прямолинеен.
- Я не спрашиваю потому, что бесспорные выводы - это бесспорные выводы.
А спорные, вероятно, еще последуют.
- Конечно, - подхватил Рослов, - и самый главный из них ваш,
английский: кто есть кто? Я отвергаю четвертое измерение Яны и ученого,
ведущего телепатическую передачу из потустороннего мира, и отвергаю не
потому, что могу научно ее опровергнуть, доказательств "против" столько
же, сколько и "за" - нуль, отвергаю просто по традиции: четырехмерного
пространства пока еще никто не открыл, и математический парадокс не стал
соответствующим разделом физики. Зеленые человечки Смайли - это для
почитателей Адамского [американский авантюрист, шарлатански уверявший, что
совершил космическое путешествие на "летающей тарелке"], а газообразная
жизнь Шпагина - не догадка, а пародия. Да, может быть, это и не жизнь
вообще, не жидкая и не газообразная. Может быть, это разведчик другой
галактической цивилизации, заброшенный еще до того, как человечество
научилось мыслить. Не разум, а продукт разума - сгусток энергии, способный
накоплять информацию, не ограниченную объемом или мощностью восприятия.
Нечто вроде электронной памяти, не мозга, а именно памяти, хранилища
информации, записанной и отсортированной и размещенной в каких-то
энергетических ячейках. Как все это делается, я не знаю - средства не
земные и в наше познание не укладываются, - но предположить смогу: или
Янин суперлазер, или волны, еще не открытые человеком, служат
дистанционным передатчиком информации, накопленной в земных информариях.
Обратите внимание: Голос всегда ссылается на книги, на рукописи, на мысли,
обязательно где-нибудь и как-нибудь записанные. Чувственную окраску
информации он узнает, превращая органы чувств человека в свои
информационные датчики. А гипномиражи - это тоже информация, точнее,
сгустки энергобиотической информации, только эмоционально окрашенной и
соответственно приближенной к действительности вероятностной ситуации.
- Зачем? - вдруг спросил Мак-Кэрри. - С какой целью накапливается эта
информация в течение столетий? Или, кажется, вы даже предположили -
тысячелетий?
- Может быть, этот энергоинформарий передает ее иному Разуму,
действительному Разуму, продуктом которого он является.
- И никаких результатов такой передачи со времен Ксенофонта? Зачем, -
повторил Мак-Кэрри, - кому-то в глубинах Вселенной тысячелетиями собирать
информацию о жизни на заурядной планетке в одной из окраинных звездных
систем?
- Наблюдают же энтомологи часами за жизнью какого-то крохотного
муравейника. А может быть, наши тысячелетия - это часы для Долгоживущих
где-нибудь на другой звездной окраине?
- Фикция, - сказал Смайли.
Он сказал это по-английски, подразумевая обычную уличную беллетристику,
но Шпагин по аналогии звучания перевел для себя именно так и вступился:
- Почему фикция? Уже поступают какие-то, еще не расшифрованные сигналы
из космоса. И энергетический разведчик едва ли фикция. Что помешало бы ему
продержаться тысячелетия? Проблема надежности? Но в мире высшего Разума
ее, вероятно, не существует. Предел накопления? Для такой
самоорганизующейся системы он, наверное, неограничен. А может быть, он и
не передает никому накопленной информации, а просто ждет, чтобы о нем
вспомнили.
- А вдруг некому вспомнить? - вмешалась Янина. - Гибнут планеты, гибнут
цивилизации, гибнут Долгоживущие. А их разведчик ждет и работает.
- Тогда заставим его работать на нас, - серьезно, без тени улыбки
заключил Мак-Кэрри.
10. "ЧЕРНЫЙ ЯЩИК"
На этот раз к белому коралловому рифу в Атлантике гостей доставила
вместительная губернаторская яхта, что позволило более чем удвоить состав
участников экспедиции. Кроме четырех друзей, на остров прибыли профессор
Мак-Кэрри и все участники губернаторского обеда, кроме леди Келленхем и
неожиданно заболевшего епископа. Вместо него отправился доктор Керн,
буквально умоливший губернатора и Мак-Кэрри разрешить ему сопровождать
экспедицию, которая для него, как для психиатра, представляла и чисто
профессиональный интерес: как-никак несколько его пациентов утратили
психическое равновесие, побывав на "острове привидений".
Яхта с металлической обшивкой и обилием металла на борту - наши
аргонавты, избегая диамагнитных благоглупостей Смайли, нагрузили ее всем
металлическим, что попало под руку, начиная с консервных банок и кончая
молотками для забивания держателей более обширной палатки, - без
приключений вошла в хрустальную бухточку острова. Магнитная защита его не
сработала или не пожелала сработать. Никаких магнитных аномалий не
наблюдалось и во время выгрузки экспедиционного багажа. Здесь было не
только все необходимое для пикника среди седых волн на белом коралловом
гребне, но и приборы, о которых почему-то забыли во время первой поездки.
Взяли пробы воздуха и воды из бухты и океана, сделали, более для очистки
совести, все метеорологические наблюдения, запустили воздушный зонд,
зафиксировали показания водяных и атмосферных термометров, измерили
скорость и направление ветра. Смайли и Корнхилл готовили завтрак,
обнаружив несомненный кулинарный талант. А сэр Грегори, шлепая босыми
ногами по набегавшей океанской волне, тщетно искал ракушки и камешки и
только ахал, уверяя, что такой идеальной полировки коралла он еще в
природе не видывал.
Но уже за импровизированным завтраком набежали первые тучки тревоги и
разочарования. Голос упрямо не подавал никаких признаков жизни, и наши
первооткрыватели уже испытывали чувство неловкости, как ярмарочный
фокусник, с ужасом обнаруживший, что двойного дна в его ящике нет. "Почему
он молчит?", "Странно...", "Ничего не понимаю", "Боюсь, что вы сочтете нас
шарлатанами, джентльмены..." - так началась за столом тревожная
перекличка. Мак-Кэрри загадочно молчал, а Корнхилл и Барнс деликатно
отводили глаза. Только сэр Грегори в силу своих губернаторских полномочий
пытался рассеять дух сомнения и недоверия, уже витавший над белой
скатертью с напитками и закусками.
- Не огорчайтесь, - повторял он, - прекрасный пикник. Уже одно это
скрасит нашу морскую экскурсию. Попробуйте икры и водки. Достойные дары
вашей великой страны, - адресовался он к особенно хмурому Рослову.
Тот вспылил:
- Не понимаю, почему повсюду в Европе или Америке, желая сказать
приятное русскому, начинают хвалить русскую водку или русский балет. А
лайнеры "Аэрофлота", на которых ежегодно курсируют десятки тысяч
европейцев и американцев! А русские часы, потеснившие могущество часовой
Швейцарии! А русские моды, покоряющие римлянок и парижанок!
"Ты прав, - сказал Голос, - интересная информация".
"Почему ты молчал?" - мысленно спросил Рослов.
"Я изучал новоприбывших. Один уже был здесь. Он неинтересен. Другие -
тоже. Только один заслуживает внимания".
"Высокий, седой, с орлиным носом, как у Пилата".
"Я не вижу. Вот ты представил его, и я записал его образ, отраженный в
твоем сознании".
"Как - записал?"
"Ты представляешь себе свою авторучку. А затем - цепочка ассоциаций:
пишущая машинка, телетайп, лента магнитофона. Нет, ваши земные способы
несовершенны и хрупки. Я снимаю записи с мозговых рецепторов".
"Ты прочел их мысли?"
"Я прочел их жизнь. Всю накопленную ими информацию. И ничего не взял.
Интересен один. Я вспомнил его работы. Они значительнее твоих, но и
традиционнее. Ты более смел, и угол зрения твой шире - я говорю о научной
смелости и научном зрении. Я знаю его новый замысел в математической
разработке теории управления. Вы оба идете к одной цели, но кружными
путями. Напрасная трата энергии мысли".
"Почему энергии?"
"Ты сам писал, что мысль рождается как результат сознательного отбора
информации, как следствие каких-то энергетических процессов в материальной
структуре мозга".
"Каких процессов?"
"Не знаю. Как и ты".
"А Мак-Кэрри?"
"И он. Вы ищете, а я жду".
"И не хочешь подсказать решение или не можешь?"
"Иногда могу. Если решение - не вспышка гения, не что-то принципиально
новое, а оптимальный результат отбора уже накопленной информации".
"Значит, и ты не гений?"
"Я не человек".
"Но вступаешь в контакт с человеком. А такой контакт не может быть
односторонним. Отдавая часть своей информации, человек должен получить
что-то взамен".
"Что?"
"Часть твоей".
"Не возражаю. Это тренировка памяти".
"Тогда ответь на вопросы прибывших со мной".
"Слишком много рецепторов. Трудно часто и произвольно менять настройку.
Кто-нибудь из вас четырех всегда будет транслятором".
"Всегда?!"
"В период контакта. Я переключу настройку на другого, когда напряжение
станет критическим".
"Тогда скажи всем, что ты существуешь - одной мыслью, - и переключись
на меня".
"Не сразу. Мне потребуется короткий отдых. По аналогии с вашим. Но
только по аналогии, иначе, к сожалению, объяснить не могу".
Весь этот мысленный диалог Рослов провел в состоянии прострации. Лицо -
гипсовая маска, снятая с мертвого. Мысль не отливалась в звуки - губы даже
не дрогнули. Сначала никто не заметил этого - пикник затмил все. Белая
скатерть на белом коралле под нейлоновым гребнем палатки. Тихий шорох
волны. Небрежный обмен репликами, как стук шарика на столе для пинг-понга.
Тук-тук: "Передайте подливку", "А тишина какая - даже океана не слышно",
"Попробуйте устриц в шампанском - прелесть!", "А если гроза?..".
Первым заметил состояние Рослова губернатор.
- Вам нездоровится? - спросил он тревожно и недоуменно оглядел соседей.
- Что это с ним?
Барнс, сидевший рядом, толкнул легонько Рослова - тот даже не
пошевельнулся.
- Кажется, без сознания, - сказал доктор Керн, подымаясь. - Похоже на
каталепсию.
- Сядьте, док, - остановил его Смайли. - Не трогайте - он
разговаривает.
- С кем?
- С кем здесь разговаривают? С хозяином острова.
- Не шутите.
- Какие уж тут шутки. Шутим не мы, шутят с нами.
- Анджей... - тихо позвала Янина. - Вы меня слышите?.. Матерь Божия,
какой он бледный!
Смайли заметил, не скрывая раздражения:
- Вы были не розовее, когда очнулись. Кажется, мы все-таки дождались
спектакля. Берегите нервы, джентльмены.
Маска Рослова вдруг ожила. В глазах блеснул огонек сознания,
возвращенного из путешествия в никуда.
- Борода шевелится! - воскликнул Корнхилл. - Дайте ему виски.
Но Рослов уже без посторонней помощи проглотил свой стакан. Губернатор
хотел сказать что-то, но так и замер с открытым ртом. Чужая мысль
откликнулась в нем.
- Я здесь, господа. И я буду говорить с вами. Подумайте над тем, что вы
хотите услышать.
- Кто это? - воскликнул губернатор. - Кто сказал?
- Я тоже слышал, - прибавил Керн.
- И я.
- Все слышали, - поморщился Смайли. - Послушаем лучше Энди.
Рослов, уже успевший проглотить солидный кусок омара, ответил сквозь
зубы:
- Порядок, Боб. Он будет говорить с каждым и со всеми. Но через нас.
- Не понимаю.
- Он только что сказал мне, что слишком много рецепторов и ему трудно
менять настройку. Каждый из нас четырех будет транслятором.
- Как на радио? - спросил Корнхилл.
- Почти. Готовьте ваши вопросы, господа. Он сейчас включится.
- Но вы успели его спросить, кто он и откуда?
- Не успел. Спросите сами. А мне надо заправиться перед сеансом. -
Рослов уже глодал жареного цыпленка.
- Предлагаю регламент, - вмешался до сих пор молчавший Шпагин. - Четыре
настройки - четыре транслятора - это максимальная продолжительность
сеанса. Первую настройку - вопросам профессора Мак-Кэрри, вторую -
Рослову, третью - мне с Яной, четвертую - вам, господа. Не обижайтесь: все
предшествующие вопросы учтут и чисто научный, и общечеловеческий интерес.
Вы дополните то, что мы упустим или забудем. Просьба задавать вопросы
вслух, а не мысленно, мысленного контакта с нами не будет - передача, как
выразился Корнхилл, пойдет через одного. И воздержитесь от личных, я бы
сказал, неинтересных вопросов.
- Что значит "личных"? - спросил лорд Келленхем.
Ответить Шпагин не успел. Он вытянулся, побледнел, кровь отхлынула от
лица, отдавая весь свой поток мозгу, и заговорил странно глухим голосом
без интонаций и пауз, - Шпагин не Шпагин, а электронная машина с ее
обезличенной акустикой.
- Я жду, профессор Мак-Кэрри.
Мак-Кэрри от волнения даже не мог начать, два раза стеснительно
кашлянул и только потом спросил:
- Кто вы?
- Не знаю.
На мгновение Мак-Кэрри потерял дар речи, затем сказал:
- Не понимаю вас.
- А я - вас.
Мак-Кэрри уже вновь обрел присущее ему хладнокровие и, не повышая
голоса, медленно и раздельно пояснил:
- Вы не Бог и не человек. Вы невидимы и тем не менее существуете. Ваши
познания несомненны и значительны, и тем не менее ваш мысленный контакт с
человеком возможен для вас только в пределах этого рифа. Когда я спросил:
кто вы, я имел в виду - живое существо или машина?
- Ни то, ни другое. Я саморегулирующаяся система с ограниченным кругом
задач.
- Каких именно?
- Все они сводятся к одной - полноте системы. Синтез информации о
Земле, об эволюции живого вещества вашей планеты, о человеческом разуме, о
знании, накопленном человечеством с тех пор, как оно научилось мыслить.
Применяя земную терминологию, я - нечто вроде электронной памяти вашего
мира.
- Значит, все-таки машина с ограниченной задачей накопления информации.
Суперколлектор.
- Память - это не только накопление информации. Это и отбор, и
кодирование, и оценка, и управление, когда из хранилища извлекается нужная
информация, и забвение, когда информация уже не нужна, и тактическое ее
использование, и стратегические ресурсы. Акт суждения - основа мышления -
немыслим без самоорганизующейся системы памяти.
- Практически - всей работы мозга.
- Нет. Мозг отвечает за все. Память - только за накопленный жизненный
опыт. Я не супермозг, и мои биотоки - только датчики информации.
- Ваша природа, устройство, организация?
- Не знаю.
- Вы же не можете не знать элементов, образующих вашу систему.
- Я знаю только то, что накоплено человечеством. У него нет информации,
определившей мое появление, мою организацию, мои возможности, мое прошлое
и мое будущее. Нет такой информации и у меня. Все, что я знаю о себе, я
узнал от человека и через человека. И то, что я невидим, что привязан к
этому острову, что могу защищаться, создавая поля неизвестной мне природы
и мощности, и вызывать у любого человека в пределах острова гипносон и
гипномираж любой глубины и реальности. Я ничего не знаю о Разуме,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг