- Теперь ты можешь отдать его по адресу.
- Не поздно ли? Оно писано с лишком два года назад.
Да и к чему мне заводить новые знакомства? Я и так не
успеваю визиты делать.
- Что, Нейгоф, молчишь? - сказал Закамский. - Я
вижу, ты любуешься этими деревьями?
- Да! - отвечал магистр, вытряхивая свою трубку. -
Я люблю смотреть на этих маститых старцев природы:
ожившие свидетели давно прошедшего, они оживляют в
моей памяти минувшие века, глядя на них, я невольно пере
ношусь из нашего прозаического века, в котором безверие
и положительная жизнь убивает все, в эти счастливые века
чудес, очарований - пленительной поэзии...
- И немытых рож, - подхватил князь, - небритых бо
род, варварства, невежества и скверных лачуг, в которых
все первобытные народы отдыхали по уши в грязи, если не
дрались друг с другом за кусок хлеба.
- Не правда ли, Закамский, - продолжал Нейгоф, не
обращая никакого внимания на слова Двинского, - здесь
можно совершенно забыть, что мы так близко от Москвы?
Какая дичь! Какой сумрак под тенью этих ветвистых дерев!
Я думаю, что заповеданные леса друидов, их священные
дубравы, не могли быть ни таинственнее, ни мрачнее этой
рощи.
- Я видел в Богемии, - сказал Закамский, - одну
глубокую долину, которая чрезвычайно походит на этот
овраг, она только несравненно более и оканчивается не
рекою, а небольшим озером. Тамошние жители рассказывали
мне про эту долину такие чудеса, что у меня от страха и
теперь еще волосы на голове дыбом становятся. Говорят, в
этой долине живет какой-то лесной дух, которого все
записные стрелки и охотники признают своим покровителем.
Он одет егерем, и когда ходит по лесу, то ровен с лесом.
- Эка диковинка! - прервал Возницын. - Это просто
леший.
- Они, кажется, называют его вольным стрелком и го
ворят, что будто бы он умеет лить пули, из которых шесть
десят попадают в цель, а четыре бьют в сторону.
- Надобно сказать правду, - подхватил князь, Герма
ния - классическая земля всех нелепых сказок.
- Не все народные предания можно называть сказками,
- прошептал сквозь зубы магистр.
- Бьюсь об заклад, - продолжал князь, - наш премуд
рый магистр был, верно, в этой долине.
- Да, точно был. Так что ж?
- И без всякого сомнения, познакомился с этим лесным
духом?
- Почему ты это думаешь?
- А потому, что ты большой мастер лить пули.
- Славный каламбур! Ну что же вы, господа, не смее
тесь? Потешьте князя!
- Послушай, Нейгоф, - сказал князь, - я давно соби
раюсь поговорить с тобою не шутя. Скажи мне, пожалуйста,
неужели ты в самом деле веришь этим народным преданиям?
- Не всем.
- Не всем! Так поэтому некоторые из них кажутся тебе
возможными?
- Да.
- Помилуй, мой друг! Ну, можно ли в наш век верить
чему-нибудь сверхъестественному?
- Кто ничему не верит, - сказал важным голосом ма
гистр, - тот поступает так же неблагоразумно, как и
тот, кто верит всему.
- Полно дурачиться, братец! Ну, может ли быть, чтоб
ты, человек образованный, ученый, почти профессор фило
софии, верил таким вздорам?
Нейгоф затянулся; дым повалил столбом из его красно
речивых уст, и он, взглянув почти с презрением на князя,
сказал:
- Видел ли ты, Двинский, прекрасную комедию Фон
визина "Недоросль"?
- Не только видел, мой друг, но даже читал и сердцем
сокрушался, что я читать учился: площадная комедия!
- Не об этом речь: там, между прочим, сказано: " В
человеческом невежестве весьма утешительно считать все
то за вздор, что не знаешь".
- Фу, какая сентенция! Уж не на мой ли счет?
- Не прогневайся.
- Так, по-твоему, любезный друг, тот невежда, кто не
верит, что есть ведьмы, черти, домовые, колдуны...
- Не знаю, есть ли ведьмы, - прервал Возницын, - это
что-то невероподобно, и домовым я не больно верю, а кол
дуны есть, точно есть.
- Так уж позволь быть и ведьмам, - сказал с
усмешкою князь, - за что их, бедных, обижать.
- Смейся, смейся, братец! А колдуны точно есть, в
этом меня никто не переуверит: я видел сам своими гла
зами...
- Неужели? - спросил я с любопытством.
- Да, любезный! Это было лет десять тому назад, я
служил тогда в Нашембургском полку, который стоял в
Рязанской губении. Вы, я думаю, слыхали о полутатарском
городе Касимове? В этом-то городе я видел одного
татарина, который слыл по всему уезду престрашным
колдуном и знахарем, про него и бог весть что
рассказывали. Вот однажды я согласился с товарищами
испытать его удали. Позвали татарина, поставили ему штоф
вина, проклятый басурман в два глотка его опорожнил и
пошел на штуки. Подали ему редьку, он пошептал над нею
- редька почернела как уголь. Я спросил его, отгадает
ли он, что делается теперь с моим братом, отставным
полковником, который жил у себя в деревне. Я только что
получил от него известие, что он помолвлен на дочери
своего соседа. Колдун сказал, чтоб ему подали мое
полотенце, стал на него смотреть, пошептал что-то да и
говорит, что брат мой подрался в кабаке и сидит теперь в
остроге. Вот мы все так и лопнули со смеху, да не долго
посмеялись: на поверку вышло, что мой денщик, Антон,
подал ошибкою вместо моего полотенца свое, а у него
действительно родной брат за драку в питейном доме попал
в острог, и Антон получил об этом на другой день письмо
от своей матери. Но последняя-то штука этого колдуна
более всего нас удивила, у меня была легавая собака,
такая злая, что все ее прозвали недотрогою, кроме меня,
никто не смел не только ее погладить, да и близко-то
подойти. Что ж вы думаете сделал татарин? Он поднял
соломинку и уставил ее против моего Трувеля. Батюшки
мои, как стало его коверкать! Он начал вертеться, на
одном месте, визжать, грянулся оземь и поднял такой рев,
как будто бы его в три кнута жарили, а как татарин
бросил соломинку, так он, поджавши хвост, кинулся благим
матом вон, забился под крыльцо, и я насилу-насилу, часа
через два, его оттуда выманил. Ну что, господа, чай, это
все было спроста? Небось скажете - фортель?
- Да, это странно! - прошептал Закамский.
- Обман! - закричал князь.
- Нет, не обман, - прервал Нейгоф, - а просто магне
тизм.
- А что такое магнетизм? - спросил Двинский.
- Что такое магнетизм? Да разве ты никогда не слыхал
о Месмере?
- Постой, постой!.. Месмер... Да, да, знаю! Это
такой же шарлатан и обманщик, как граф Сен-Жермен,
Калиостро, Пинетти...
- Фу и!.. - сказал магистр. - Как тебе не стыдно,
князь!.. Пинеття!.. Фокусник, который показывает свои
штуки за деньги...
- А, чай, эти господа показывали их даром?
- Они были люди необыкновенные, князь, а особливо
граф Сент-Жерыен...
- Хорош, голубчик! - прервал Двинский. - Он был
еще бесстыднее Калиостро: тот намекал только о своей
древности, а этот говорил не шутя, что он был коротко
знаком с Юлием Цезарем, что, несмотря на свою приязнь к
Антонию, волочился за Клеопатрою и имел честь знать
лично Александра Македонского.
- Я этого не знаю, - сказал Нейгоф, - но всем
известно, что граф Сент-Жермен появлялся в разные эпохи,
то во Франции, то в Германии, и что те, которые были с
ним знакомы лет за пятьдесят, не находили в нем никакой
перемены, почти столетние старики узнавали в нем своего
современника, несмотря на то что он казался на лицо не
старее тридцати лет.
- Сказки!
- Да на это есть неоспоримые доказательства, прочти,
что говорят о нем современные писатели, и ты увидишь.
- Ровно ничего, мой друг! Никто не уверит меня, чтоб
дважды два было пять. По-моему, все то, чего нельзя объ
яснить известными законами природы, вздор, выдумки,
басни...
- А ты уверен, что все законы природы тебе известны?
Полно, князь! Мы еще не приподняли и уголка этой завесы,
которая скрывает от нас истину, и, несмотря на успехи
просвещения и беспрерывные открытия, все еще играем в
жмурки и ходим ощупью. Нам удалось подметить несколько
неизменных законов природы, мы отгадали главные свойства
воды, огня, воздуха, магнита и умели ими восполь
зоваться, у нас есть фонтаны, насосы, водяные прессы, мы
выдумали духовые ружья, паровые машины, компас, но все-
таки не знаем, что такое огонь, почему воздух имеет упру
гость, а вода нет и отчего намагниченная стрелка
указывает всегда на север. Мы любим делать определения и
говорим очень важно: "Темнота есть не что иное, как
недостаток света, а холод - отсутствие теплоты". Большое
открытие! А знаем ли мы, что такое свет и теплота?
Конечно, опыт веков познакомил нас несколько с миром
вещественным, но мир духовный остается и теперь еще для
нас загадкою, мы постигаем нашей душою, что этот мир
существует, но что такое жизнь без тела, пространство
без границ, время без конца и начала?.. Что такое душа?
Существо бестелесное, следовательно, не имеющее никаких
видимых и осязаемых форм, никакого образа, а меж тем
есть случаи, которые доказывают, что сообщение мира
земного с миром духовным возможно, что мы видим иногда
этих жителей другой страны, слышим их голос, узнаем в
них родных, друзей наших...
- Вот то-то и есть, - прервал князь, - что не
видим, не слышим и не узнаем, а только повторяем то, что
говорят другие. Один плут солжет, сто легковерных невежд
поверят, тысяча добрых старушек начнут пересказывать, и
бесчисленное множество глупцов, вся безграмотная толпа
народа, закричит в один голос: "Чудо"! А там какой-ни
будь грамотный мечтатель построит на этом чуде целую
систему, напишет толстую книгу и, по любви к собствен
ному своему творению, будет, вопреки здравому смыслу и
логике, защищать эту ложь до последней капли своих чер
нил.
- Так, по-твоему, князь, все те, которые писали об
этом предмете, или обманщики, или мечтатели?
- Непременно одно из двух.
- Скажи мне, князь, случалось ли тебе читать демоно-
манию Будена?
- Нет, бог помиловал!
- Но, вероятно, ты имеешь некоторое понятие о
Штиллинге, Эккартсгаузене, Беме...
- Нет, душенька, я немцев не люблю.
- Ты прочти, по крайней мере, Калмета: он француз, и
сам Вольтер отдавал справедливость его учености и об
ширным познаниям.
- А что рассказывает этот господин Калмет?
- В своей книге о "Привидениях и вампирах" он
приводит различные случаи, которые доказывают, что
умершие могут иметь сообщение с живыми, что явления
духов не всегда бывают следствием расстроенного
воображения, болезни или какого-нибудь обмана и что они
решительно возможны, хотя противоречат нашему здравому
смыслу или, верней сказать, нашим ограниченным понятиям
о мире духовном и сокровенных силах видимой природы. Я
советую тебе, князь, хотя из любопытства пробежать эту
книгу.
- Да знаешь ли, Нэйгоф, что я читал книги еще любо
пытнее этой, и если уж пошло на чудеса, так прочти это
таинственное, исполненное глубокой мудрости творение, ко
торое мы, бог знает почему, называем "Тысяча одною
ночью, или Арабскими сказками".
- Ты не хочешь никому верить, князь, ни немцам, ни
французам, так слушай! Сочинитель книги под названием
"Чудеса небесные, адские и земель планетных, описанные
сходно с свидетельством моих глаз и ушей" - этот
ученый муж, который говорит, начиная свою книгу: "Бог
дал мне возможность беседовать с духами, и эти беседы
продолжались иногда по целым суткам", - был не
сумасшедший, не обманщик, а любимец Карла XII,
знаменитый и всеми уважаемый Сведенборг.
- Мало ли кого уважали в старину: в царстве слепых и
кривой будет в чести.
- Нет, князь, ошибаешься, его станут все называть об
манщиком или безумным за то, что он хотя и плохо, а все-
таки видит своим глазом то, чего не видят слепые,
которые готовы божиться, что солнца нет, потому что они
не могут его ощупать руками. Признаюсь, всякий раз,
когда я говорю с таким моральным слепцом, мне хочется
сказать: "Procul, b procul este profani!" (Прочь,
непосвященные! (Лат.))
- Ай, ай! Латынь! - закричал князь. - Ну, беда те
перь - его не уймешь.
- Да, да! - продолжал Нейгоф. - Эти полуученые, ко
торые все знают и ничему не верят, вреднее для науки,
чем безграмотные невежды, и я не могу удержаться при
встрече с ними, чтоб не шептать про себя: "От этих
мудрецов спаси нас, господи! Libera nos Domine!
(Освободи пас, господи! (Лат.))
- Опять! Да полно, братец, не ругайся, говори по-рус
ски. Послушай, Закамский, ты также проходил ученые сте
пени и можешь с ним перебраниваться латинскими текстами:
ну-ка, вступись за меня и докажи аргументальным образом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг