вреда: значит, и внутренняя структура их была иной, чем у человека.
По-видимому, на этот раз "облака" не копировали людей, а создавали лишь
внешне похожих роботов с ограниченной в каких-то пределах программой.
Итак, первая нелепость: почему изменился метод моделирования и в каких
именно пределах он изменился?
Но, кроме людей, "облака" моделировали и вещи. Дубликат нашего
снегохода был настоящим. Настоящими были и вещи в городе Мартина.
Прохладительные напитки можно было пить, сигареты можно было курить, на
автомобилях можно было ездить, а пули из полицейских автоматов пробивали
даже камень. В домах были настоящие окна и двери, в настоящих кафе
торговали настоящим кофе и сосисками, и владелец настоящей автоколонки
продавал вам настоящее масло и настоящий бензин. И в то же время настоящие
автомобили возникали как призраки на шоссе, пересекающем город, возникали
ниоткуда, из пустоты, и на противоположном конце его исчезали так же
призрачно и в такой же пустоте, превращаясь в ничто, в облако пыли,
вздыбленной только что шуршавшими по асфальту колесами. И не все двери в
домах куда-то вели, некоторые не вели никуда, за ними была та же пустота,
только непроницаемая и черная, как спрессованный дым. Значит, и в
моделировании окружающего человека материального мира была какая-то иная
система, в чем-то его ограничивающая. Сформулируем вторую неясность:
почему иная система, в каких целях и чем ограниченная?
И еще неясность: в создании самолета-двойника на пути из Мирного в
Москву Зернов уже допускал возможность иной системы моделирования.
Совпадала ли она с описанной Мартином?
- В какой-то степени, - ответил, подумав, Зернов. - По-видимому,
"облака" создают разные модели по-разному. Вы помните багровый туман в
самолете, когда не было видно сидевших рядом? В Сэнд-Сити даже неизвестно
точно, достиг ли туман такой же густоты; газета пишет, что воздух был
прозрачен и чист, только окрашен или подсвечен красным. Должно быть, с
густотой и плотностью этого газа связан и характер модели. Я думаю, что
люди в призрачном городе Мартина еще в меньшей степени люди, чем пассажиры
нашего двойника-самолета. Почему? Попробуем разобраться. Помните, я еще в
Карачи говорил вам, что люди в нашем самолете моделированы не во всей их
биологической сложности, а только в их специальной функции. Вся сложная
психическая жизнь человека отключалась, вычеркивалась: создателям модели
она была не нужна. Но пассажиры нашего самолета - это ведь не просто
пассажиры Аэрофлота. Разве их связывало социально только путешествие? Было
и многое другое: совместно прожитый год, работа, дружеские или
неприязненные отношения с соседями, планы на будущее, мечты о
воссоединении с любимыми и родными. Все это расширяло и усложняло их
пассажирскую функцию. Потому и создателям модели пришлось, вероятно,
усложнить ее, сохранить какие-то ячейки памяти, какие-то мыслительные
процессы. Я думаю, жизнь в самолете-двойнике протекала подобно нашей.
- Или повторялась, как магнитофонная запись, - сказал я.
- Едва ли. Они создают модель, а не шаблон. Даже в городе Мартина жизнь
не повторяла происходившее в реальном Сэнд-Сити. Например, полицейская
охота. Но обратите внимание: люди в этой модели города еще более удаляются
от людей. Воспроизводится голая функция: прохожий идет, гуляющий гуляет,
водитель ведет машину, торгующий продает или предлагает товар, покупатель
покупает или отказывается от покупки. И только. При всем том они не куклы.
Они могут думать, соображать и действовать, но только в пределах функции.
Скажите официантке в кафетерии моделированного города, что вам не нравятся
сосиски. Она тотчас же ответит, что консервированные сосиски не портятся,
что банка была вскрыта четверть часа назад, но, если вам угодно, она
заменит их бифштексом, прожаренным или с кровью, по вашему вкусу. Она
может и пококетничать с вами, даже сострить, если она остроумна, - это
тоже входит в ее профессиональную функцию. Поэтому она и не вспомнила
Мартина: он не был связан с ее работой.
- Но почему о нем вспомнили полицейские? - спросила Ирина. - Он не
ограбил банк, не покушался на карманы прохожих и не боксировал в пьяном
виде на улице. Где же связь с функцией?
- А помните вырезку из газеты? Во время тумана был избит какой-то
нью-йоркский адвокат. Полиция прибыла слишком поздно и, к сожалению, не
нашла виновников. Вы обратили внимание на это "к сожалению"? Полиция,
конечно, знала виновников и не собиралась их искать. Но почему бы не найти
им замену? Каких-нибудь пьяниц или бродяг? На это и были нацелены
полицейские. В реальном Сэнд-Сити они никого не нашли. В моделированном
городе им подвернулся Мартин с приятелями.
- Хотел бы я быть на его месте, - сказал я с завистью.
- И получить пулю в лоб? Пули-то были настоящие.
- И у Мартина были настоящие. Может, мазал?
- Не думаю, - сказал Зернов, - просто травмы, опасные для человека,
безопасны для этих биоголемов. Едва ли их организм был похож на
человеческий.
- А глаза? Они же видели Мартина.
- Кроссворд, - засмеялась Ирина, - подставляете слова в клеточки, а
слова не те. Что-то совпадает, что-то нет.
- Конечно, кроссворд, - весело откликнулся Зернов. - А что же еще?
Положить бы этого полицейского на хирургический стол да и вскрыть ему
брюхо. Вот бы и увидели, есть ли у него кишки и желудок. А что мы имеем
для решения задачи? Логарифмическую линейку? Микроскоп? Рентген? Смешно.
Пока у нас нет ничего, кроме логики. Ну и слова не те. Кстати, и глаза не
те, - ответил он уже на мою реплику. - Видели Мартина, но не видели
солнца. Не наши глаза. Потому что были запрограммированы на существование
лишь в пределах какого-то моделированного часа. Само время было
моделировано. И проезжавшие по шоссе машины моделировались в движении в
пределах того же отрезка времени и того же отрезка пространства. Вот и
получилось, что в городе-двойнике они возникали ниоткуда и пропадали в
никуда. Кроссворд, - засмеялся он.
- Камуфляж, - прибавил я, - вроде их домов. Снаружи стенка как стенка,
а внутри пустота. Черное ничто. А посмотреть бы хотелось, - опять вздохнул
я. - Едем как очевидцы, а видели тютельку.
- Еще увидим, - загадочно произнес Зернов. - Мы с вами, как и Мартин,
меченые. Они еще нам покажут кое-что новенькое, может, случайно, может, и
сознательно. Боюсь, что покажут.
- Боитесь? - удивился я.
- Боюсь, - сказал Зернов и замолчал.
Самолет, пробив облака, уже снижался навстречу большому, едва
различимому в сиреневой дымке городу со знакомым с детства силуэтом
ажурной башни Эйфеля. Издали она казалась обелиском из тончайших
нейлоновых нитей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДЖУЛЬЕТТА И ПРИЗРАКИ
17. ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В ОТЕЛЕ "ОМОН"
В связи с предстоявшим конгрессом Париж был буквально наводнен
туристами. Нашу делегацию устроили в отеле "Омон", небольшом, не
первоклассном, но, должно быть, гордившемся своей старомодностью. В его
скрипучих деревянных лестницах, пыльных бархатных портьерах и роскошных
старинных подсвечниках было что-то бальзаковское. Свечи горели всюду - на
столах, на подоконниках, на каминных мраморных досках, и не как суетная
дань моде, а как упрямые соперники электричества, которое здесь явно
только терпели. Американцам это нравилось, а нам не мешало; впрочем, в
комнатах мы и десяти минут не пробыли и два часа до ожидавшей нас
пресс-конференции пробегали с Ириной по улицам вечного города. Я - разевая
рот на каждое архитектурное чудо, она - со снисходительным вниманием
поясняя мне, когда и для кого это чудо было построено.
- Откуда ты так знаешь Париж? - удивился я.
- Я уже третий раз здесь, а вообще и родилась в Париже, и катали меня в
детской колясочке по этим же улицам. Впрочем, об этом потом как-нибудь, -
сказала она загадочно и вдруг засмеялась. - Даже портье в нашем отеле
встретил меня как старую знакомую.
- Когда?
- Когда ты рассчитывался с шофером такси. Я и Зернов вошли в холл,
портье - этакий лысый лорд - оглядел нас с профессиональным безразличием,
потом вдруг глаза у него расширились, он отступил на шаг и уставился на
меня как истукан. "Что с вами?" - удивилась я. Он стоит и молчит. Тут уже
Зернов спросил: "Вы, вероятно, узнали мадемуазель?" - "Нет-нет, -
опомнился он, - просто мадемуазель очень похожа на одну нашу клиентку". А
мне показалось, что узнал он именно меня, хотя в этом отеле я не
останавливалась. Странно.
Когда мы вернулись в отель, портье на этот раз даже не взглянул на
Ирину, зато мне улыбнулся и сказал, что меня уже дожидаются: "Прямо на
эстраду пройдите".
Конференция действительно ожидала нас в ресторанном зале отеля.
Американцы уже явились, заняв большую часть концертной эстрады.
Телевизионные операторы суетились вокруг своих фантастических черных
ящиков. Корреспонденты с фото- и кинокамерами, блокнотами и магнитофонами
рассаживались за столиками. Тут же официанты разносили бутылки с
разноцветными этикетками. У нас на эстраде тоже стоял столик с бутылками -
об этом уже позаботились американцы. Ирина осталась в зале - переводить не
требовалось: все или почти все присутствующие говорили и по-французски и
по-английски. Французский, правда, я знал неважно, лучше понимал, чем
говорил, но полагал, что присутствие Зернова избавит меня от вещания. Увы,
я ошибался. Газетчики собирались выжать все, что могли, из "очевидцев
феномена", а я к тому же был еще и автором фильма, потрясавшего Париж уже
вторую неделю.
Вел конференцию астроном из Мак-Мердо, по фамилии Мак-Эду. Он уже
привык к тому, что газетчики то и дело острили о Мак-Эду из Мак-Мердо или,
вспоминая название шекспировской комедии, устраивали "много шуму из-за
Мак-Эду". По-английски это звучало совсем колоритно: "мач эду эбаут
Мак-Эду". Но смутить его было трудно. Он вел наш корабль в конференционном
шторме с искусством многоопытного кормчего. Даже голос у него был
капитанский, умеющий осадить, когда нужно, чересчур уж назойливых
вопрошателей.
Я не случайно упомянул о шторме. Тремя часами раньше в другом парижском
отеле состоялась встреча журналистов с еще одним "очевидцем феномена" и
делегатом конгресса, адмиралом Томпсоном. Он отказался от участия в нашей
пресс-конференции по мотивам, которые предпочел высказать корреспондентам
в индивидуальной беседе. Смысл этих мотивов и сущность его высказываний
стали ясны после первых же адресованных нам вопросов. Отвечали делегаты, к
которым обращались корреспонденты, на вопросы без адреса отвечал Мак-Эду.
Конечно, я не все запомнил, но то, что запомнилось, сохранило
последовательность магнитофонной записи.
- Вам что-нибудь известно о пресс-конференции адмирала Томпсона?
Так полетел к нам первый теннисный мяч из зала, и тотчас же отразила
его ракетка председателя:
- К сожалению, ничего не известно, но, честно говоря, я не очень
взволнован.
- Но заявление адмирала сенсационно.
- Весьма возможно.
- Он требует превентивных мер против розовых "облаков".
- Вы расскажете об этом в своих газетах. Прошу задавать вопросы.
- Что вы скажете, если некоторые делегации в ООН потребуют карательных
санкций против пришельцев?
- Я не военный министр, чтобы отвечать на подобные требования.
- А если бы вы были военным министром?
- Я не мечтаю о такой карьере.
Смех и аплодисменты были ответом зала. Мак-Эду поморщился: он не любил
театральных эффектов. Даже не улыбнувшись, он молча сел, поскольку
сраженный вопрошатель тоже умолк.
Но его уже сменил следующий. Он не рискнул состязаться в красноречии с
Мак-Эду и выбрал другую жертву.
- Вопрос профессору Зернову. Согласны ли вы с тем, что действия розовых
"облаков" могут угрожать человечеству?
- Конечно нет, - тотчас же откликнулся Зернов. - До сих пор "облака" не
причинили никакого вреда людям. Исчезновение земных ледяных массивов
только улучшит климат. Никакого ущерба не было нанесено ни природе, ни
делу рук человеческих.
- Вы на этом настаиваете?
- Безусловно. Единственный ущерб - это табуретка, исчезнувшая в Мирном
вместе с моим двойником, и автомобиль, оставленный Мартином в
моделированном Сэнд-Сити.
- Какой автомобиль?
- Когда?
- Где Мартин?
- Мартин приезжает сегодня вечером. (Это - Мак-Эду.)
- Разве он был в Сэнд-Сити?
- Спросите у него самого.
- Откуда профессору Зернову известно об исчезнувшем автомобиле Мартина?
Мак-Эду обернулся к Зернову с молчаливым вопросом: будет ли он
отвечать? Зернов сказал:
- Мне известно это лично от Мартина. Сообщать о подробностях не
уполномочен. Но думаю, что старая табуретка и подержанное авто не слишком
большой ущерб для человечества.
- Вопрос профессору Зернову! - опять крикнули в зале. - Как вы
относитесь к заявлению адмирала, что двойники - это пятая колонна
пришельцев и вступление к будущей галактической войне?
- Считаю, что адмирал начитался фантастических романов и выдает их за
действительность.
- Вопрос к автору фильма Анохину. Адмирал считает, что вы двойник и ваш
фильм снят двойником, а эпизод гибели вашего двойника в фильме - это
гибель самого Анохина. Чем вы докажете, что это неправда?
Я только плечами пожал: чем бы я мог это доказать? Вместо меня ответил
Мак-Эду:
- Анохину незачем это доказывать. В науке есть незыблемая "презумпция
установленного". Ученым нет нужды проверять и доказывать ложность
какого-то голословного утверждения, пусть автор докажет его истинность.
В зале снова зааплодировали. Но долговязый и плоский, как доска,
Мак-Эду на этот раз оборвал аплодисменты:
- Здесь не спектакль, господа.
- А что скажет о Томпсоне председатель? - ответили в зале. - Вы целый
год работали с адмиралом в антарктической экспедиции. Ваше впечатление о
нем как об ученом и человеке?
- Первый обращенный ко мне разумный вопрос, - усмехнулся в усы Мак-Эду.
- К сожалению, не смогу удовлетворить любопытство спрашивающего. Мы
работали с адмиралом в одной экспедиции и в одном географическом пункте,
но в разных областях. Он - администратор, я - астроном. Почти не
сталкивались. Он не проявлял особого интереса к моим астрономическим
наблюдениям, я - к его административным способностям. Полагаю, что он и
сам не претендует на звание ученого, во всяком случае научные труды его
мне неизвестны. Как человека же я его почти не знаю, хотя убежден, что он
действует честно и не в интересах корысти или политики. Он не пристегнулся
ни к антикоммунизму, ни к предвыборной президентской кампании. Все, что он
проповедует, основано, по-моему, на ложном предубеждении и ошибочных
выводах.
- Как же, по-вашему, должно поступить человечество?
- Рекомендации даст конгресс.
- Тогда у меня к вам вопрос как к астроному. Откуда, по-вашему, прибыли
к нам эти чудовища?
Мак-Эду впервые засмеялся искренне и непроизвольно.
- Не нахожу в них ничего чудовищного. Они похожи то на всадника или
стреловидное крыло самолета, то на очень большой и красивый цветок, то на
розовый дирижабль. Эстетические каноны в нашем и их понимании, вероятно,
различны. А откуда они прибыли, мы узнаем, когда они сами пожелают
ответить нам на этот вопрос, если, конечно, мы сумеем его задать.
Возможно, из соседней с нами звездной системы. Может быть, это туманность
Андромеды, может быть, туманность в созвездии Треугольника. Гадать
бессмысленно.
- Вы сказали: когда они сами ответят. Значит, контакт возможен?
- Пока ни одна из попыток сближения не дала результатов. Но контакт
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг