бессмысленно. Это не тот Лещицкий. Это персонаж поставленного им фильма.
Человек из другого времени. Сейчас он начнет свой дубль. Он уже что-то
бормочет... Что, что?
- ...а такси нет.
- Вы же только что его видели.
- Где?
- На углу напротив. Желтый "плимут".
- Смеетесь.
- И шофера его видели. С автоматом. И все, что после произошло.
- Варшавские штучки. Стенографисток своих разыгрывайте.
- Значит, вы ничего не видели?
- Я не пьян.
Я даже не взглянул на него. Сейчас я уйду от него еще по одной
заколдованной орбите. Вспомнилось предсказание из детской сказки: направо
пойдешь - несчастье найдешь, налево двинешься - с бедой не разминешься.
Значит, выбирать нечего. Иди, добрый молодец, куда глаза глядят.
И я пошел... Плащ сразу намок, вода текла по волосам за шиворот, и я
поеживался, хотя, в общем-то, она не была холодной - прогревалась в
накаленном за день воздухе города. Кто шел мне навстречу, кого я обгонял,
глаза не примечали - просто скользили мимо размытые дождем тени. Как это
ни смешно, от обилия воды мне захотелось пить, но тусклые витрины за
дождевой сетью не обещали ничего пригодного для утоления жажды. Я уже не
помнил, сколько минут и ярдов я прошел под дождем, пока не возникло передо
мной наконец освещенное окно первого кафе или бара. Но я не вошел сразу:
остановили меня слова, написанные в углу на стекле. Я читал их, как
Валтасар на пиру свое предупреждение о гибели: "Мене, текел, фарес", -
"Кава, хербата, домове частка".
Конечно, я мог пройти мимо, никто не принуждал меня войти. Но словно
сместилось что-то, уже не вокруг меня - не дождь, не облака на небе, не
дымный силуэт города с пятнами света, - нет, именно во мне, в каких-то
нервных клеточках мозга. Где-то в этих невидимых клеточках присущая им
комбинация химических веществ записала когда-то сложнейшим кодом такие
черты характера, как осторожность, нелюбовь к риску, стремление избежать
опасности, обойти неизведанное, - вот здесь вдруг и видоизменился код,
перестроилась химия, преобразовалась запись.
Я все-таки оглянулся, прежде чем войти, и увидел у обочины знакомый до
мелочей желтый "плимут". Водителя не было, и ключ небрежно торчал в замке.
Кто же здесь - Янек или Войцех? Я только усмехнулся предстоящей встрече и
толкнул дверь.
Бар закрывался или уже закрылся; меня встретили тишина и пощелкивание
счетных костяшек - это бармен, выдвинув ящик кассы, подсчитывал выручку.
Удивительно, что все польские кавиарни в моей одиссее встречали меня,
ощетинившись опрокинутыми друг на друга столами и стульями.
Но бармен встретил меня, как все бармены.
- Хайболл? - спросил он.
Я пояснил, что вместо стакана-великана с удовольствием отведал бы и
кофе, и чая, и домашнего печенья.
- Ничего этого нет, - сказал он. - Могу предложить только хайболл с
любым уровнем виски.
В ответ я сказал, что заплачу за четверть стакана виски, но виски пусть
он пьет сам, а мне нальет одного лимонаду. Выпив полный стакан, я собрал
всю мелочь в кармане и бросил ее на пластмассовую стойку. Вместе с
деньгами звякнула и бронзовая медаль с царственным профилем Понятовского.
При этом я не столько удивился тому, что она у меня оказалась, сколько
тому, как на нее посмотрел бармен. Я моментально узнал его - и
завивающиеся колечками вихры на лбу, и синеватую небритость щек. То был
один из убитых Жигой ночных гостей. И опять меня не столько удивило то,
что он воскрес, как Войцех, сколько та смесь изумления, почтительности и
страха, что отразилась на его побелевшем лице. Я лихо подхватил медаль,
подбросил ее над стойкой, поймал и спрятал.
- "Жил для отчизны..." - сказал я лукаво.
- "...умер для славы", - произнес он как отзыв и прибавил с послушной
готовностью: - Что будет угодно пану начальнику?
- Машина Янека? - спросил я, оглянувшись на дверь.
- Войцеха, - ответил бармен.
- Кого он привез?
- Девчонку.
- Эльжбету? - Мой голос дрогнул.
- Не знаю. Пошел сказать о ней Копецкому. У нас телефон испортился.
- Скоро вернется?
- Должно быть. Тут всего полквартала до будки.
- Где девочка?
Он предупредительно указал на дверь в углу.
- Мне с вами?
- Не надо.
Я вошел в комнату, служившую, очевидно, конторой и складом. Здесь, в
окружении ящиков с консервами и пивом, массивных холодильников и стеллажей
с бутылками и сифонами, на раскладной кровати без одеяла лежала завернутая
в простыню Эльжбета. Опять совпадение! Тогда можно было думать, что к
машине вынесли Жигу; сейчас предо мной в такой же простыне лежала
Эльжбета. Ноги ее были связаны, руки бессильно опустились вниз. В ее почти
восковом лице не было ни кровинки, и никаких следов краски на губах и
ресницах. Она больше походила на девочку из какой-нибудь монастырской
школы, чем на ту властную красавицу, которая, уж не знаю, сколько часов
или минут назад, спасла мне жизнь.
Я нагнулся к ней - ее опущенные веки даже не шевельнулись: она была без
сознания, в глубоком обмороке. Я знал, что мне делать, не колебался и не
раздумывал. Только одна мысль тревожила: "Успею ли до возвращения
Войцеха?" Я взял ее на руки - она была легкой, как девчонки, которых я
поднимал когда-то на занятиях в гимнастическом зале. Вот и пригодились
бицепсы, пан Лещицкий, вы были правы: все-таки пригодились.
Толкнув ногой дверь, я чуть не сбил с ног бармена: он едва успел
отскочить - очевидно, подглядывал в щель или в замочную скважину.
- В следующий раз будьте осторожнее, бармен. Так можно и глаза
лишиться, - усмехнулся я, проходя мимо с девушкой на руках.
Он не растерялся, только смутился чуть-чуть: очевидно, сама ситуация и
мой тон поколебали какое-то его решение.
- Вам помочь? - спросил он.
- Не надо, - повторил я. - Оставайтесь здесь. Я отнесу ее в машину и
дождусь Войцеха.
Он с готовностью открыл дверь на улицу и, как мне показалось, присел за
пресловутой валтасаровской надписью на стекле, рассчитывая, что с улицы я
не замечу его маневра. Но я даже не обернулся, положил все еще
бесчувственную Эльжбету на переднее сиденье машины, - этот последнего
выпуска "плимут", хотя и повидавший виды, облупленный и помятый, был
удобен внутри и очень широк, а Эльжбета оказалась такой миниатюрной и
тоненькой, что улеглась легко и свободно, только пришлось ей чуть-чуть
согнуть ноги в коленях. Потом я спокойно обошел машину, открыл дверцу со
стороны водителя, как вдруг чья-то рука крепко схватила меня за плечо. Я
оглянулся: Войцех! В той же фетровой шляпе, с тем же кривящимся книзу
ртом.
- Хотел угнать машину, приятель? - скривился он. - Садись, довезу до
первого "дика" с клобом.
- Загляни-ка внутрь сначала, - сказал я.
Он нагнулся, взглянул и выпрямился. В эту секунду я вспомнил свои
последние три раунда на первенстве Варшавы несколько лет назад. Моим
противником был Прохарж с четвертого курса, ученик Валасека, такой же, как
он, подвижный и точный, но со слабым ударом. Я не обладал ни особой
подвижностью, ни точностью; единственно, на что я рассчитывал, был мой
удар снизу слева, классный, нокаутирующий удар. Прохарж уже вчистую
выигрывал по очкам, а я все еще ловил его на этот удар, терпеливо ожидая,
когда он раскроется. Но он так и не раскрылся, а я проиграл и бросил бокс,
как олимпийский чемпион Шатков после своего проигрыша в Риме. У нас почти
восторженно рассказывали о том, что он стал каким-то университетским
начальством, даже диссертацию защитил, а боксерские перчатки до сих пор
висят у него в кабинете. Я тоже повесил их у себя как память, хотя вскоре
забыл обо всем, что с ними связывалось, кроме одного - моего коронного,
так и не нанесенного удара, когда я больше всего на него рассчитывал. Я
помнил его, как условный рефлекс, и, когда Войцех выпрямился, раскрывшись
так откровенно, как раскрываются только новички на первых тренировках, я
ударил левой снизу в его ничем не защищенную челюсть, ударил со всем
напряжением мускулов и со всей тяжестью тела, какие я смог вложить в этот
удар. Уже с обморочной беспомощностью Войцех медленно повернулся всем
телом и грузно рухнул на мостовую. "Ватный подбородок", - сказал бы о нем
наш тренер.
Я даже не влез, а нырнул в машину, присел с краешка на сиденье и рванул
с места, низко-низко пригнувшись к рулю. И вовремя! Нечто скрежетнуло над
головой, оставив в боковом и ветровом стеклах две круглые дырки в матовой
стеклянной каше. Вторая пуля царапнула по стойке, даже не пробив кузов. От
третьей я ушел на полном газу, обогнав какой-то грузовик с бочками.
Стрелял, должно быть, бармен, а не Войцех; тот, наверное, еще не очнулся.
Вести машину в таком положении было трудно и неудобно, я все время
сползал вниз, да и темная улица меня пугала: я не знал, куда она ведет.
Поэтому, остановившись и переложив голову Эльжбеты к себе на колени, я
свернул на более светлую и шумную улицу, пытаясь прикинуть в уме, как
добраться до гостиницы или, в крайнем случае, до того перекрестка, где мы
стояли с Лещицким, - ведь напротив была квартира Эльжбеты. Девушка не
шевельнулась, не открыла глаз, когда я приподымал ее, только ресницы чуть
дрогнули. И мне показалось, что очнулась она уже давно и не открывает глаз
лишь потому, что хочет узнать, что произошло и куда и зачем ее снова
увозят.
Тогда я начал говорить. Вглядываясь в блеклую смесь дождя, черного от
дождя асфальта и рассеченного дождем света уличных фонарей, я говорил,
говорил, как в бреду:
- Я друг, Эльжбета, самый близкий твой друг сейчас, хотя ты даже не
знаешь, кто я и откуда я взялся. А ведь ты сегодня спасла мне жизнь,
правда, совсем в другом времени - ты этого помнить не можешь. Но стихи
Мицкевича ты, конечно, помнишь и любишь, - это твою книжку, наверно, так
безбожно искромсал Жига. Я напомню тебе только две строчки. Начало сонета,
помнишь? "На жизненном пути различные судьбой - так в море две ладьи - мы
встретились с тобой". Перечти их, если они сохранились. А книжка со мной,
и письма по-прежнему спрятаны в ней, как это сегодня - правда, еще сегодня?
- сделал Жига. Он подарил мне медаль - я уже говорил тебе об этом. А я
хочу отдать ему томик Мицкевича.
Она открыла глаза и, нисколько не удивляясь тому, что видит перед собой
незнакомого человека, сказала печально и тихо:
- Убили Жигу. А писем не нашли. Он хотел отвезти их в наше посольство в
Вашингтоне. Только наше ли оно? - прибавила она неуверенно.
- Наше, Эльжбета! Наше! Моей и твоей родины. Ты сама теперь отвезешь
их. И я поеду с тобой. А потом ты вернешься домой в Варшаву, - продолжал я
все еще в лихорадочном бреду. - Разве есть что на земле красивей Варшавы?
- Не помню. Девчонкой была. Совсем, совсем маленькой, - проговорила
она, опустив длинные свои ресницы. - А что осталось от Варшавы? Камни...
- Ее восстановили, Эльжбета. Тебя обманывали, как обманывают вас всех в
эмиграции. А Старе Място совсем прежнее...
Я хотел было рассказать ей, как восстановили этот уголок старой
Варшавы, но в это мгновение наша машина на полном ходу въехала в темноту,
где уже не было ни меня, ни города, ни Эльжбеты.
ДО
Я вышел из затемнения в другом кадре - не в машине, а все на том же
перекрестке с Лещицким. Дождь, атаковавший город коротким массированным
налетом, уходил на восток, оставляя позади темное, в звездах небо и такую
же темную, в отраженных огоньках мостовую.
Было без пяти десять.
Лещицкий взглянул на меня и улыбнулся.
- Как видишь, - сказал он, - прошло ровно столько, чтобы дойти от бара
до этого перекрестка. А гамма уже сыграна.
Я не спросил у него, какая гамма. Он глядел понимающе и сочувственно,
как будто знал все, что я пережил. Но я ошибся.
- Я ничего не знаю, Вацек, - прибавил он. - Я не был с тобой. Тебя
окружали люди из другого времени.
- Но те же люди?
- Конечно.
- Что это было? - спросил я. - Гипногаллюцинация?
- А сам как думаешь?
- Никак. Мне очень хочется узнать, чем окончился мой последний дубль.
- Как ты сказал: дубль? Почему?
- Дубль - это кинематографический термин, - пояснил я. - Обычно снимают
несколько вариантов одной и той же сцены. Их называют дублями.
Ему понравилось сравнение.
- Дубль, - повторил он, - дубль... Может быть, твой дубль еще
продолжается... в своем времени. Кто знает? Даже я не знаю до конца, что
это такое. Время... джинн из бутылки. Я выпустил его, а сейчас радуюсь,
что загнал обратно... - Он протянул мне руку. - Не обижайся, Вацек. Я
только хотел помочь тебе проверить себя на прочность. Это всегда помогает.
Может быть, теперь ты уже повзрослел и стал мудрее? Не сердись на старика.
- Я не сержусь, - сказал я, - только не понимаю...
- И не надо. Считай, что я пошутил. Бывают такие глупые шутки... - Он
вздохнул и, не прощаясь, пошел вперед, обгоняя неизвестно откуда возникших
прохожих; должно быть, они вроде нас где-то пережидали набежавший ливень,
а теперь спешили по своим делам.
Только я никуда не спешил, пытаясь уяснить себе, что это было. Сон? Но
я не спал и не грезил наяву, хотя и терял сознание. Гипноз? Но я никогда
не слыхал о такой форме гипноза. Да и возможна ли она вообще? Шесть разных
галлюцинаций в одно мгновение, в одну тысячную, может быть, даже
миллионную, долю секунды. И может ли галлюцинация вызвать ожог? Я отдернул
рукав и ясно увидел сине-багровое пятнышко, засохшую корочку, - след
сигареты Войцеха. И сбитая кожа на суставах пальцев левой руки - еще один
след моей встречи с Войцехом. А медаль? Конечно же, вот она! Я вынул ее из
кармана и посмотрел на свету. Не медаль-фантом, не медаль-иллюзия, а
реальная медаль из старой бронзы. И барельеф Понятовского с лавровым
венком на лбу, и надпись по кругу: "Жил для отчизны, умер для славы", -
совсем не призрачная, не иллюзорная: я мог ощупать каждую букву.
И томик Мицкевича был на месте. Я не вынимал его, только потрогал
выпуклый портрет на обложке. Значит, все это было! Не галлюцинация, не сон
и не гипнотическое видение. Джинн, выпущенный из портсигара Лещицкого,
сыграл мне свою гамму, заставив прожить полчаса или час, но каждый раз
по-иному и каждый раз с полной отдачей сил. Я действительно лежал здесь с
простреленной грудью, спасал свою жизнь в бешеной автогонке, дрался за
честь Эльжбеты и стал обладателем писем, опубликование которых так
страшило белоэмигрантских подонков.
Медаль, Мицкевич и письма - гости из другого времени. Может быть, в
нашем у них есть близнецы, но разве это что-нибудь меняет? Жига хотел
отвезти письма в посольство, и я обещал помочь в этом Эльжбете. Не все ли
равно, в каком это было времени и было ли вообще. Теперь я хозяин своего
времени.
Не сомневаясь и не раздумывая, я решительно пошел через улицу к хорошо
знакомому подъезду напротив.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.11.2002 16:48
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг