кратковременность обеспечивала неугасающий интерес к жизни и стремительное
накопление информации. Два года - ребенок, два - юноша, четыре - взрослый
и зрелый, и четыре - пребывающий в невозмутимости и покое. Затем вся
накопленная информация, кроме минимума наследственной, стирается, и
жизненный цикл начинается снова. Новая индивидуальность не повторяет
прежнюю, но развивается по тому же закону: все дозволено, все служит
наслаждению, венец наслаждения - покой.
Мозг "замолчал", вероятно ожидая моей реакции. А я тоже молчал, думая,
непосредственно к нему не обращаясь. Пусть разбирается. А думал я о его
самодовольстве и, пожалуй, наивности. Владыка миллионов жизней, хотя и не
вмешивающийся в их течение, не управляющий ими, но создавший машину для
управления их анархическим строем под лозунгом "хватай-бери!" и концовкой
в духе буддистской "нирваны", оказывается не мудрее своих питомцев,
подменивших знание воображением. Вот он и воображает, вероятно, что создал
оптимальный вариант благоденствия.
- А разве на Земле не думают о благоденствии населения? - снова
"услышал" я и не замедлил с ответом:
- Почему не думают? Думают. И делают. Только по другому принципу: с
каждого по способностям, каждому по его труду.
Мне показалось, что Мозг усмехнулся. Конечно, это было иллюзией. Чужая
мысль откликнулась у меня в сознании по-прежнему бескрасочно и безлично. Я
даже не могу объяснить, почему я "подслушал" в ней что-то вроде
иронической интонации. Может быть, ее подсказал какой-нибудь
один-единственный лукавый нейрон?
- Не много. Труд гасит наслаждение, утомляет мысль и ограничивает
свободу. Мы даем больше.
Я начал сердиться: я всегда сержусь, когда говорят глупости.
- Труд давно уже не утомляет даже на Земле, а у вас, при вашей технике,
тем более. Утомляет безделье. Труд по душе - это творчество, а творчество
не дает наслаждения только бесталанному. Талант - это труд, сказал один из
гениев нашего прошлого. И разве ваш труд над проблемой генетических циклов
не эквивалент наслаждения?
- Я дитя другой цивилизации. Менее совершенной. Они пришли к увяданию
жизни. Мы ее стабилизируем.
Он уповал на стабильность, как на оптимум всех радостей жизни. Чудак.
Стоило ли сооружать Вечное хранилище мудрости, если эту мудрость могут
высмеять у нас даже самые отсталые школьники. Я не Библ, но поспорить с
такой философией и у меня умишка хватало. И, стараясь быть вежливым, я
пояснил:
- Сама по себе стабильность не может дать радости жизни. Радость - в
преодолении трудностей. Вы посмеялись над нашим принципом, но ведь,
преодолевая трудности в вечном поиске нового, мы не стоим на месте, а
движем жизнь вперед.
- Как?
Я задумался. Как накоротке рассказать о смене общественных формаций,
проложившей путь человечеству к коммунизму? Я не историк и не философ и
ничего не вспомню, кроме школьных тетрадок по социологии. Может быть,
попросту ограничиться семантическим разъяснением слова "коммунизм"? От
каждого по способностям, каждому по потребностям.
Я так и сделал.
- Первая половина не нужна. Зачем связывать наслаждение с коэффициентом
способности? Потребность - единственно разумный критерий. Каждому по
потребностям - справедливо и верно. Это и наш принцип.
И тут я окончательно рассердился:
- Так это же паразитизм, порождающий отчужденность и пресыщение. Видел
я вашу программу в действии - не соблазняет. Одних - к столу, других - в
переплав со стиранием памяти. Не сумел насладиться, начинай сызнова! А в
итоге - общество эгоистических пакостников, которым все дозволено, чтобы
урвать наслаждение. Мы уже встречали ваших "вечных" Двадцатичетырехлетних,
начинающих жизнь, как червяки в навозе: соси жижицу, и все тут. А потом
школа, не позволяющая перешагнуть духовный предел первобытного человека.
Электронный "хлыст" вместо игрушки, волчьи свары вместо товарищества,
глупейшие мифы вместо точного знания. Я не знаю их зрелости, но детство и
юность подглядел, это морально искалеченные и умственно обездоленные
подобия человека.
В порыве раздражения я и не заметил, как постепенно повышал голос,
последние фразы я, должно быть, выкрикивал, не понимая, что моему
"слушателю" это совершенно безразлично. Так я подумал потом, но ошибся.
Мозг не воспринимал это безразлично. Высветленные пятна на его серой
поверхности, перемещавшиеся от височных к затылочным долям, становились
резче и ярче, как светимость электролампочек при повышающемся напряжении
тока.
- Почему твои мысли сопровождаются звуковыми волнами, мощность которых
все возрастает и возрастает? - "услышал" я. - Это затрудняет общение. Я
ощущаю давно забытую ломоту в висках и затылке. Контакт прекращаю. Объем
информации неравномерен ее кратковременности. Ты мало увидел, но много
сказал. Мне потребуется время для оценки и корреляции, а ты должен увидеть
всю нашу жизнь во всех ее фазах. Тогда возобновим спор, если ты останешься
неубежденным. С этой минуты все "входы" и "выходы", как вы называете
межфазные связки, будут для вас открыты. Начните с Аоры - синего солнца,
закончите Нирваной - лиловым. А потом снова встретимся, если нужно.
Я не ответил, словно кто-то сомкнул мне губы, да не губы - мысли, запер
их, остановил движение, их привычный бег. Вероятно, именно так действовал
бы сомнамбул: решительно, но бессознательно встал бы с прозрачного, тотчас
же пропавшего под ним кресла, уверенно шагнул вперед и исчез в снежной
туманности купола. Это и произошло со мной на пороге Вечного хранилища,
неизвестно где находившегося. Только я сразу же очутился в захламленном
коридоре станции. Передо мной завивалась лестница наверх, и из открытой
двери доносились ваши голоса, спорившие об увиденном и пережитом. Я
постоял, послушал и усмехнулся. Как еще далеки мы от понимания того, что
происходит на этой планете. Можно построить десятки гипотез, и любая из
них будет ложной. Я узнал больше вас, ну и что? Только большой объем
информации, как любят здесь говорить, а все-таки не разгадка!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СИНЕЕ СОЛНЦЕ
1. СМОТРЕТЬ И АНАЛИЗИРОВАТЬ. ШАГ В АОРУ
Капитану было жарко. Он вытер вспотевший лоб и, прищурившись, посмотрел
на солнце. Оно неподвижно висело в зените - ровный оранжевый блин на
подсиненной простыне неба.
Одно солнце.
"Пока одно", - машинально отметил Капитан.
Через час, через полтора - кто знает точно - из-за горизонта вынырнет
второе, синее или зеленое, и пойдут по черной пустыне плясать миражи, а в
каждом - дверь в другой мир или, если быть точным, в другую фазу
пространства - времени.
Открывать дверь мы научились, думал Капитан, но и только. А за дверью -
на ощупь, вслепую. Методом проб и ошибок. Сколько проб, столько ошибок.
Как говорится, погрешность опыта близка к единице. Библ сказал: это
естественно, мы только начинаем ходить. Робкое начало.
Великое качество экспериментатора - умение ждать. Капитана не всегда
отличало это умение. Нужно смотреть и анализировать - пока, сказал Библ.
Капитан и смотрел во все глаза, а вот анализ получался неточным и робким.
Даже короткий, в полунамеках разговор с Учителем не приблизил к разгадке
странностей гедонийской цивилизации. Впрочем, они еще и не все видели.
Оставался город - Аора или Аэра, как его там называют.
Что ж, будем смотреть дальше, вздохнул Капитан, или, точнее,
подсматривать. Что у них на сегодня? Увлекательная экскурсия по городу!
Быт и нравы гедонийцев из окна вездехода! Спешите увидеть!
Он вышел из комнаты и отправился в мастерскую, где Малыш с Аликом
готовили вездеход к поездке.
Малыш сидел верхом на табурете и швырял гайками в вездеход. Гайки
ударялись о силовую защиту в метре от кузова и со звоном падали на
металлический пол. Заметив в дверях Капитана, Малыш вытянулся во весь свой
почти двухметровый рост - руки по швам, широченная грудь колесом, - этакий
гвардеец ее величества.
- Разрешите доложить: полным ходом идет проверка силовой защиты машины.
Дырок и брешей не обнаружено.
- Не паясничай, - оборвал его Капитан. - Где Алик?
Малыш кивнул в сторону вездехода:
- Рыдания и стенания. Хочет в Аору.
- Возьмешь его завтра, если понадобится.
Алик вылез из люка, отключил защиту и спрыгнул вниз.
- Можете ехать, - мрачно сказал он. - Все приборы в порядке.
- Не грусти, друг, - засмеялся Малыш. - Придет и твоя очередь. Если
понадобится, - добавил он ехидно и полез в кабину. - Поехали, Кэп.
Капитан глядел на небо сквозь прозрачную стену ангара. Из-за линии
горизонта, словно прочерченной рейсфедером с тушью, темной кляксой на
голубом листе выплывало синее солнце. На него было совсем не больно
смотреть.
- Смотреть и анализировать, - подумал вслух Капитан. - Время миражей -
смутное время. Пожалуй, пора! - Он забрался по пояс в люк и помахал Алику
на прощанье.
Вездеход качнулся, кошкой прыгнул вперед и поплыл по воздуху - без
мистики, без мистики!" - на воздушной подушке в раздвинувшиеся створки
ворот станционного ангара.
- Где будем искать этот чертов мираж? - спросил Малыш.
- Он сам нас найдет. Держи по солнцу.
- Опять туман или смерч: у этой планетки фантазий до черта. Только
зачем такие сложности? Почему не просто дырка в пространстве: раз - и в
яблочко!
- Ты в детстве мыльные пузыри пускал? - вопросом на вопрос ответил
Капитан.
- Приходилось, а что?
- Когда два пузыря слипаются в воздухе, какова поверхность касания?
Малыш помолчал, вспоминая.
- Пятно какое-нибудь, не помню.
- Зря. Образуется линза, разлагающая световые лучи на составные части
спектра. Цветовая клякса, как и здесь.
- Здесь тебе не мыльный пузырь.
Капитан пожал плечами.
- Правильность гипотезы не отстаиваю. Просто возможная аналогия, в
порядке бреда.
- А вот и явь. - Малыш кивнул на ветровое стекло.
Впереди, как огромный колючий еж перекати-поля, плыл синий шар. Внутри
него вспыхивали и гасли серебряные частые искры, словно кто-то невидимый
снаружи зажигал бенгальские огни.
- Елочное украшение, - зло пробормотал Малыш, направляя вездеход к
шару.
Шар быстро увеличивался в размерах, светлея и растекаясь по краям, а в
середине, как на фотобумаге в ванночке с проявителем, выплывал нерезкий
еще силуэт странных геометрических конструкций: лабиринт из золотой
проволоки, подсвеченный изнутри.
- Давай в середку, - сказал Капитан.
- Знаю, - буркнул Малыш и бросил машину прямо в хитрые переплетения
лабиринта.
Секунду, а может быть, лишь доли секунды продолжался шок,
безболезненный и неощутимый. Малыш нажал белую клавишу на пульте
управления машиной, и вездеход остановился, сразу же выдвинув колпачок
силовой защиты.
- Добро пожаловать в Аору, - сказал Малыш. - Каков городишко, а?
Городишко и впрямь был необычен. Вездеход стоял на неширокой площади,
со всех сторон окруженной домами. Впрочем, чисто земное слово "дом" едва
ли подходило к странным сооружениям на площади. Представьте себе коробку
без крышки и дна, стенки которой приподняты над землей, огромную коробку
метров пятьдесят - шестьдесят в поперечнике, повисшую в воздухе назло
закону тяготения. Ни колонн, ни подпорок. Обыкновенное колдовство, как
сказал бы Алик.
Малыш откинул люк, отключил защиту и спрыгнул на блестящее, словно
отполированное, голубое покрытие площади. Не то стекло, не то пластик.
- Как паркет в Эрмитаже, - пошутил он, - только без рисунка. И натирать
не надо.
Стараясь удержать равновесие на скользкой поверхности, он прошел по
ней, задирая голову и осматриваясь.
- Антигравитация, - уверенно произнес он. - А стенки вовсе не стенки, а
туннели какие-то. Ширина... - он прошел под "стеной", - метров десять,
пожалуй. - Потом нажал кнопку на поясе и взлетел в воздух, повиснув над
площадью.
Капитан, сидя на крыше вездехода, с тревогой наблюдал за ним.
- Осторожней! - крикнул он. - Спускайся скорее.
Малыш медленно, явно бравируя своим умением передвигаться в воздухе,
опустился возле машины.
- Наверно, это и есть Аора, - сказал он. - Только мы попали, должно
быть, на окраину. На севере голубая плешь - ни домов, ни людей, а на юге и
на западе - соты.
- Какие соты? - не понял Капитан.
- Такие же. - Малыш показал на мелочно-матовые стены коробок. Они
тянутся до горизонта, конца-края нет. И все ячейки, ячейки... Есть
поменьше, есть побольше. Я и говорю - соты; словно из улья вынули и
подвесили в воздухе.
- А люди?
- Людей много. На крышах. А что делают, не разглядел: далеко.
Интересно, что скрывается в этих туннелях, подумал Капитан и обомлел:
белесая матовость стен медленно таяла, и за прозрачной, едва различимой
пленкой обнаружилось длинное светлое помещение, до потолка уставленное
большими черными ящиками. Они стояли в три яруса, один над другим - шкафы
или полки? - а перед ними, глядя куда-то мимо космонавтов, сидел на
корточках русоволосый гедониец в ярко-синем облегающем трико. Он развел
руками - этаким факирским жестом, - и ящики позади него неожиданно
изменили форму. Теперь это были шары, и внутри каждого разгорался огонь
все сильнее и ярче, словно кто-то неторопливо передвигал рычажок по
обмотке реостата.
Вдруг гедониец заметил, что за ним наблюдают. Он встал, взмахнул рукой,
и шары исчезли. Вместо них в туннеле снова стояли черные ящики. Гедониец
внимательно оглядел космонавтов. По возрасту, сложению и складу лица он
был похож на тех школьников, которых Капитан видел в мире зеленого солнца,
- атлет с холодным колючим взглядом. Только васильковое трико отличало его
от них.
Тонкие губы его сложились в некое подобие улыбки. Он скрестил руки на
груди и... пропал. Просто исчез, растворился в воздухе.
- Мистика, - сказал Малыш.
- Скорее физика, - возразил Капитан. - Думаю, он сейчас где-нибудь в
центре города.
- Нуль-переход?
- Что-то вроде. Мы с Библом уже попробовали такой способ передвижения.
Смена кадров, как в кино.
- А как это делается?
- Не знаю. Объяснение соответствовало пословице; по щучьему велению, по
моему хотению. Попробуем?
- Придется. Не пешком же идти по такой жаре.
Он повернул браслет на запястье. Колпачок силовой защиты на крыше
вездехода мигнул и загорелся ровным красным светом.
- Порядок, - сказал Малыш. - Можно топать.
- Куда?
- Сначала разберемся в обстановке, определим направление. Подымемся в
ближайший воздушный туннель и посмотрим, куда он ведет.
С этими словами Малыш, нажав кнопку на поясе, взлетел и опустился на
плоскости туннеля, который, как автострада, убегал к горизонту,
многократно пересекаясь с такими же ровными и широкими дорогами города.
- Действительно, соты, - заметил Капитан, повторивший маневр Малыша и
стоявший теперь подле него. - Только ячейки не шестиугольные, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг