остановке появился еще один пассажир. В его подчеркнутой  худобе  и
седине с прочернью была какая-то своеобразная  элегантность,  а  тщательно
подстриженная борода лопаткой придавала ему чуть-чуть вызывающий вид.
   - Спешу, - признался он, нетерпеливо оглядывая  площадь.  -  Вон  идет,
кажется.
   Лобастый автупр уже подплывал, подруливая к остановке.
   - Охотно уступлю вам очередь, - сказал я. - Я не спешу.
   - Зачем? Вместе поедем, если не возражаете. Сначала отвезем вас,  потом
меня.
   В темных его глазах мелькнуло что-то до жути знакомое. Тот же  высокий,
покатый, с зализами лоб,  тот  же  взгляд,  пронзительный  и  насмешливый.
Только борода неузнаваемо изменяла лицо. Неужели же это он?



ПОСТАРЕВШИЙ ЗАРГАРЬЯН

   Я  еще  раз  придирчиво  заглянул  ему  в  глаза.  Он.  Мой  Заргарьян,
постаревший на двадцать лет.
   Но я и виду не подал, что узнал его.
   - Куда вам? - спросил он.
   Я только пожал плечами. Не все ли равно, куда ехать человеку,  двадцать
лет не видевшему Москвы.
   - Тогда поехали. Чур, не возражать - я гид. Кстати,  где  вы  обедаете?
Хотите в "Софии"? Вместе. Честно говоря, не люблю обедать один.
   Он и к пятидесяти годам не утратил мальчишеской пылкости. И в роль гида
вошел сразу и горячо.
   - По улице Горького не поедем. Ее  почти  не  перекраивали.  Рванем  по
Пушкинской, совсем новая улица - не узнаете. Запрограммировано.
   Он повторил это в микрофон, добавив, где свернуть и  где  остановиться.
Такси, беззвучно захлопнув дверь, поплыло, огибая сквер.
   - А как рассчитываетесь? - спросил я.
   - Вот в эту копилочку. - Он показал  на  щель  в  панели  под  ветровым
стеклом.
   - А если мелочи нет?
   - Побеспокоим разменное устройство.
   Такси уже свернуло на Пушкинскую, похожую на Пушкинскую моих дней,  как
Дворец Съездов на заводской клуб. Может быть, она была  внешне  иной  и  в
шестидесятые годы - ведь подобие миров не предполагает их идентичности,  -
но сейчас она была иной и масштабно и качественно. Двадцатиэтажные  взлеты
стекла и  пластика,  не  повторяя  друг  друга,  вписывались  в  скалистый
орнамент каньона, на дне которого кипел многоцветный автомобильный  поток.
Тротуары, как в торговом пассаже, тянулись в  два  этажа,  соединяясь  над
улицей кружевными параболами  мостов.  Мосты  связывали  и  дома,  образуя
дополнительные аллеи над улицей.
   - Для велосипедистов, - пояснил Заргарьян, перехватив мой взгляд. - Там
же бассейны и площадки для вертолетов.
   Он добросовестно играл роль гида, с удовольствием смакуя мое удивление.
А лобастый наш дельфин тем временем пересек  бульвар,  пролетел  столь  же
неузнаваемую улицу Чехова и подрулил по Садовой к небоскребу  "Софии".  Ни
площади,  ни  ресторана  я  не  узнал.  Маяковский,  будто  изваянный   из
бронзового стекла, так и блистал на солнце, вздымаясь  над  площадью  выше
лондонской колонны Нельсона. Сверкал и параллелепипед  ресторана  "София",
играя  отраженным  солнечным  светом,  как  сплав  хрусталя   с   золотом.
Ресторанный зал поражал и внутри. Привычно белые  столики  под  старомодно
крахмальными  скатертями  соседствовали   со   странными   геометрическими
фигурами, похожими на шатры из дождя и аргоновых нитей.
   - Что это? - оторопел я.
   Заргарьян улыбнулся, как фокусник, предвкушая еще больший эффект.
   - Сейчас увидите. Сядем.
   Мы сели за один из привычно крахмальных столиков.
   - Хотите стать невидимым и неслышимым для окружающих?
   Он что-то тронул, подняв уголок скатерти, и зал исчез. Нас  отделял  от
него шатер из дождя, без влаги и сырости. В  дождь  вплетались  светящиеся
нити без стекла и проводки.  Нас  окружала  благоговейная  тишина  пустого
собора.
   - А выйти можно?
   - Так это же воздух, только непрозрачный. Светозвукопротектор. У нас  в
лаборатории мы применяем черный. Абсолютная темнота.
   - Я знаю, - сказал я.
   Теперь удивился он, подслушав в моем ответе что-то для себя новое.
   Мне надоело играть в загадки.
   - Вы Заргарьян? Рубен Захарович? - спросил я, уже совершенно  уверенный
в том, что не ошибаюсь.
   - Узнали, - усмехнулся он. - Значит, и борода не помогла?
   - Я по глазам вас узнал.
   - По глазам? - опять удивился он. - На газетных и журнальных  портретах
глаза хорошо не выходят. А где же вы меня еще видели? В кино?
   - Вы по-прежнему занимаетесь физикой биополя? - начал  я  осторожно.  -
Тогда не удивляйтесь тому, что сейчас услышите. Я вам  сказал  неправду  о
том, что двадцать лет не был в Москве. Я вообще  не  был  в  этой  Москве.
Никогда. - Я помедлил немного, ожидая его реакции, но он молчал, продолжая
рассматривать меня с возрастающим интересом. - Мало того, я  не  то  лицо,
которое вы сейчас видите. Я фантом в его оболочке, гость из другого  мира.
Явление вам, вероятно, хорошо знакомое.
   - Вы читали мои работы? - спросил он недоверчиво.
   - Нет, конечно. У нас вы  их  еще  не  опубликовали.  Ведь  наше  время
отстает от вашего лет на двадцать.
   Заргарьян вскочил:
   - Позвольте, только теперь я вас понял. Значит, вы из другой  фазы.  Вы
это хотите сказать?
   - Именно.
   Он помолчал, поморгал глазами, отступил на шаг. Светящаяся пелена дождя
наполовину скрыла его, комически срезав часть затылка, спины и ног.  Потом
он снова вынырнул и сел против меня, с трудом сдерживая волнение. Лицо его
словно засветилось изнутри, и в этом свечении были и сокрушающее удивление
человека, впервые  увидевшего  чудо,  и  радость  ученого,  что  это  чудо
совершается в его  присутствии,  и  счастье  ученого,  могущего  управлять
такими чудесами.
   - Кто вы? - наконец спросил он. - Имя, специальность?
   Я засмеялся.
   - Чудно как-то говорить от имени двух человек, но приходится. Имя  одно
и здесь и там. Звание: профессор - это здесь,  а  там  без  званий,  можно
сказать, рядовая личность. И специальности разные: здесь - медик,  хирург,
видимо, а там - журналист, газетчик. Да еще там я моложе на двадцать  лет.
Как и вы.
   - Любопытно, - сказал Заргарьян, все еще оглядывая меня с интересом.  -
Все мог ожидать, только не это. Сам  отправлял  людей  за  пределы  нашего
мира, но чтобы здесь такого гостя встретить -  об  этом  и  не  мечтал.  И
дурак, конечно. Ведь материя едина по всей фазовой траектории. Я здесь,  и
я там, вот и засылаем друг к другу гостей. - Он засмеялся и вдруг  спросил
совсем с другой интонацией: - А кто ставил опыт?
   - Никодимов и Заргарьян, - лукаво ответил я, готовый  к  новому  взрыву
удивления.
   Но он только спросил:
   - Какой Никодимов?
   Теперь удивился я:
   - Павел Никитич.  Разве  это  не  его  открытие?  Разве  вы  не  с  ним
работаете?
   - Павел умер одиннадцать лет назад, так и не  добившись  признания  при
жизни. Фактически это его открытие. Я пришел к нему  другими  путями,  как
психофизиолог.  (Мне  послышалась  затаенная  горечь  в  его  словах.)   К
сожалению, первые удачи с биополем пришли уже после. Мы  ставили  опыты  с
его сыном.
   Я даже не знал, что у Никодимова был сын.  Впрочем,  возможно,  он  был
только здесь.
   - А вы счастливее нас, -  задумчиво  произнес  Заргарьян,  -  начали-то
раньше. Через двадцать лет вы добьетесь гораздо большего. Это  ваш  первый
опыт?
   - Третий. Сперва я  побывал  рядом,  совсем  в  подобных  мирах.  Потом
подальше - в прошлом. А сейчас еще дальше - у вас.
   - Что значит "ближе" или "дальше"? "Рядом",  -  саркастически  повторил
он. - Какая-то наивная терминология!
   - Я полагаю, - замялся я, - что миры, или, как  вы  говорите,  фазы,  с
иным течением времени находятся... дальше от нас, чем совпадающие...
   Он откровенно рассмеялся:
   - "Ближе, дальше"!.. Это они вам так объясняют? Дети.
   Я обиделся за моих друзей. И вообще мой Заргарьян мне нравился больше.
   - А разве четвертое измерение не имеет своей протяженности?  -  спросил
я. - Разве теория бесконечной множественности его фаз ошибочна?
   - Почему четвертое? - знакомо закипел Заргарьян. - А вдруг  пятое?  Или
шестое? Наша теория  не  определяет  его  очередности  или  направления  в
пространстве. И кто вам  сказал,  что  она  ошибочна?  Она  ограничена,  и
только.  Слова  "бесконечная  множественность"  просто   нельзя   понимать
буквально.  Так  же,  как  и   бесконечность   пространства.   Уже   вашим
современникам это  было  известно.  Уже  тогда  релятивистская  космология
исключала  абсолютное  противопоставление   конечности   и   бесконечности
пространства.  Поймите  простую  вещь:  _конечное_  и   _бесконечное_   не
исключают  друг  друга,  а  внутренне  связаны.  Свя-за-ны!  -  скандируя,
повторил он и усмехнулся, заглянув в мои пустые глаза. - Что, сложно?  Вот
так же сложно объяснить вам, что здесь "ближе"  и  что  "дальше".  Я  могу
переместить ваше биополе в смежный мир, опередивший нас  на  столетие,  но
где он находится, близко или далеко, геометрически определить не смогу.  -
Он вдруг дернулся и замер, словно его веселый бег  мысли  что-то  оборвало
или остановило.
   Секунду-другую мы оба молчали.
   - А ведь это идея! - воскликнул он.
   - Вы о чем?
   - О вас. Хотите прыгнуть в будущее еще дальше?
   - Не понимаю.
   - Сейчас поймете. Я усложняю ваш опыт. Вы едете со мной в  лабораторию,
я отключаю ваше биополе и перевожу его в другую фазу. Что скажете?
   - Пока ничего. Обдумываю.
   - Боитесь? А риск все тот же. И там вам сорок, а не шестьдесят,  сердце
в порядке, иначе бы не рисковали. Я бы с наслаждением поменялся с вами, да
не гожусь. Знаете, как трудно  найти  мозг-индуктор  с  таким  напряжением
поля?
   - Вы же нашли.
   - Троих за десять лет. Вы  четвертый.  И  считайте,  что  вам  повезло.
Обещаю экскурсию поинтереснее полета на Марс. Подыщу вам потомка  в  пятом
колене с таким же полем. Скачок лет на сто, а? Ну что... Что вас смущает?
   - Мое биополе. Вдруг они его потеряют?
   -  Не  потеряют.  Я  сначала  верну   вас   обратно.   Минуточку   даже
поприсутствуете в своем времени и пространстве, а потом очнетесь в другом.
Не бойтесь, ни взрыва не  будет,  ни  извержения,  ни  излучения.  А  ваша
аппаратура зафиксирует все, что надо. Ну как, летим?
   Он поднялся.
   - А обед?
   - Потом пообедаем. Мы - здесь, вы - в будущем.
   Я подумал, что терять мне, в сущности, нечего.
   - Летим, - сказал я и тоже встал.



ЦЕЙТНОТ

   Я, повторив  слова  Заргарьяна,  даже  не  подозревал,  что  мы  именно
полетим.  Сначала  мы  поднялись  на  скоростном  лифте  на   крышу,   где
приземлялись маршрутные такси-вертолеты, а через две-три минуты уже парили
над Москвой, направляясь на Юго-Запад.
   Панораму Москвы конца века я не забуду до самой  смерти.  Я  все  время
твердил себе, что это не моя Москва, не та, в которой я родился и вырос  и
которую отделяют  от  этой  незримые  границы  пространства  -  времени  и
двадцать лет великой преобразующей стройки. Я упрямо внушал  себе  это,  а
глаза убеждали в другом. Ведь и у нас, в моем мире, шла та  же  стройка  в
том же темпе и  направлении,  те  же  силы  ее  вдохновляли,  ту  же  цель
преследовали. Значит, и у нас к концу третьей пятилетки подымется такой же
красавец город, может быть, даже еще красивее.
   Будто волшебник с киноаппаратом воспроизводил передо мной  удивительную
картину будущего. Я жадно всматривался, ища памятные детали, и  радовался,
как мальчишка, узнавая старое в  новом,  знакомое,  но  изменившееся,  как
изменяется юноша, достигший расцвета лет. Все знакомое сразу  бросалось  в
глаза - Дворец Съездов, золотые луковицы кремлевских соборов, мосты  через
Москва-реку, Большой театр, такой игрушечный сверху, Лужники, университет.
Другие высотные здания моих дней терялись в многоэтажном каменном лесу,  а
может быть, их и не было. Город  выплеснулся  далеко  за  линию  кольцевой
автомобильной дороги, - она пролегала на месте  нашей,  во  всяком  случае
едва ли с большими отклонениями, но она была шире  или  казалась  шире,  и
машины, как муравьи, ползли по ней такой же  широкой,  редко  утончавшейся
ленточкой.
   Больше  всего  поражали  эти  масштабы  и  краски  городского  уличного
движения. Радужные автомобильные реки-улицы и ручьи-переулки. Велосипеды и
мотоциклы на асфальтовых  аллеях,  пересекавших  город  по  крышам  домов.
Вагоны-сороконожки,  догонявшие  друг  друга  по  ниточкам   монорельсовых
эстакадных дорог. А над ними порхавшие от площадки к площадке черно-желтые
и сине-белые стрекозы-вертолеты.
   На одной из таких площадок на крыше огромного, высоченного  дома  мы  и
сошли. Самый дом  я  не  успел  рассмотреть  на  подлете,  а  первое,  что
бросилось  мне  в  глаза  на  плоской  его  крыше,   окаймленной   высокой
металлической сеткой, был широкий пятидесятиметровый бассейн с прозрачной,
подсвеченной со дна  зеленоватым  мерцанием  очень  чистой  водой.  Вокруг
теснились шезлонги, резиновые маты,  палатки,  буфет  под  туго  натянутым
парусиновым тентом.
   -  Обеденный  перерыв,  -  сказал  Заргарьян,  поискав  глазами   среди
купальщиков и сидевших в буфете полуобнаженных людей в плавках и купальных

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг