- Как же вы попали сюда? - удивилась соседка, приоткрыв дверь. - Слышу:
кто-то шагает в комнате. Смотрю - вы! А ведь я все время внизу стояла. По
воздуху, что ли?
- В окно, - засмеялся Озеров.
"Дверь в пространстве следует открывать обдуманно и осторожно, а то
люди шарахаться будут", - подумал он и еще раз пожалел, что никому до сих
пор не рассказал о браслете. Добрый совет друга - вот что ему сейчас
особенно требовалось. Он мысленно перебрал всех своих знакомых и вспомнил
о Хмелике. С Хмеликом он познакомился и даже подружился во время
пароходной поездки по Волге два года назад. Хмелик был физиком,
кибернетиком или кем-то в этом роде, что-то читал на физфаке, о чем-то
писал в научных журналах. Озерова он звал стариком и полиглотом, иногда
консультировал с ним переводы с английского каких-то специальных, и подчас
непереводимых для Озерова текстов, но разные профессии, разный круг
знакомств, интересов и обязанностей не привлекали их друг к другу, хотя
жили они в одном доме и даже на одном этаже. Встречались редко и случайно,
но при встречах всегда улыбались, закуривали и обменивались репликами,
вроде: "Ну как, старик?", "Ты где, все там же?", "За кого болеешь? За
"Торпедо" по-прежнему?", "А когда в отпуск, летом?"
Озеров подкрутил браслет, мысленно позвав Хмелика. Ничего не возникло.
Он представил себе, как выглядел в последнюю встречу Хмелик. Тот не
появился ни лично, ни на фотографии. Браслет сам не мог отыскать Хмелика;
надо было помочь ему. "А если сквозь стены, мы же на одном этаже!" -
подумал Озеров, и перед ним тотчас же повисла в воздухе обстановка
соседней квартиры. Тучный доктор-ушник, лежа на диване, читал газету.
"Дальше!" - мысленно приказал Озеров, и невидимый объектив телевизора
ринулся дальше по этажу. Еще одна квартира, другая, третья... "Хмелик же с
краю в этом крыле", - вспомнил Озеров и увидел невысокий полированный стол
и за ним Хмелика в пижаме, что-то смущенно рисующего. Валя, его жена, с
круто взбитой прической и очень сердитым лицом, стояла рядом. Зрелище
стало более отчетливым, и Озеров услышал конец ее реплики:
- ...а где взять?
- До четверга не могу, - сказал, не подымая глаз, Хмелик, - ты же
знаешь, у нас зарплата пятого и двадцатого.
- А ты думал об этом, когда давал деньги Сидоркину?
- Честно говоря, эта мысль меня не озарила.
- А что озарило?
- Сочувствие. У Сидоркина, между прочим, вытащили бумажник в метро. Ни
гроша не осталось. Нуль в кубе.
- И у нас нуль в кубе.
- Может, продать что-нибудь? Мои часы, скажем.
- Покупают только золотые.
- Значит, элементарное уравнение с одним неизвестным: где взять золото?
- Вот и реши.
- Я не Мидас.
Тут Озеров сократил поле зрения до размеров хмеликовского стола,
приблизил его, повернул браслет так, что синяя ленточка стала оранжевой, и
легонько бросил на стол злополучную нитку жемчуга. При этом не отключился
мысленно, он только подождал, пока оранжевый контур "окна" не стал вновь
синим, и продолжал слушать.
Валя первая заметила жемчуг.
- Что это? - удивилась она, взяв ожерелье.
- Штукатурка, наверно, - сказал Хмелик.
- С ума сошел. Это жемчуг. И каждая жемчужина в золотой оправе.
- Откуда у нас жемчуг?
- Тебя надо спросить. Твои штучки.
- Не понимаю.
- Я же все видела. Ты протянул руку и бросил жемчуг.
- Я с места не сдвинулся.
- А я видела руку.
- Чью?
- Кроме нас, в комнате никого нет. А в привидения я не верю.
- Теоретически это вполне объяснимо, - сказал Хмелик. - Параллельный
мир с одинаковым знаком. Соприкосновение не дает аннигиляции. Поверхность
касания незначительна. Сопротивление нуль.
- Ну и что?
- Сигнал из другого мира.
- С парижской маркой? "Луи Сарсэ. Мэзон де ботэ". Читай!
Она протянула жемчуг Хмелику.
Озеров выключил "окно". Вернее, перестал о нем думать. Для консультации
с Хмеликом была явно неподходящая обстановка.
ВОКРУГ ШАРИКА. ЧЕЛОВЕК ИЗ РИО
Освоение чудесной "двери" открыло фантастические возможности.
Мгновенное переселение из московской квартиры в школу и тот же путь в
обратном порядке стали уже прочно усвоенным опытом. А опыт все расширялся.
Озеров побывал всюду, куда осмеливался прежде только заглядывать.
Упоителен был первый шаг по камням Парижа. Зачиналось теплое воскресное
утро. Озеров сидел один в московской квартире: соседка его еще накануне
уехала к родственникам в деревню. Он кое-как позавтракал и "вызвал" Париж.
Город возник перед ним знакомой по фильмам площадью с Триумфальной аркой
посредине. Он огляделся, двинул "окно" дальше, к аркадам Лувра, почти
вплотную приблизив его к древним каменным стенам. Между Озеровым и
столицей Франции было не более полуметра. Он подкрутил браслет, подождал
оранжевой каемки и шагнул на парижскую землю. "Окно" исчезло.
Сначала осторожно, то и дело робко оглядываясь, он двинулся вперед,
смешавшись с прохожими, и вскоре понял, что осторожность ни к чему. На его
ковбойку и джинсы никто не обращал внимания. Идет ничем не приметный
паренек с окраины, должно быть, провинциал, потому что часто
останавливается и глазеет на то, к чему парижане привыкли с детства. Но,
пройдя два-три квартала, он перестал останавливаться, даже не
интересовался названиями улиц, потому что рю де Ришелье звучало для него
так же прекрасно, как и рю Риволи; он просто шел, сворачивая куда-нибудь,
одних обгоняя, другим уступая дорогу, смущенно отворачиваясь от
насмешливых глаз своих парижских ровесниц. Порой, проходя мимо
какого-нибудь магазина, он, словно не веря себе, дотрагивался до окна,
украшенного товарами, и пальцы ощущали прохладу стекла или осторожно,
незаметно, чуть-чуть касались ствола дерева на обочине тротуара - дерева,
которое помнило, должно быть, и коммунаров Парижа, и Гюго, и Золя. Может
быть, именно отсюда любовался Маяковский перспективой улочки, сбегавшей к
набережной Сены; может, именно здесь пришло ему в голову стихотворное
объяснение в любви к красивейшему городу мира. "Я в Париже, в Париже, -
шептал Озеров, - слышите, Петр Кузьмич, уважаемый директор! Вы думаете,
что я сижу сейчас у вас в Федоскине, а я шагаю по набережной Вольтера!"
Так он прошел мимо грузовичка, с которого шофер в вельветовой куртке
сгружал на тротуар какие-то ящики.
- Эй, Жан! - позвал шофер.
Озеров оглянулся.
- Вы мне? - спросил он по-французски.
- А кому же еще?
- Я не Жан.
- Ну, Жак. Помоги-ка ящики перетаскать на третий этаж. Профессор
заплатит.
Озеров носил ящики, пока у него не заболела спина, но когда наконец все
они были водворены в профессорскую квартиру, ее хозяин, молчаливый старик
с седой эспаньолкой, не говоря ни слова, уплатил ему двадцать франков.
- А я что говорил? - озорно ухмыльнулся шофер. - Поехали.
- Куда?
- Тут бистро за углом. Согреемся.
- Так ведь не холодно.
- Для аппетита, чудак.
Бистро оказалось узкой, длинной комнатой, похожей на трамвайный вагон.
Озеров, как истый парижанин, не моргнув глазом выпил бокальчик чего-то
горячительного, но безвкусного, к тому же еще противно молочного цвета и
пахнущего анисовыми каплями. Но как это называется, спросить не рискнул. К
тому же шофер торопился:
- Шагай, Жак. Может, еще встретимся. Чао.
- Чао, - шиканул Озеров.
В голове у него шумело. Сердце пело: "Я в Париже, в Париже, в
Па-ри-же!" Домой он вернулся только к вечеру, истратив все свои франки. Он
съел кусок мяса в тесном кабачке у рынка, попробовал кавальдоса, который
оказался не вкуснее самогона, проехался на метро и добрый час отдыхал под
кронами Тюильрийского парка. Где-то на окраине у забора, оклеенного
афишами велогонок, он "вызвал" свою московскую комнату и повалился на
постель, даже не сняв ботинок, - так гудели ноги. И, уже засыпая,
вспомнил, что, пожалуй, никто и не заметил, как он появился в Париже и как
оттуда исчез.
После парижской прогулки у Озерова, что называется, разыгрался аппетит.
"Окно" уже не удовлетворяло его: он стремился к открытой двери. И сезам
отворялся поочередно то в Риме, то в Лондоне, то на каналах Венеции, то на
пляжах Дубровника или Ниццы. Озеров где-то читал, что Валерий Чкалов
мечтал полетать, "вокруг шарика", имея в виду нашу планету. А Озеров
осуществил эту мечту без самолета, без риска и без гроша в кармане: добрый
джинн, к сожалению, не снабжал Аладдина валютой, а случаев, подобных
встрече с парижским шофером, увы, больше не было. Приходилось поэтому
сокращать свои прогулки по глобусу или закусывать, скажем, в лондонском
Гайд-парке на травке захваченными из дому бутербродами с любительской
колбасой. Однажды он угостил этой колбасой бродягу на побережье Тихого
океана, и тот объявил, что в жизни не ел ничего более вкусного. Колбасу
запивали краснодарским чаем из термоса, а в ответ бродяга попотчевал
Озерова пивом в закусочной мотеля на федеральном шоссе.
Волшебная дверь далеко не всегда сулила только одни удовольствия.
Однажды Озеров открыл ее в часы занятий в школе, когда у него не было
уроков. Он осторожно, стараясь, чтобы никто его не увидел, пробрался к
себе, закрыл дверь и начал волнующую игру с браслетом, когда тот, как
живой, отвечая на прикосновение пальцев, отдавал им свое тепло. Теперь
нужно было только указать точку на карте. Озеров задумался: города надоели
- вечная сутолока на улицах, бензиновая вонь, крикливая, как базарная
торговка, реклама. Может быть, в горы, на альпийские луга или вершины? Но
костюма нет подходящего: пиджак да рубашка - пожалуй, холодно будет. А
если в джунгли? Куда-нибудь в Индонезию или на Соломоновы острова? Но тут
же подумалось о разнице во времени, хотя он и не помнил точно, какая она,
- вдруг там уже поздний вечер? А на берегах Амазонки, пожалуй, даже ночь.
Лучше всего махнуть по Пулковскому меридиану в Экваториальную Африку.
Озеров попытался представить себе карту африканского материка и сейчас же
запутался: где Конго, где Нигерия, - по памяти не сориентируешься. Еще
попадешь в Анголу, к португальским колонизаторам. Впрочем, Ангола,
кажется, много западнее, на Атлантическом побережье. Южная Африка не
манила. Из книг Озеров знал о вельде - степь, полупустыня, - в общем, не
очень интересно. Тут вспомнилась как-то прочитанная книга о путешествии по
Верхнему Нилу: леса, озера, болота - как раз то, что нужно. Озеров тотчас
же дал указание: где-нибудь у истоков Нила. Браслет в таких случаях, когда
указание не было точным, давал движущийся пейзаж.
Так и случилось. Показалась порожистая река, мутная накипь пены,
красноватые отмели. Промелькнула лодка с неграми в белых рубахах. В
илистой пойме дремали неподвижные, как бревна, крокодилы. Вспучивались
пузыри в густом сером иле, что-то противно булькало. Мимо! В "окне"
показалось грязное озерко или большая заводь со скалистыми берегами; на
желтых камнях сидели незнакомые птицы. Озеров перемахнул на
противоположный берег, где деревья подымались словно из воды: их
обнаженные корни уходили в тихую рыжеватую муть. Он "подвигал" берег то
вправо, то влево в поисках прохода, и проход нашелся - даже не тропа, а
дорога, по которой сквозь заросли как будто тащили к берегу связку бревен.
"Слоновый водопой? - подумал Озеров. - А есть ли здесь слоны?" Географию
он знал плохо и раздумывать над этим не стал. Он только помедлил минут
пять, но в "окне" все было спокойно. Тогда он приблизил устье дороги,
перевел синеву рамки в оранжевость и вышел на берег неведомой и поэтому
уже манящей реки.
Когда он впоследствии вспоминал об этом, первым возникало в памяти
ощущение удивления и взволнованности, родственное тому, что он испытал во
время своей прогулки в Париже. Волновала необычайность самого приключения,
чудесная его основа, и это волнение, уже притупившееся в неоднократных его
прогулках по глобусу, снова овладело им со всей остротой и силой
первоначальности. Он то и дело повторял вслух: "Неужели же это возможно
или я схожу с ума?" Каждый шаг поражал, каждый шорох в траве ли, в кустах,
каждый хруст ветки под ногами или крик птицы над головой заставляли
вздрогнуть, оглянуться и вновь изумиться увиденному. Казалось, он был на
другой планете: все кругом было незнакомо - деревья, кустарник, цветы,
бабочки. Возможно, он где-то читал об этих сине-зеленых, точно
лакированных листьях на невысоких - в человеческий рост - кустах, но одно
дело читать, а другое - сорвать лист с куста и видеть, как стекает с
излома желтовато-изумрудный, густой, как мед, сок. В эти минуты Озеров
чувствовал себя самым счастливым человеком на земле - он жил в атмосфере
сказки, в которую можно было поверить только во сне, но которая стала до
жути реальной явью.
Иногда он кричал, как грибники в подмосковном лесу: "Ау! О-го-го!"
Никто не отвечал ему, кроме звуков леса, никто и не пугал его - ни
человек, ни зверь - в этом странно молчаливом и безлюдном лесу. Даже змеи
не шуршали в придорожной траве. "Может быть, это особый изолированный
заповедник?" - подумал Озеров и тут же убедился в обратном. Не обратив
внимания на явно кем-то разбросанную по тропе большую охапку
свежесрубленных веток, он легкомысленно ступил на нее и сразу же
провалился в темную и глубокую, как колодец, яму.
Он упал, удачно миновав крепкий, двухметровый, заостренный, как пика,
кол, врытый посреди ямы, видимо рассчитанный на существа крупнее и
массивнее человека. Но столь же острый камень на дне ее больно порезал ему
губу и щеку. Губа тотчас же вспухла, и рот наполнился кровью. Озеров
сплюнул кровь раз, другой, облизал порез языком - крови уже не было.
"Теперь йодом бы смазать, - подумал он, - мало ли какие бактерии на этом
проклятом камне". Но йода тоже не было. Он встал и огляделся - проникающий
сверху, сквозь продавленные ветки свет позволял рассмотреть окружающее. В
яме было сухо, а стены ее казались отвесными, даже немного наклонными
внутрь. Но не это испугало Озерова, заставило его в ужасе отпрыгнуть в
сторону, а большая, как кошка, бледно-зеленая ящерица с выпученными
по-крокодильи глазами. Ящерица, однако, испугалась не меньше его, молнией
метнулась вверх по стене, но, не осилив и полутора метров, беспомощно
сползла на дно: яма была вырыта так хитро, что ни одно животное не могло
преодолеть ее отвесных и в то же время сыпучих стен.
"Надо удирать отсюда, пока не поздно", - решил Озеров и повернул
браслет. Мгновенно стены ямы превратились в знакомые стены его комнаты.
Еще шаг, и все, принадлежавшее прошедшим минутам, - река, заросли, яма и
ящерица - осталось только смутным воспоминанием. Увы, не все!
Бледно-зеленое чудище теперь сидело в углу его школьной каморки. "Когда же
она проскользнула?" - перепугался Озеров и предусмотрительно вскочил на
кровать. Ящерица по-прежнему сидела в углу под стулом, рядом с парой
стоптанных тапочек. Диковинное соседство!
- Только прыгни! - сказал Озеров и поискал глазами оружие.
Над кроватью висела только гитара. Сойдет! Он схватил ее, как теннисную
ракетку, и приготовился отбить нападение. Но ящерица не нападала - она
по-прежнему только изучала его своими выпуклыми неподвижными глазами.
Тогда он дотянулся до двери гитарой и толкнул. Зеленая тварь шмыгнула в
щель с такой быстротой, что Озеров, выглянув в коридор, увидел только ее
плоский хвост, скрывшийся в приоткрытой двери седьмого "А", где шел урок
географии.
Дикий вопль и стук двери последовали одновременно. Из класса выскочила
географичка и помчалась наверх в учительскую. Озеров заглянул в класс.
Сказать, что там творилось нечто неописуемое, - значит ничего не сказать.
Кутерьма в комическом фильме, схватка у входа на стадион, когда
какой-нибудь смельчак рискнет объявить, что у него есть лишний билет, лишь
приблизительно передали бы дух великой охоты, овладевший семиклассниками.
Девчонки забрались на парты и визжали, перепрыгивая друг к другу.
Мальчишки ползали на коленях под партами, барабаня по полу кто книжкой,
кто ремнем. Визг, хохот и крики сливались в невообразимый галдеж, в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг