Петрович просматривает какие-то бумаги. Некоторые он не глядя подписывал, а
некоторые пробегал и откладывал в сторону.
- А, эскулап, - усмехнулся царь, подняв взор от бумаг, - проходи,
проходи. Не стесняйся, усаживайся... Челобитных всяческих пруд пруди, -
проворчал он, откладывая очередную бумажку, - ну прям как малые дети. Тятя,
дай то, тятя, дай се. Самим надобно жить и своим умом. Верно я говорю,
эскулап?
- Если ваши подданные своим умом жить научатся, то зачем им будет
нужен царь? - протирая пенсне платочком, в свою очередь спросил Серапионыч.
- Э нет, братец, - тут же отвечал Дормидонт, - царь им всегда нужен
будет. Для того, чтоб на него можно было все свалить. Я вот, мол, пьяница и
лодырь, и царь наш батюшка такой же, как я, дурень, только он в царском
тереме живет, а я в избе с худой крышей. Кто виноват? Конечно, царь!
- Но мне всегда казалось, Ваше Величество, - осторожно начал
Серапионыч, - что правители для того и существуют, чтоб заботиться о своих
подданных. Чтоб они не жили в избах с прохудившимися крышами.
Царь небрежным жестом смел все бумаги со стола и выставил на него
графин и рюмки.
- Выпьем! - сказал он мрачно.
Выпили. Посидели, смакуя ласковое тепло, растекающееся по телу.
- Да брось ты, эскулап, - в конце концов нарушил молчание царь. - Ну
не полезу же я крыши дырявые латать, право слово. Сам человек токмо свою
жизнь строит. Если он человек, конечно, а не быдло какое-то. Наливай,
эскулап, по второй.
Снова выпили. Посидели.
- Я ж раньше добрый был, - усмехнулся царь, - то бишь дурак. Помогал
всем, как мог. От чистого сердца, вот те крест! - При этом царь быстро
перекрестился. - Так однажды надо мной бояре так смеялись... И поделом мне,
дурню. А вышло вот как. Шел один боярин по улице и видит - мужик сидит
возле своей избы да семечки лузгает. А на избе-то половину дранки бурным
ветром, незадолго до того случившимся, посорвало. Ну, боярин-то и спрашивает
мужичка: "Ты чего это сидишь, семечки лузгаешь, а крышу-то не чинишь?" А
мужичок ему эдак весело и отвечает: "А зачем, мил человек, мне самому
надрываться? Я вот челобитную царю отписал. На бедственный ветер сослался и,
думаю, царь-батюшка деньгами мне поможет. А я на те деньги плотника найму,
пусть он на крышу и лезет". И боярин тот рассказал эту историю остальным, и
смеялись они надо мной, почитай, три дня, пока и до моих ушей эта история не
дошла. Давай-ка, эскулап, еще по одной выпьем. За глупость мою.
- Если доброта уже стала глупостью, то выпьем за нее, родимую.
- Постой-ка братец, - насупился царь, - и ты, никак, надо мной,
понимаешь, смеешься?
- Упаси бог, Ваше Величество, - развел руками Серапионыч, - я только
имел в виду, что вы поступали правильно. Другое дело, что одни глупцы
пользовались вашей добротой по-глупому, другие же глупцы над вами
насмехались.
- Ладно, выпьем, - мрачно подвел черту царь. - Хотя я думаю, что
скорее были правы они, а я... - Не докончив фразы, Дормидонт Петрович
махнул рукой и резко опрокинул чарку в рот.
Вдруг входная дверь распахнулась, и в залу вбежала высокая и стройная
девушка в длинном сером платье. Приглядевшись к ее лицу, Серапионыч увидел,
что она вовсе не так молода, как ему показалось издали.
- Опять выпиваешь, батюшка? - с неодобрением произнесла девица,
указывая на графинчик. - Говорили же тебе все лекари и знахари, что пить
вредно! Помрешь, и останусь я бедная сиротинушка...
- Да ладно, Танюшка, не причитай, тут все свои, - устало махнул рукой
царь. - Это вот лекарь, боярин Владлен. А это моя наследница, сиречь
царевна Татьяна Дормидонтовна.
Серапионыч молча поклонился. А Государь, нахмурившись, обернулся к
Танюшке:
- Что ж ты, понимаешь, ходишь тут где не велено? Я тебя помиловал, в
Симеонов монастырь не отослал, разрешил дома остаться, но с уговором, чтобы
сидела в своих горницах и носу без особого зову не казала, а ты...
- Как же, так я и стану в горнице сидеть, - не осталась в долгу
царевна, - а ты тут будешь водкой заливаться!
- Цыть, непутевая! - Дормидонт в сердцах грохнул посохом об пол. -
Знаю я, зачем ты сюда, понимаешь, пожаловала! Надеялась Рыжего своего тут
встренуть, али не так?
Серапионыч деликатно кашлянул:
- Извините, дорогой Государь и дорогая царевна, у вас тут семейные
дела начинаются, не дозволите ли мне вас покинуть?
- Оставайтесь, боярин Владлен, - тут же попросила Танюшка. - Ведь
батюшка же сказал, что тут все свои. - При этих словах царевна хитро
улыбнулась.
- Ох, непутевая девка, непутевая, - ласково вздохнул царь, - вся в
батьку... Ступай, эскулап, но завтра непременно приходи. Еще поговорим.
Серапионыч незаметно выскользнул из залы. Танюшка же с напором
продолжала:
- Батюшка, ну разреши ты мне выйти за Рыжего! Не сидеть же век в
девках.
- За Рыжего не выдам, - отрезал Дормидонт. - Не тот он человек, чтоб
на царской дочке жениться.
- А Григорий? - не без ехидства подпустила царевна. - За него выдать
ты меня почему-то не отказывался!
- Так Григорий - он все же какой-никакой, да князь, - объяснил царь.
- Окстись, батюшка, да какой он князь! - возмутилась Танюшка. -
Вурдалак он и больше никто. А Рыжего ты сам из темницы выпустил - значит,
не так уж он и плох!
- А как же не выпустить, когда ты все уши про него прожужжала, -
возразил Дормидонт Петрович. - И вообще, такова была наша царская воля.
Хочу - казню, хочу - милую, понимаешь.
- Ну так захоти дать нам свое родительское благословение, -
подхватила царевна.
- За Рыжего не выдам, - повторил Дормидонт. - И вообще, понимаешь,
отправлю-ка я тебя, дочка разлюбезная, в наш загородный терем от греха
подальше. Все равно он пустой стоит...
- Как - в терем? - опешила царевна.
- В терем - и дело с концами! - вновь пристукнул посохом царь. - А
пущай попробует твой Рыжий хоть на версту к терему приблизиться, так я его,
того-этого... Ладно, царевна, ступай. В дорогу готовься.
Низко поклонившись, Танюшка с покорностью вышла из залы, а Дормидонт,
печально вздохнув, подлил себе в чарку еще водки.
x x x
При дневном освещении кладбище выглядело хотя и не слишком весело, но
все же не столь мрачно, как ночью. По причине бездействия чудо-компаса,
который, как известно, работал только в ночное время, Дубову и его спутникам
пришлось довольно долго искать нужную гробницу. Она в самом деле выглядела
очень старой и заброшенной - ее стены и крыша заросли мхом, кирпичи кое-где
обвалились, и некому было привести это массивное мрачное сооружение в лучший
вид.
Кругом часовни вольготно раскинулись многочисленные могилы - и
более-менее ухоженные, и совсем заброшенные - но теперь Василий знал, что
прямо под ними находились многоэтажные лабиринты древних захоронений.
- "Родовая усыпальница князей Лихославских", - с трудом разобрал
Антип полустершуюся надпись над входом.
- Тихославских, - поправил Мисаил.
- А черт их знает, - не стал спорить Антип, - может, и Тихославских.
Тут не поймешь.
- Довольно странно. - Василий присел на покосившуюся скамеечку возле
одной безымянной могилки. - Князья Лихославские-Тихославские, как можно
понять из многочисленных захоронений, весьма обширный род - и куда же, в
какую бездонную пропасть он провалился, если уже сто лет, если не больше,
тут не только не хоронят, но даже некому привести часовню в приличный вид?
Дубов обвел взором смиренное кладбище - и был вынужден прикрыть глаза,
так как его малость ослепило солнце, отразившееся в позолоченном куполе
некоего сооружения шагах в тридцати от княжеской усыпальницы.
- Вот достойный пример, как надо держать в порядке место последнего
упокоя, - с некоторой завистью заметил Мисаил. - А вот ежели я, к примеру,
помру, так ведь зароют где-нибудь при дороге и даже отходной не споют... -
Скоморох тяжко вздохнул.
- А, ну ясно - это не просто гробница, а храм-усыпальница, - отметил
Антип, внимательно оглядев белокаменное здание с золотым куполом. - Это
наподобие семейного храма - наверху что-то вроде церкви, а внизу
покойнички.
- "Гробница Загрязевых", - прищурившись, прочел Мисаил надпись над
узорной дверью. Сделать это оказалось тоже нелегко, но по иным причинам, чем
в случае с Лихославскими - буквы, как и купол, были покрыты золотом,
отсвечивающим на солнце.
- Должно быть, богатые люди эти Загрязевы, - уважительно заметил
Антип, - раз такую храмину отгрохали. А видите там изваяние перед входом?
Это ведь, как я понимаю, дело рук самого маэстро Черрителли, а он задешево
работать не станет.
- Не уверен я, что это работа маэстро Черрителли, - возразил Мисаил.
- А кого же еще? - удивился Антип. - Я его творения завсегда узнаю.
Мисаил подошел к изваянию и, осмотрев постамент, был вынужден
согласиться:
- Да, твоя правда. Там так и написано: "Дорогому и любимому
Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву - от вдовы, сына и дочери. Ваятель
Джузеппе Черрителли".
- Ну ладно, - Василий поднялся с лавочки, - оставим пока Загрязевых
вместе с Черрителли в покое. Я отправлюсь по делам в город, а вы побудете
тут и постараетесь что-нибудь узнать о гробнице князей Тихославских. Средств
не жалейте - я вам оставлю десять золотых на сбор информа... то есть ценных
сведений. В общем, если заметите что-то подозрительное - запоминайте.
- Не беспокойся, Савватей Пахомыч, все выполним, - заверили детектива
скоморохи, и Василий покинул погост - ему нужно было торопиться на рандеву
к своей новой возлюбленной.
x x x
После обеда майор Селезень взобрался на свой наблюдательный пункт. То
бишь на крышу баньки. И стоило ему прильнуть к окулярам бинокля, как в поле
видимости оказался новый интересный объект. Объект представлял собой
роскошную карету, которая быстро катила по дороге в сторону села. И,
естественно, на окраине она была остановлена блок-постом.
- Кому-то, похоже, не повезло, - пробормотал Селезень.
И действительно, события развивались не лучшим образом для
путешествующих. Двое солдат держали лошадей, а их командир, распахнув
дверцу, с гнусной ухмылкой предлагал пассажирам покинуть экипаж.
- Да уж, это вам не Соловей с друганами-душегубами, - покачал головой
майор.
И тут из кареты появилась дама, одетая во все черное. И ситуация резко
изменилась. Дама жестикулировала, топала ногами и, похоже, подкрепляла свои
действия соответствующими выражениями. Командир, вначале даже опешивший от
такого напора, пришел в себя и попытался схватить даму за руку. Да не тут-то
было. Дама извернулась и, подхватив юбки, со всей силы врезала своей изящной
ножкой обидчику по единственному доказательству его мужского достоинства.
- Ай-яй-яй, - поморщился майор, - ну это уж совсем круто.
А командир тем временем постепенно скукоживался, сгибался пополам, пока
не плюхнулся перекошенным лицом в придорожную пыль. Солдаты, вместо того
чтобы придти ему на помощь, осклабились в гнусных улыбочках.
- Сброд, - констатировал майор.
И тем не менее было ясно, что скоро их командир очухается, и уж тогда
этой дамочке не поздоровится. И тут в поле зрения майора оказалась новая
фигура. Это был маленький толстенький человечек на кривых ногах, но зато его
кафтан был расшит золотыми галунами, а на правом боку висела здоровенная
сабля. При его появлении солдаты перестали скалиться.
- Ага! - довольно пробормотал майор. - Высший командный состав.
А "генерал" тем временем о чем-то поговорил с дамой в черном, после
чего тоже пнул уже пытавшегося подняться командира. От чего бедолага снова
пропахал физиономией дорогу.
- А! - удивился майор. - Значит, баба из кареты своя!
И действительно - генерал поцеловал даме ручку, и та, погрузившись в
экипаж, преспокойно поехала дальше. Селезень же раздосадовано стукнул
кулаком по трубе. Ему так и не удалось разглядеть лица дамы, поскольку оно
было скрыто вуалью. Да и лицо генерала из-за огромных темных очков
рассмотреть не вышло.
x x x
Дубов неспеша брел по Мангазейским улицам и предавался размышлениям.
Однако на сей раз они носили не дедуктивный, а скорее морально-этический
оттенок: хорошо ли Василий делает, вступая в интимный контакт с Миликтрисой
Никодимовной? И вообще - допустимо ли использовать Миликтрису, какова бы
она ни была, в целях сбора информации? Ведь она, кажется, влюбилась
по-настоящему. Или все это тоже игра?
Детектив остановился возле витрины стекольной лавки, имевшей вид
приличного фирменного магазина, и оглядел себя в роскошном зеркале с
узорчатой серебряной рамкой. Как обычно в последние дни, Василию стало
немного не по себе от вида собственного лица. Впрочем, он уже начал
понемногу привыкать с своему новому облику. Физиономия, которую сыщик обрел
благодаря Чумичкиной мази, ему даже нравилась: немного заостренные черты,
высокий лоб мыслителя, глаза с проницательным прищуром, небольшие
залысины... Порой Дубову казалось, что в его внешности появилось что-то от
артиста Василия Ливанова из телесериала о Шерлоке Холмсе, а иногда - нечто
от Вячеслава Тихонова из "Семнадцати мгновений весны". И то и другое Дубову,
несомненно, даже слегка льстило.
- Ну ладно, будем считать, что Наде изменяю не я, а ты, - сказал
детектив своему отражению. Конечно, в глубине души Василий сомневался в
уважительности такого оправдания, но другого у него на данный момент не
было. А не идти к Миликтрисе Никодимовне Дубов никак не мог - ведь она
после трагической гибели Данилы Ильича оставалась единственной ниточкой,
которая могла вывести на ново-мангазейских заговорщиков. "Кладбищенский
след" Василий, конечно же, со счетов не скидывал, однако его разработкой
пока что занимались Антип с Мисаилом.
За раздумьями Василий и сам не заметил, как ноги довели его до
"собственного дома" Миликтрисы Никодимовны в Садовом переулке. Входные двери
оказались лишь прикрыты, и Василий без звонка вошел в дом. Однако в
полутемных сенях он остановился: из гостиной явственно доносились два
приглушенных голоса, один из которых принадлежал хозяйке, а другой -
незнакомому человеку.
- Парень он пустой и бесшабашный, - говорила Миликтриса Никодимовна,
- ни на какое сурьезное дело не годный.
"Кого это она так?" - подумал Василий. А хозяйка продолжала:
- Корчит из себя виршеплета и скомороха, а деньгами сорит, как не знаю
кто. Наверняка ведь кого-то пограбил на большой дороге, а то и еще чего
похуже, своими бы так не базарил.
"Так это ж она про меня! - смекнул Дубов. - О женщины, женщины!.."
- Ну что ж, Миликтриса Никодимовна, я думаю, что он мне вполне
подойдет, - ответил неизвестный собеседник. Его голос был очень мягкий и
приятный, хотя чуть не половину звуков гость Миликтрисы Никодимовны или
вовсе не выговаривал, или вместо одних произносил другие. Так что первая
услышанная Дубовым фраза незнакомца звучала примерно так:
- Ну ушто же, Мывиктьиса Никадимауна, я думаю, што он мне уповне
подойдет.
- И что от меня требуется? - деловито спросила Миликтриса.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг