почесть этому преквасному чевовеку...
- А давайте я пойду заместо вас, - вызвался Дубов.
- Сходите, конечно, - несколько удивился Седой, - но для чего? Ведь
вы даже не были с ним знакомы.
- Понимаете, я где-то слышал, что преступников часто тянет к их
жертвам, - стал объяснять Дубов, - и многие именно на этом и "засыпались".
А если Дубов придет на похороны, то я смогу проследить, куда он отправится
потом, и вывести на чистую воду не только его, но и тех, кто с ним связан.
Наверняка же он работает не один.
- А ведь верно! - согласился Седой. - Мивиктьиса Никодимауна
описывала вас как способного скомороха и стихоплета, но я вижу, что из вас
мог бы повучиться хороший сыскарь.
- Покорнейше благодарю, - вежливо кивнул Дубов. - И вот еще: куда
мне нести голову Дубова, если, м-м-м... дело будет сделано?
- Куда нести? - чуть задумался дядя Митяй. - Сюда, пожалуй, не
стоит. Ко мне домой - тем бовее. Ага, я вам сообщу одно место, где и буду
ждать по ночам. - Седой что-то черкнул на обороте портрета. - Можете
приходить и без "головы Дубова" - просто чтобы довожить о ходе поисков.
- Договорились! - Василий бережно сложил портрет и сунул себе за
пазуху.
x x x
Серапионыч уже сидел на краешке кресла, когда в залу вошел царь
Дормидонт. Доктор почтительно встал. Царь глянул на него так, будто хотел
испепелить взором. Но ничего не сказал. Сел. Сам налил водки.
- Садись, эскулап. Выпьем, - глухо сказал он.
Выпили. Помолчали. И тогда царь заговорил вновь, только теперь в его
голосе появилась неестественная для него горькая, долго таимая тоска:
- Я старый больной человек. Выписал бы ты мне какое лекарство,
эскулап.
- Единственное лекарство, какое я могу вам предложить - это быть
честным по отношению к самому себе, - деловито отвечал Серапионыч.
- Ты вместо того, чтоб о моем здоровье озаботиться, жилы мои на локоть
мотаешь! - сверкнул глазами царь.
Серапионыч на это ничего не отвечал, лишь молча внимательно смотрел на
Дормидонта, ожидая продолжения. И тот, не выдержав молчания, заговорил
вновь.
- Чего ты от меня хочешь, эскулап? - уже срываясь на крик, вопрошал
царь.
Но Серапионыч продолжал хранить молчание.
Тогда царь вскочил со своего кресла и заметался по зале, бормоча себе
под нос проклятия. В конце концов он подскочил к Серапионычу и ухватил его
за галстук. И притянул к собственному лицу. Так близко, что, казалось, у
царя три глаза вместо двух.
- Я старый человек! - тихо, но грозно заговорил он. - Я хочу
спокойно дожить свои дни и предстать перед Богом!
Серапионыч слегка придушенным голосом отвечал:
- А сможете ли вы, Ваше Величество, сказать Господу, что сделали на
этом свете все, что могли и что должно?
Дормидонт зарычал, как разъяренный лев. Он отбросил галстук
Серапионыча, и тот столь резко опустился в кресло, что чуть не упал. Царь с
проклятиями смел со стола графин и грохнул кулаком.
- Что ты хочешь от меня, эскулап? Чего добиваешься?! - с тоской и
яростью выкрикнул он.
Но Серапионыч молчал, поправляя галстук. Тогда царь склонился через
стол и прямо в лицо выкрикнул:
- Чего тебе от меня надобно?!
- Мне ничего не надо, - спокойно отвечал Серапионыч, - это народу
надо.
- Что ему надо? - снова выкрикнул Дормидонт.
- Народу, всего-навсего, нужен царь, - развел руками доктор. - Отец
и заступник. Чтобы он вышел и сказал всю правду о надвигающейся опасности.
Чтобы люди знали, что царь думает о них, печется о них неустанно. А не
заперся в своем тереме, как говорят злые языки, и водку пьет.
Дормидонт устало осел в свое кресло. Прикрыл глаза рукой. В зале
повисла тягостная тишина. Серапионыч встал, поправил еще раз галстук и
двинулся к дверям. Под его ногами захрустело стекло разбитого графина, но
царь даже не поднял взгляда в его сторону. Серапионыч задержался в дверях,
глядя на массивную фигуру Дормидонта, застывшую в золоченом кресле. Тихо
прикрыл за собой двери и пошел, улыбаясь чему-то своему, чему-то хорошему.
В коридоре Серапионыча перехватил Рыжий:
- Ну как, доктор? - с надеждой спросил он.
Серапионыч неспешно протер пенсне и водрузил на место.
- Лечение было кардинальным и нелегким, - деловито отвечал он. - Но
пациент оказался человеком крепким. Так что жить будет.
Произнеся это, Серапионыч с довольной улыбкой двинулся дальше, а Рыжий
так и остался стоять в недоумении. Но тут из залы раздался грозный рык,
разнесшийся эхом по коридорам и лестницам:
- Рыжий! Подь сюда!
Рыжий вздрогнул, но не от неожиданности, а от удивления. Это был голос
царя. Настоящего царя. Отца и заступника верноподданных своих. Царя,
понимающего всю ответственность, лежащую на его плечах, и готового достойно
нести это бремя во имя Народа и Отечества.
x x x
- А неплохой человек ваш градоначальник, - как бы между делом заметил
Василий, когда они с Миликтрисой остались вдвоем.
- Не знаю, я с ним не знакома, - равнодушно повела плечами Миликтриса
Никодимовна.
- А разве дядя Митяй не...
Миликтриса искренне расхохоталась:
- Дядя Митяй - градоначальник! Но с чего ты это взял?
- Ну, не знаю даже, - смутился Василий. - Он мне показался таким...
- Детектив запнулся, подбирая подходящее слово. - Солидным, импозантным -
в общем, представительным.
- Вообще-то он человек при должности, но чтобы градоначальник - это
уж ты хватил... Постой, Савватей Пахомыч, куда ты? Уютная постелька ждет
нас!
- Никаких постелек, любимая! - ласково, но твердо пресек Василий
любовные поползновения. - Лично меня ждет не постелька, а важное задание.
- Да благословит тебя Господь! - Миликтриса Никодимовна набожно
поклонилась образам и осенила крестным знамением спину Дубова, который уже
шел к выходу.
От обладательницы "собственного дома в Садовом переулке" детектив решил
направиться прямиком на кладбище. Правда, с несколько иными намерениями, чем
те, о которых он сказал дяде Митяю. Во всяком случае, вряд ли он ожидал
встретить на погребении истинных убийц Данилы Ильича. Во-первых, если бы
Анисим и Вячеслав ходили провожать в последний путь всех, кого загубили, то
они, скорее всего, просто не вылезали бы с кладбища. А во-вторых, Василий
надеялся, что "новые мангазейские" уже отработали даденные им шесть золотых
- пять за исполнение и один за срочность.
На похороны Василий шел с иной целью. После гибели Данилы Ильича он,
подобно Штирлицу после провала Кэт, остался безо всякой связи с
Царь-Городом. Посылать донесения Рыжему с обычной почтой или специально
нанятым вестовым он не хотел - это было бы и долго, и рискованно. Дубов
помнил, что Данила Ильич собирался отправить в столицу "верного человека", и
надеялся вычислить его среди тех, кто придет отдать долг старому воину.
x x x
Майор Селезень неспеша, как бы растягивая удовольствие, выложил на стол
два туза.
- Взял, - мрачно отозвался Мстислав.
- А теперь две шестерки на погоны, - шлепнул по столу картами майор и
плотоядно ухмыльнулся.
- Вот черт, - прошипел Мстислав, - ну не везет, так не везет.
- Подставляй уши, - подвел резюме Селезень.
- Да опухли уже уши, - взвился Мстислав, - мать твою...
- Ты сам сел играть, - с деланным сочувствием развел руками майор.
- Ты не имеешь права подвергать меня пыткам, - продолжал хорохориться
Мстислав. - На меня как на военнопленного распространяется действие
Женевской конвенции!
- Насколько мне известно, - с ленцой потянулся Селезень, - ни князь
Григорий, ни царь Дормидонт никакую Женевскую конвенцию не подписывали. Да и
вообще, здесь про такую фигню никто даже и не слыхивал.
Мстислав открыл рот, но не нашелся, что сказать. Только уныло глянул в
окно баньки. А майор тем временем все с тем же нарочитым спокойствием
продолжал:
- В этом мире с тобой могут поступить, как в нашем с командос. Если ты
представляешь ценность, могут обменять. А если нет...
Майор быстрым движением прихлопнул муху, ползшую по столу. Двумя
пальцами он поднял ее за крылышко и поднес к самому носу Мстислава. Тот,
побледнев, отпрянул. А выражение лица Селезня внезапно сменилось с наигранно
благодушного на полное мрачной решительности:
- Фамилия, звание, род войск и так далее, и быстро!
- Мстислав Мыльник, младший лейтенант запаса, участвовал в боевых
действиях в Придурильской республике, награжден...
- Отставить! - рявкнул майор. И уже тише, но с нажимом продолжил: -
Звание в армии князя Григория?
- В этой армии нет званий, - позволил себе ухмыльнуться Мстислав.
- Поясни!
- Мы все здесь солдаты, вроде как. А они командиры.
- Кто вы такие, я знаю, а вот кто такие "они"?
- А хрен их знает, - с неприязнью передернул плечами Мыльник. - Мы
их между собой называем - "нелюди".
- А, понятненько, - протянул майор. - Да, младший лейтенант Мыльник,
хороших ты себе хозяев нашел. Нечего сказать...
- Да я бы с этими уродами, - взвился Мстислав, - и на одном поле
срать бы не сел, если бы они не обещали потом и нам помочь.
- Ах вот даже как, - мрачно усмехнулся Селезень, - и это чем же
помочь?
- Да я и не знаю, - стушевался наемник.
- Так я тебе подскажу, - жестко отвечал майор. - Тем секретным
оружием, что в крытых телегах хранится. И вы охраняете его пуще собственной
задницы.
Мстислав снова побледнел, как полотно.
- Откуда ты знаешь? - пробормотал он.
- От верблюда! - ответил майор и захохотал так, что из стен баньки
сухой мох посыпался.
Но смех его оборвался столь же внезапно, как и начался. И майорский
кулак грохнул по столу:
- Что за оружие? Количество, способ применения, радиус действия.
Быстро!
- Не знаю, - съежился Мыльник.
- Значит, в Царь-Городе тебе отрубят голову, - развел руками
Селезень.
- Я действительно не знаю, - затараторил наемник, - эти козлы все от
нас в секрете держат. Я даже не знаю, как сюда попал. Нас привезли на
какую-то дачу, потом завязали глаза, опять куда-то повезли, потом повели,
потом опять повезли... Сначала говорили: "Вот Царь-Город возьмем, и
тогда..." А теперь, когда мы уже в это дерьмо по уши влезли, они вообще
оборзели: "Пошел на хрен, а не то в морду получишь". Паскуды. Жидовские
морды. Мразь чеченская. Всех бы к стенке поставил...
- А ну заткни фонтан, - брезгливо прикрикнул на разошедшегося
наемника майор. - А свои фашистские взгляды засунь себе в задницу, а не то
я сейчас действительно нарушу Женевскую конвенцию. - И после паузы
многозначительно добавил: - Которая здесь не действует...
x x x
Моросил мелкий дождик. На кладбище небольшая группа людей провожала в
последний путь Данилу Ильича. Чуть поодаль среди могил бродил человек в
ярком кафтане, совсем не подходящем к похоронной процессии и вообще к месту
последнего упокоения многих поколений жителей Новой Мангазеи.
- Прощай, Данила Ильич, - вполголоса сказал он, глядя на скромный
гроб, установленный перед разверстой могилой. - Ты был честным человеком,
до конца исполнившим свой долг. - И Василий скорбно снял головной убор,
напоминающий шутовской колпак.
- А не подаст ли почтенный господин что-нибудь бедной бабуле на
корочку хлеба? - вдруг раздался позади него незнакомый пропитой голос.
Дубов обернулся и увидел пожилую женщину - судя по описаниям скоморохов,
это была ни кто иная как кладбищенская побирушка Кьяпсна. Дубов пошарил в
кармане и протянул ей золотой.
- О, господин так щедр! - обрадованно зашамкала Кьяпсна, небрежно
отправляя монетку в залатанную торбу, висящую на ветхих ремешках поверх
разноцветных лохмотьев. - Не могу ли я быть вам чем-то полезной?
- Можете, - смекнул детектив. - Я слыхивал, что вы знакомы чуть ли
не со всеми городскими покойниками, не так ли? - Кьяпсна радостно закивала.
- А как насчет живых?
- Все живые - это будущие покойники, - выдала Кьяпсна афоризм,
достойный майора Селезня.
- Очень хорошо, - Василий вернул колпак на голову, так как дождик
несколько усилился. - Скажите, кто этот человек? - Дубов указал на
невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и
что-то говорил.
- Так это же сотник Левкий, временный воевода, - тут же сообщила
Кьяпсна. - Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия,
пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: "Молись, бедная женщина, за
упокой его души!". А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и
так на небушко попадет - молись, не молись. А уж ежели грешил...
- А это что за дама? - перебил Василий, кинув взор в сторону женщины
в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. - Вероятно,
родственница?
Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась:
- Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это
Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной
лягушатней и тоже сгорела.
- А те трое? - продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах
присутствовало пять человек - не считая, разумеется, мрачного вида
могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда
можно будет опускать гроб и закапывать могилу.
- Один - ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз
снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе - это наш кладбищенский
дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну
а кто же третий?.. А, знаю - Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по
Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем
поговорить...
- Вы с ним лично знакомы? - несколько удивился Дубов.
- Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим - тоже прекрасный
человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и...
Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима - очевидно,
таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг