Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
        x x x



     "Собственный дом" Миликтрисы Никодимовны в  Садовом  переулке  оказался
добротной бревенчатой избой с небольшим палисадничком, расписными ставнями и
резным  коньком  на крыше.  Василий позвонил в  колокольчик, и вскоре  дверь
открыла красивая молодая женщина весьма аппетитных форм в небрежно накинутом
розовом платье, которое детектив поначалу принял за пеньюар.
     - Мне  бы повидать Миликтрису Никодимовну,  - нарушил  Дубов неловкое
молчание.
     - Это  я  и есть, - откликнулась дама  неожиданно приятным мелодичным
голоском  и  пропустила  гостя  через полутемную  прихожую в  некое  подобие
гостиной,  стены  которой и вправду  были увешаны образами в медных окладах.
Кое-где  перед иконостасом тускло коптили свечки и лампадки. - Вы ко мне по
какому-то делу? - оторвала хозяйка Василия от созерцания обстановки.
     - Да-да, разумеется! - невпопад ответил Василий и подумал: "А кстати,
по какому делу?".
     -  В  таком случае  не  угодно ли присесть? - Миликтриса  Никодимовна
указала  на обширный  стол  посреди  гостиной.  -  С кем  имею удовольствие
говорить?
     -  Меня  зовут  Савватей  Пахомыч,   -  представился  Дубов,  скромно
присаживаясь на краешек стула.  - По роду занятий я виршеплет и скоморох. И
вот,  будучи  немало  наслышан  о ваших высоких достоинствах,  явился  лично
засвидетельствовать  почтение  и  восхищение. -  С  этими  словами  Василий
торжественно вручил хозяйке букет.
     - Очинно вами благодарна, - жеманно пропищала Миликтриса Никодимовна.
- Но, если это не тайна, от кого вы обо мне столь лестно наслышаны?
     -  От  кого? -  задумался  Дубов. -  Ах да, от некоего  Евлампия  из
Каменки. - Детектив украдкой глянул на хозяйку. Та  при имени Евлампия чуть
потемнела  лицом,  но  тут  же  понимающе  закивала.  -  Но  даже  все  его
восторженные речи - ничто перед тем, что я вижу воочию! - горячо продолжал
Дубов. - И вот глядя на вас, в моем сознании родились  эти скромные строки.
- Василий  порывисто выскочил  из-за стола,  театрально опустился  на  одно
колено  и  с выражением,  хотя и слегка путая слова, прочел стихотворение "Я
помню чудное мгновенье".
     - Очень  мило,  благодарю  вас,  - томно  отвечала  хозяйка, выслушав
поэтическое послание. - Не хотите ли чаю? У меня самый лучший, из индийской
лавки.
     - Одну  минуточку! - вскочил  Дубов с  колена. - Дорогая  Миликтриса
Никодимовна, в  знак вашего  признания  моего  скромного  таланта прошу  вас
принять  вот это!  -  Детектив  извлек из кармана  коробочку и вынул из нее
золотой браслет, отделанный бриллиантами - это ювелирное  изделие  обошлось
ему в десяток монет из "лягушачьей" шкатулки.
     - Ах, ну что вы, Савватей Пахомыч, -  сладко  замурлыкала  Миликтриса
Никодимовна, - я никак не могу принять от вас столь дорогую вещь! - Дубов,
однако, заметил, как сладострастно заблестели при этом ее масляные глазки.
     -  Умоляю вас! -  с непритворным  жаром начал уговаривать Василий,  и
Миликтриса Никодимовна сдалась:
     - Ну хорошо-хорошо, так и  быть,  но только чтобы вас не обижать! - И
браслет стремительно исчез  в  складках  ее  платья.  -  Прошу! -  Хозяйка
открыла  еще одну дверь и  провела гостя к себе  в будуар,  как окрестил для
себя  Василий вторую  комнату,  значительную  часть  коей занимала  обширная
кровать. Естественно, здесь никаких икон на стенах не было.
     - Прошу! -  повторила Миликтриса Никодимовна, недвусмысленно указывая
на кровать, и сама первая принялась неспешно разоблачаться.
     Василий  медлил.  "А как же Надя? -  проносилось у  него в  голове. -
Смогу  ли я  теперь  честно глядеть  ей в глаза?  И потом, я  прибыл в Новую
Мангазею,  чтобы  вести  важное расследование,  а  не  крутить  шуры-муры  с
местными  гулящими  девицами.  Хотя,  с  другой  стороны, именно  эта  жрица
рыночной любви  может  меня вывести на  отгадку тайны,  ради которой я здесь
нахожусь..."
     - Ну что же вы, Савватей Пахомыч? - оторвал Василия от раздумий голос
хозяйки. - Или вам помочь раздеться?
     - Нет-нет, я сейчас! - С  этими  словами детектив решительно принялся
стягивать сапоги.


        x x x



     С  некоторым  трепетом  Серапионыч  вошел в  царские  покои.  Каким  бы
прожженным  циником он  ни слыл,  но  все-таки  питал  некоторое уважение  к
царствующим особам. Тем более, что ни одной такой особы живьем  не  видывал.
До нынешнего дня, разумеется.
     А  посреди роскошного зала в большом кресле восседал  пожилой мужчина с
грузной фигурой, немного  обрюзгшим  лицом и  печальными глазами. Это и  был
царь  Дормидонт,  хотя,  честно  говоря, кроме  золотого  посоха,  ничто  не
указывало на его царственность. А  на столе перед царем стоял  витой графин,
две чарки и надкушенное яблоко.  Рядом в  позе почтенного смирения склонился
коренастый лысый вельможа небольшого роста.
     - Что ж ты, князь, -  ледяным тоном говорил Дормидонт, - против меня
заговор, понимаешь, замышляешь?
     - Да я, царь-батюшка, за тебя в огонь и в воду, - оправдывался князь.
- Это все твои недруги, супостаты - они на меня напраслину возводят...
     - Да? - с недоверием глянул царь на вельможу. - А с чего это бояре в
Думе тебя на царство хотели заместо меня посадить?
     - Да это все боярин Илюхин да боярин  Андрей воду мутят, а  я ни сном,
ни духом...
     - Ох, Длиннорукий, не верю я тебе, - устало покачал головой Дормидонт
Петрович. - Ступай с глаз моих...
     Серапионыч  посторонился в  дверях, и  мимо него пронесся весь красный,
как рак, князь Длиннорукий.
     Убедившись,  что   грозный  монарх  ничем  не  отличается  от  простого
смертного, Серапионыч негромко кашлянул. Дормидонт поднял взор от графина.
     - А, эскулап! Проходи, присаживайся,  -  усмехнулся  царь, - Садись,
садись, я не кусаюсь. - С этими словами он разлил водку по рюмкам: -  Тебя
как бишь зовут?
     - Владлен, - вежливо отвечал Серапионыч.
     -  Ну  тогда  за  знакомство! - провозгласил царь и опрокинул рюмку в
рот.
     Серапионыч, стараясь не  ударить лицом в грязь, так  же  лихо проглотил
содержимое.  И  с удовольствием  отметил про  себя,  что  водка  пошла,  как
говорится, мягко. Не то что химия всякая, из ацетона сварганенная.
     - Мне ужо говорили, - неспеша начал царь, - что лекарь придет. Зачем
мне лекарь, я  что, при  смерти, что ли? - И он  пожал  плечами. - Танюшка
сильно  просила, а  я ей отказать ни  в чем не могу. Хотя и  болезни  в себе
никоей  не чую.  Может, раньше  я  и болен  был,  а теперь, в таком  случае,
значится, уже помер. А  зачем мертвецу, понимаешь, лекарь? -  Царь спокойно
посмотрел  на Серапионыча,  а Серапионыч молчал, ожидая  продолжения.  - Я,
когда молод был,  вот тогда  в хорошем лекаре и нуждался. Чтобы он мне мозги
вправил. -  Тут  царь  захохотал так, что  у  Серапионыча  по спине мурашки
поползли.  -  Я же,  дурень, верил, что можно добро  делать безнаказанно. И
даже более  того,  я  думал,  что  и  люди-то  зло  творят  по  глупости, по
неразумению. Это уж гораздо позже я понял, что это и есть природная сущность
человека: зависть да  глупость. А зло - уж как урожай с этих семян. А ну-ка
налей, эскулап, а то в  горле  чевой-то пересохло. Ну, будь! Так о чем это я
бишь. Ах да, о заблуждениях своих. Верил я тогда,  боярин Владлен, в то, что
ежели править людьми по-доброму, так и они добрей станут. Ан нет, и воровать
пошли пуще прежнего, а потом и вовсе в глаза мне смеяться стали:  мол, дурак
ты, царь, и размазня. Осерчал я тогда, да и повесил  нескольких говорунов на
городских вратах. И что ж ты  думаешь? Взбунтовались? Ан нет, возрадовались!
Вот, мол, какой наш Государь хороший, и строгий, и мудрый, ну совсем как его
грозный  пращур, царь  Степан. - Дормидонт тяжело  вздохнул. -  Веришь, не
веришь, эскулап, а я тогда заперся ото всех в своих покоях и напился впервые
до чертиков и плакал пьяными слезами и клял свою участь. И противны  они мне
были с их рабской угодливостью, с их трусостью и мелочной завистью. И больше
всего я  сам себе противен  был  -  ведь строить власть свою на крови  я не
хотел. Видит Бог,  не  хотел. Но выбора мне не оставили. Не оставили.  Да. А
ну-ка налей, эскулап, еще по чарке.
     Серапионыч налил, и  они с  царем молча выпили. Царь  долго  пристально
смотрел в глаза Серапионычу. Потом отвернулся, закашлялся.
     - Знаешь, боярин  Владлен,  сколько  я  книжек в молодости прочел?  -
глухо продолжил  царь. - Умных книжек, добрых.  О достоинстве  человека.  О
любви к Богу и ближнему. Об уважении к мудрости. О почитании прекрасного. -
На минуту царь умолк и внезапно так грохнул об пол своим посохом, что графин
на  столе подпрыгнул. -  Ложь это все! Ложь! Люди в сущности своей  подлы и
завистливы!
     - Нет, - спокойно ответил Серапионыч, и  царь  с удивлением поднял на
него налитые злостью глаза. Серапионыч же поправил пенсне на носу. - Нет, я
так не думаю.
     Царь поиграл с минуту желваками и грозно повелел:
     - Наливай!
     Серапионыч снова налил  водки. Снова выпили. И царь уставился в доктора
своим буравящим  взглядом. Но Серапионыч, кажется, даже  не обращал  на  это
внимания.
     - Люди разные, очень разные, - неспеша заговорил он, - но не злы они
от  природы своей.  Я,  по  крайней мере,  так  думаю.  А трусость и зависть
процветают там, где их насаждают законами писаными и неписаными.
     -  Так  я ж и  хотел  сии законы исправить, -  вскричал Дормидонт, -
чтобы жить по совести  и взаимному уважению! А из этого только свинство одно
вышло!
     - Так  для  этого  же,  батенька,  время  надо,  - терпеливо  отвечал
Серапионыч.
     - Сколько? - грозно выкрикнул царь  и снова грохнул в пол посохом. -
Год? Два? Десять?
     - Я думаю, столетия, - спокойно отвечал доктор.
     Царь вяло махнул рукой и в одночасье весь как-то ссутулился:
     - Налей, эскулап, по последней, да пойду я в опочивальню.
     Серапионыч налил. Выпили.
     -  Все  это слова, слова,  -  вздохнул царь.  Он медленно  поднялся с
кресла  и,  тяжело  опираясь  на посох,  пошел  к дверям.  Возле  дверей  он
остановился: -  А ты,  боярин  Владлен, понимаешь, еще заходи. - Дормидонт
покинул залу, не  закрыв за собою  дверей.  По коридору разносилось шарканье
ног, покашливание и бормотание:
     - Слова... Слова...
     Серапионыч продолжал сидеть в кресле.  Он грустно глядел на надкушенное
яблоко. Вот и познакомился с царствующей особой, уныло усмехнулся доктор.


        x x x



     Василий Дубов неспеша  прогуливался по улицам Новой Мангазеи и мысленно
прокручивал  свое  первое  свидание  с  Миликтрисой  Никодимовной,  стараясь
отделить бурные любовные впечатления от той реальной информации, что удалось
у нее  выведать. Чтобы не вызывать подозрений, Василий для  первого  раза не
слишком приставал к своей новой  "возлюбленной" с расспросами и потому узнал
немногое:  что  с Евлампием  ее познакомил некий  влиятельный господин и что
вообще среди ее  знакомых  немало  влиятельных  и, что  немаловажно,  щедрых
господ.
     Из невразумительной  болтовни  Миликтрисы  Никодимовны  Дубов понял, от
чего может зависеть степень  ее  откровенности,  и  прикидывал,  во  сколько
"лягушек"  ему  выйдет  расколоть  "набожную даму"  на  дачу  чистосердечных
показаний.
     Новая  Мангазея  была похожа на портовой город  -  вроде  Одессы,  где
Василию  однажды  довелось  побывать, или Марселя, известного ему  по "Клубу
путешественников". C той только  разницей, что  причалами для  ее  ежедневно
прибывающих караванов  служили  огромные склады,  или лабазы,  расположенные
неподалеку от рынка. Именно эти хмурые массивные здания с огромными воротами
и крохотными окнами были сердцем города. Мерно и деловито пульсирующим. Весь
остальной  город,  несмотря на  свою  яркую и  пеструю  пышность,  был  лишь
приложением к ним.
     На складах постоянно сгружали тюки с  товарами, и после коротких торгов
их забирал уже другой купец и грузил либо на телеги, либо на ладьи, или даже
на верблюдов.  И товар двигался дальше.  Меха  на  запад, пищали  на восток.
Янтарь на юг, гарпуны на север. Все крутилось, все вертелось, как шестеренки
в  часовом  механизме. Хотя постороннему человеку вся  эта  круговерть могла
показаться  хаосом,  бедламом.  Но  на  самом  деле здесь  царил  прямо-таки
идеальный порядок, которому могли бы позавидовать государственные мужи. Если
бы,  конечно,  могли  углядеть в этом муравейнике четкую работу как торговых
групп, так и отдельных работников: приказчиков, грузчиков, оценщиков.
     Здесь, на этих  мрачных складах, можно было изучать весь мир - жаль, у
Василия не было  для этого  времени. Ведь по товарам можно было сказать если
не все, то многое о культуре  тех стран, из  которых они прибыли.  Всяческие
горючие  жидкости для светильников  и ароматические вещества,  которые можно
было иногда и  перепутать по незнанию, прибывали с Ближнего Востока.  Именно
монополией  на  "земляное  масло"  Восток  и  удерживал  Европу  от  военных
экспансий.  Европа же постоянно бряцала оружием, избытки которого в  большом
количестве продавались на мировых рынках. Да еще тяжелые яркие ткани: парча,
бархат.  В противовес легкому восточному  шелку и грубым льняным  тканям  из
восточно-славянских   земель.   Изворотливые   умом  азиаты   уже   изобрели
электричество  и  торговали примитивными аккумуляторами: глиняными сосудами,
наполненными  кислотой,   с  медными  электродами.  Применялись  они  обычно
ювелирами для гальваники, то есть хромирования, оцинковки или позолоты. Хотя
на склады уже начали поступать и небольшие партии электрических лампочек  -
стеклянных колб с бамбуковым угольком между электродами. Товар был дорогой и
неходкий.  Пока,  конечно.  Теперь оставалось лишь появиться на сцене новому
идеологу   из  грабителей,   вроде  известного   нам  Соловья  Петровича,  и
провозгласить  электрификацию плюс узаконенный грабеж, и история завертится,
как  белка  в колесе. А может, чаша сия минет сей тихий  уютный мир?  Или им
тоже  придется наступить на те же грабли и  испытать все прелести  правления
"идейных вождей"? Одного  с челкой, другого с трубкой.  Ну, тогда держитесь,
купцы,  ваша аполитичность и  космополитичность  станет  вашей же погибелью.
Этот  молодой,  зеленый мир еще не удобрен костями миллионов невинных  и  не
опылен радиоактивным пеплом. И  князь  Григорий,  по  сравнению  с  тиранами
нашего мира - просто шалун. На него достаточно Василия Дубова.  А остальное
- дело времени. Оно всегда работает не на Зло...


        x x x



     Баба Яга  сидела насупившись за  столом,  подперев голову руками.  А на
сундуке, по-барски развалясь, ее поучал здоровенный черный кот.
     -  Это же так  просто, - говорил он. - Вот смотри, щелкаешь пальцами
- и все. - При этом кот щелкнул  когтями, и на  столе  рядом  с Бабой Ягой
загорелась свеча. - Ну давай, попробуй сама.
     Баба  Яга  старательно  сложила  пальцы  в  жменю  и приготовилась  ими
щелкнуть.
     - Не в мою сторону! Не в мою сторону!  - истошно  завопил кот и очень
даже резво нырнул  с сундука  под  лавку.  И вовремя. Раздался оглушительный
грохот, крышку с сундука сорвало взрывной волной, и она отлетела к печи. А в
сундуке загорелись какие-то тряпки. Кот схватил ушат с водой и опрокинул его
в  сундук.  Оттуда  раздалось  шипение и  повалил вонючий  дым.  Кот скорчил
недовольную мину.
     -  Мягче надо. Мягче,  - сказал он Яге,  так и  сидевшей  с тоскливым
выражением лица за столом.  -  Ты баба горячая, слишком много чуйства в это
дело  вкладываешь.  Надо  научиться  подавать  его  поманеньку  и  в  нужном
направлении. Давай еще разок попробуем.
     - А может, хватит на сегодня? - жалобно спросила Баба Яга.
     - Нет, - отрезал кот.  - Давай.  Направляй  руку на подсвечник. Так,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг