шашлык". И первые робинзоновские радости: действующая зажигалка Мартина,
сосновый сушняк для костра, вертела из засохших тростинок, сочные куски
поджаренной и продымленной рыбы. И первые попытки подвести наконец
какой-то итог пережитому.
- А сила - лес.
- В таком лесу не человек звучит гордо, а дерево.
- Не твое. "Одноэтажную Америку" все помнят. Объясни Мартину.
- А назад в этот лес меня калачом не заманишь. Как бы тебе перевести,
Мартин? Ну, сладким пирогом, что ли.
- Сладкий пирог на даче остался.
- А как все-таки объяснить случившееся? Сон? Нет. Мираж? Тоже нет.
Значит, из одной реальности мы попали в другую реальность. Как?
- У нас уже есть опыт, - сказал Зернов.
- Предел вероятности твоей гипотезы в допустимости возвращения розовых
"облаков". Первый вопрос: зачем они вернулись?
- За нами.
- Значит, приглашение в гости. На другую планету. Эту гипотезу мы уже
слышали на конгрессе. Второй вопрос: где эта планета? И сколько парсеков
мы отмерили в космосе, чтобы увидеть мерзавцев в желтых крагах? Может
быть, она искусственная, эта планетка из красного киселя?
- А может быть, она просто в другом измерении? Уместилось же все
Сен-Дизье в коридорах отеля "Омон".
У меня не нашлось возражений: оказывается, богатой игрой воображения
обладал не один я.
- Гипотезы не возникают на пустом месте, - продолжал Зернов, - им нужна
точка опоры. У нас их несколько. Первая - лес. Несовременность его
очевидна, географическое положение неясно. Вторая концлагерь.
Принудительный труд в такой форме возможен только в условиях полицейского
государства. Но это не Гаити, не Родезия и не Южная Африка. Третья точка -
изобилие растительных и животных форм. На Земле в аналогичных широтах мы
нигде, ни в одной части света, не найдем таких гигантских скоплений
простейших организмов. Такие скопления могут быть созданы только в
террариях-заповедниках, где специалисты-этологи могут изучать поведение
животных в сообществах. Такого колоссального заповедника, как известно, на
Земле нет.
Я вспомнил потрясшее меня выступление американского писателя-фантаста
на парижском конгрессе. Если цивилизацию розовых "облаков" можно
представить себе как суперцивилизацию муравейника или пчелиного роя, то в
своей гипотетической лаборатории они начнут именно с этологии - с изучения
сообществ, начиная с простейших. Цепь от насекомых и млекопитающих
требовала заключительного звена, наиболее совершенного продукта
биологической эволюции.
Но Зернов еще не кончил.
- Есть и еще одна точка опоры у нашей гипотезы: время. Наши часы не
поспевают за солнцем. Они остановились за несколько секунд до смены
декораций и снова пошли уже в другой реальности. Но солнце там
приближалось к зениту, а стрелки наших часов - к семи вечера. Значит, в
этой реальности действовала другая система отсчета времени, или то, что
нам показалось мгновением, на самом деле отняло три четверти суток, когда
часы, возможно, стояли. Допустим, что мы их перевели и в полдень стрелки
остановились бы на двенадцати. Сколько времени мы здесь? Четыре часа с
минутами. А солнце уже за лесом, только багровая полоска видна: мы в
преддверии сумерек. Так где же летом в умеренных широтах солнце заходит в
четыре часа дня, а в пять, наверное, уже темнеет? Значит, день и ночь
здесь короче, а следовательно, и планетка поменьше.
Мы посмотрели на небо: закат был очевиден, красный, как говорят,
ветреный земной закат, но совсем не в земное время. День отсветил,
приближалась ночь.
Принесли еще сушняка, и костер запылал сильней.
- Будем всю ночь жечь. Головешки тоже оружие.
- И спать по очереди.
- Программа-минимум, мальчики. До утра только.
- А с утра?
- Людей искать. Не для муравьев же нас сюда пригласили.
- А где их искать?
- Железная дорога подходит к шахтам с юго-запада, - вспомнил Толька, -
значит, вниз по реке.
- Подходяще. И еда под боком.
- Выходит, одну рыбу жрать?
Продымленная костлявая рыба, да еще без соли, погасив голод, уже не
вызывала аппетита.
- Можно кабанчика поймать, - мечтательно откликнулся Толька. - Есть
способ. На тропу в зарослях закладывается петля с грузом. Попав в петлю,
кабан делает сильный рывок и бросается в чащу...
- А ты за ним. Жаль, что у меня нет камеры. Этюд для "Фитиля".
- Я могу подползти к любой птице на десять-пятнадцать футов. Брал призы
за бесшумность в военной школе, - сказал Мартин, - а нож бросаю без
промаха.
Я засмеялся.
- Смотри.
Прямо на нас на огонь костра летела большая черная птица. Летела
невысоко, все время снижаясь, и почему-то в замедленном темпе полета.
Казалось, крылья взмахивали все слабее и реже.
Мартин бесшумно приподнялся на согнутых коленях. Тихонько щелкнул,
выбросив лезвие, нож. Но птица, не долетев буквально трех метров, в
последний раз взмахнула крыльями и упала в траву. Мы нашли ее уже
бездыханной.
- Глухарь, - сказал Толька и замолчал.
Что-то привлекло его внимание и оказалось длинной стрелой, пронзившей
насквозь тело птицы. Мартин с трудом вытащил стрелу: мешал раздвоенный
металлический наконечник, чуть плоский и заостренный, как штык. Почти
метровая стрела была выкрашена в черный цвет и заканчивалась хорошо
приклеенным оперением. Мастерская стрела. Даже лучшие мастера спортивной
стрельбы из лука позавидовали бы ее обладателю.
Мартин долго вертел в руках это совсем не современное оружие и сказал
задумчиво:
- Мы, кажется, попали к индейцам, мальчики.
6. УРОК ГЕОГРАФИИ
Глухаря, уже ощипанного и выпотрошенного, начали жарить, как и рыбу, на
вертеле. Мечтали о чае. Но не было ни чая, ни сахара, ни котелка для воды.
Воду пришлось пить некипяченой прямо из реки, черпая пригоршней. Хорошо
еще, что вода была как ключевая, незамутненная и не пахла болотом.
Разговаривать не хотелось. Мы сидели вокруг костра, не задавая вопросов
и не высказывая предположений. Робинзонада не прельщала перспективами и не
питала надежд на возвращение домой. Да и где теперь этот дом? За сколько
километров, парсеков или магнитных полей?
В эту минуту тревожных и тягостных раздумий незнакомый голос вдруг
спросил по-английски:
- Разрешите присесть к вашему костру, друзья?
И, поскольку мы не ответили сразу, он тотчас же повторил свой вопрос
по-французски, с такой же безукоризненной точностью произношения.
- Пожалуйста, - ответил по-английски Зернов, - места хватит для всех.
Он обращался к двум бесшумно подошедшим парням в шортах и клетчатых
рубашках с короткими рукавами. Первое, что мы увидели, были их голые ноги,
шерстяные носки, скрученные у щиколотки, и самодельные мокасины-плетенки
из сыромятных ремешков. Оба были ровесники или погодки, очень похожие,
даже одинаково загорелые, должно быть, братья, не старше двадцати лет.
Коротко остриженные русые волосы дополняли впечатление юношеской
подтянутости, аккуратности и чистоты. На поясах у обоих болтались
деревянные колчаны с такими же черными стрелами, как и та, которую вытащил
из глухаря Мартин. Охотничью экипировку их завершали висевшие за спиной
очень большие, почти в человеческий рост, луки, а в каждом из гостей было,
по крайней мере, около ста девяноста сантиметров.
- Джемс, - сказал первый; он стоял ближе к нам.
- Люк, - подхватил второй, выходя к костру.
Даже голоса их были похожи.
Мы невежливо промолчали, все еще ошеломленные их появлением и видом. Но
Зернов вовремя исправил нашу бестактность, тут же представив нас тоже по
именам. Охотники переглянулись - видимо, наши имена несколько удивили их,
- но никаких замечаний не сделали. Оба продолжали стоять, выжидательно нас
оглядывая.
- Присаживайтесь, - повторил Зернов, - птица ваша, но мы ее уже
наполовину поджарили. Только соли нет и скипятить воды не в чем.
- Кто же уходит на охоту без котелка и без соли? - ухмыльнулся Люк и
тут же умолк, встретив осуждающий взгляд брата.
Тот, по-видимому, был старшим.
- Сейчас принесем все, что надо, - сказал он. - А на Люка не сердитесь:
он еще маленький - восемнадцати нет.
И оба исчезли в сумерках так же внезапно, как появились.
- Интересное кино, - ввернул было Толька, но мы не откликнулись: для
впечатлений и выводов еще не пришло время.
Однако и сейчас было ясно, что парни славные и симпатичные и что
робинзонада наша подходит к концу. Через несколько минут оба вернулись без
колчанов и луков, но зато с котелком, глиняными кружками, баночкой с солью
и большим караваем хлеба. Только теперь мы догадались, что они пришли со
стороны реки, где, вероятно, оставили лодку. Впоследствии оказалось, что
мы не ошиблись.
Разговор начался испытующе и осторожно, как на дипломатическом приеме,
когда любопытство сдержанно, а вежливость лаконична.
- Как охота? - спросил Джемс.
- Точнее, рыбная ловля, - поправил с любезной улыбкой Зернов.
- Кто же едет ловить рыбу в такую даль, когда ее у любого берега не
выловишь? - опять ухмыльнулся Люк и опять был остановлен молчаливо
предупреждающим взглядом брата.
- Здесь рыба непуганая, - заметил Джемс как бы вскользь, - но я думал,
что вы охотились.
- На нас охотились, - сказал Мартин.
- Кто?
- Сначала кошки, потом муравьи.
- Где?
Мартин вместо ответа указал на противоположный берег реки.
- Вы были в восточном лесу?
Джемс даже вскочил с места, впрочем, так же бесшумно, как подошел: не
хрустнула ни одна веточка сушняка для костра - сушняка, разбросанного нами
вокруг и служившего вместо скамеек. Видимо, Джемс даже бессознательно
рассчитывал каждое свое движение. Что-то не современное, не от спортивного
тренинга, а дикое, неотделимое от природы, что-то от героев Арсеньева или
Купера было в этом рослом меднокожем блондине.
- Вы не могли пройти этот лес, - прибавил он недоверчиво.
- Прошли, как видите, - сказал Мартин.
- С каким оружием?
Мы засмеялись. Мартин поиграл своим ножом.
- И все?
- Увы.
Братья переглянулись по-прежнему настороженно и недоверчиво.
- Вы не переодетые "быки". "Быкам" здесь делать нечего, - раздумчиво,
словно рассуждая сам с собой, проговорил Джемс, - да "быки" бы и не стали
жарить птицу на вертеле.
- Может быть, они "оттуда"? - спросил Люк брата, многозначительно
подчеркнув слово "оттуда".
Джемс предостерегающе сжал ему руку и, помолчав, прибавил:
- "Оттуда" за последние два года побегов не было.
Смутная догадка осенила меня.
- Вы имеете в виду лагерь?
- Какой лагерь?
- Ну, шахты или рудники на той стороне. - Я указал на реку.
- Майн-Сити?
- Не знаю, как это называется, но, по-моему, это ад. Даже хуже, если
только может быть хуже. - И я рассказал о расправе за колючей проволокой.
- Так всегда кончается, - не удивился Джемс. - Автоматы только у них,
да и стрелять не всякий сумеет. Поэтому оттуда и не убегают. Три года
назад бежал Прист. Но ему повезло: он спрятался в кусках угля и спрыгнул в
реку, когда переезжали мост. Теперь мост охраняют.
Он говорил по-английски чисто, но как-то иначе, чем Мартин. Должно
быть, Мартин тоже это заметил, потому что спросил:
- Ты канадец?
- Не понимаю, - сказал Джемс.
- А что непонятно? Из Монреаля или Оттавы?
Братья опять переглянулись, на этот раз без всякой настороженности: они
действительно не понимали Мартина.
- Вы говорите как-то странно, не по-нашему, - произнес Джемс, и снова
нотка недоверия прозвучала в его словах. - Я думал, что вы просто дикие,
как и мы.
- А мы действительно дикие, - подтвердил Зернов дружелюбно и
доверительно.
Я понял его. Он разрушал стену между ними и нами, созданную
неосторожным вопросом Мартина.
- Ну конечно, - доверчиво откликнулся Люк, - не "быки" и не
"воскресшие". По одежде видно. Да и кто, кроме нас, по реке шатается.
Но Джемс был более осторожен. Он еще не верил, он проверял.
- Давно из города? - спросил он.
Теперь переглянулись мы. Вопрос был точен, и такой же требовался ответ.
Любая ошибка могла порвать тонюсенькую ниточку взаимного доверия, которая
одна могла привести нас в чужой и неведомый мир.
К счастью, закипела вода в котелке, и Джемс, не дожидаясь ответа, начал
приготовлять незнакомое нам питье. Он не засыпал в котелок ни чая, ни
кофе, а просто вылил туда половину принесенной им бутылки. Вкусно запахло
подогретым виноградным вином.
- Грог, - сказал Люк. - Отец привозит вино из города. А на будущий год,
если виноград уродится, начнем сами давить.
"Должно быть, фермеры", - подумал я, но догадки не высказал. И хотя
жареный глухарь и кипящий грог еще теснее связали нас, необъяснимое
все-таки оставалось необъяснимым. И для них, и для нас. Надо было
открываться и открывать.
Начал Джемс: в его присутствии Люк, по-видимому, всегда был второй
скрипкой.
- Почему вы не одинаково говорите по-английски? Один лучше, другой
хуже. Может быть, вы французы?
За доску предстоявшей шахматной партии сел Зернов. В молчаливом
единодушии мы предоставили ему это право.
- Мартин - американец, а мы трое - русские.
- Русские? - удивился Люк. - Нет такого сектора в городе.
Джемс поморщился.
- Замолчи, - привычно одернул он брата. - Есть русский арондисман во
французском секторе.
- Вроде Гарлема?
- Меньше.
Люк удовлетворился ответом, а мы недоумевали. Город без имени. Русский
арондисман. Гарлем. Оба не знают, что такое "канадец", не слыхали ни о
Монреале, ни об Оттаве. Требовался географический гамбит, и Зернов
рискнул:
- Мы не из вашего города. Никогда в нем не были. Мы даже не знаем, как
он называется.
- Просто Город, - сказал Джемс. - А вы откуда?
- Мы не "быки" и не "воскресшие". Очевидно, имеются в виду полицейские
и беглецы из Майн-Сити. Вероятно, мы вкладываем разный смысл и в понятие
"дикие". Но у нас нет оружия, и мы нуждаемся в помощи. Нам просто нужно
побольше узнать друг друга, чтобы сломать недоверие. Поэтому не
удивляйтесь, если некоторые вопросы покажутся вам странными или даже
смешными. Например, как называется эта планета?
- Земля.
- А ваша страна?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг