- Ай да фабричные! - вскричал Двинский. - Ай да дво
ровые! Как они душат посадских! Смотри-ка, смотри! Кто это
впереди?.. Так варом всех и варит!.. Ну, молодец!.. Эге! Как
он их лущить начал!.. Экий чудо-богатырь! Смотри, смотри!..
Словно снопы, так и валятся!
- Что это? - сказал Иван Степанович. - Да это, никак,
Филька.
В самом деле, этот отличный боец был тот самый слуга,
которого отсутствие заметил мой опекун, отправляя Авдотью
Михайловну домой.
- Ну, так и есть! - продолжал Иван Степанович, - Точно
Филька! Эка бестия!.. Опять месяц проходит с подбитыми
глазами! Вот я его, каналью!
- Что ты, любезный? - вскричал Алексей Андреевич
Двинский. - Да этот Филька у тебя хват детина! Гляди, какой
сокол - так и бьет с налету!.. Ну!!! Сломили, погнали
посадских!.. Конец! Не долго же они держались, видно, ка
лачника Бычурина с ними нет: тот постоял бы за себя.
Алексей Андреевич сел на свои беговые дрожки, а мы
отправились пешком; завернули по дороге напиться чаю к одному
старинному приятелю моего опекуна, и когда пришли наконец
домой, то первый предмет, который кинулся нам в глаза в
передней, был изорванный, избитый и растерзанный Филька. Он
стоял, однако же, довольно бодро перед хозяином дома, который
расспрашивал его о всех подробностях кулачного боя.
- Как ты смел, негодяй!.. - сказал мой опекун, бросив
грозный взгляд на знаменитого бойца, у которого все лицо было
на сторону.
- Полно, братец! - прервал Двинский. - Не тронь его!
Ну! - продолжал он, обращаясь к Фильке. - Так ты с первого
раза сбил с ног Антона-кузнеца?.. Молодец! Эй, дайте-ка ему
чарку вина!
- Пошел, дурак! - закричал Иван Степанович. - Примочи
чем-нибудь свою рожу! На что похож? Образа нет человеческого!
Животное!
- Пойдем, пойдем! - сказал Двинский. - Я велю отпустить
ему склянку живой воды: помочит денька два-три, так все
затянет.
- Что это, Филипп? Как тебя разбили? - сказал я,
приостановясь на минуту и смотря с ужасом на изуродованное
лицо Фильки.
- Эх, сударь, не удалось бы этим посадским заглянуть мне в
харю, кабы сам не сплоховал.
- Да что ж ты сделал?
- Куражился больно, сударь! Как посадские побежали, так я
вошел в такой азарт, что свету Божьего невзвидел. Наша стена
давно-давным остановилась, а я вдогонку, один, ну-ка подбирать
остальных, благо руки расходились - щелк да щелк! То того,
то другого - любо, да и только! Глядь назад, ахти! Один как
перст! Смотрю - все ко мне! Ну, беда! Вот я, не будучи глуп,
и бряк оземь да и кричу: "Шабаш, ребята! Лежачего не бьют!" -
"Да мы лежачего бить не станем! - сказал какой-то мужчина
аршин трех росту, которому я вдогонку шею-то путем накостылял.
- Эй, ребята, сюда!" Вот человек пять уцепились за меня,
подняли молодца на ноги, приставили к забору, да ну-ка
обрабатывать! Ах ты господи! Небо с овчинку показалось!
Катали, катали! Насилу вырвался!
- Бедняжка! Как они тебе лицо-то избили.
- И, сударь, рожа ничего, заживет! А вот под бока-то они
мне насовали, черти! Вздохнуть нельзя!
Я вошел в гостиную. Авдотья Михайловна играла с хозяйкою в
пикет, Двинский схватился с моим опекуном в шахматы, а
Машенька сидела, надувшись, поодаль от всех. Когда глаза ее
встретились с моими, она отворотилась и взяла в руки книгу,
которая лежала на окне.
IV
ДОМАШНИЙ ТЕАТР ГРИГОРИЯ ИВАНОВИЧА РУКАВИЦЫНА
Я думаю, ни о чем не было так много писано и говорено, как
об этом чувстве, которое мы называем любовью, - а что такое
любовь? Все прочие душевные свойства: дружба, милосердие,
благодарность, сострадание, - имеют какой-то определительный
смысл, но любовь? Любит ли мать своих детей, когда готова
броситься за них в огонь и в воду? Любит ли жена мужа, когда,
потеряв его, зачахнет с горя и сойдет вслед за ним в могилу?
Любит ли брат сестру, когда идет стреляться в трех шагах с
человеком, который осмелился оскорбить ее? Любили ли свое
отечество Минин и Пожарский, готовясь с радостью положить за
него свои головы? Любил ли свое создание, теперешнюю Россию,
великий Петр, этот гигант и телом и душою, когда под Прутом,
окруженный со всех сторон в несколько раз сильнейшим врагом,
он написал сенату не признавать его царем и государем и не
исполнять его собственноручных указов, если он попадется в
плен к неприятелю? Всякий согласится, что все эти различные
виды любви, доведенной до высочайшей степени, любовь к
отечеству, любовь матери к детям, брата к сестре и, наконец,
тревожная, пламенная страсть любовника к той, которую выбрало
его сердце, выражаются всегда одним и тем же: беспредельным и
безусловным самоотвержением и, несмотря на это сходство, не
имеют ничего общего между собою. Лишать себя всех удовольствий
для минутной прихоти другого, жертвовать для благополучия его
bqel благом собственной своей жизни и не видеть в этом никакой
жертвы - одним словом, быть совершенно счастливым не своим,
а его счастьем, - мне кажется, больше этого любить не можно? Я
точно так любил Машеньку, называя ее сестрою, теперь, когда
узнал, что мы почти чужие, что она может выйти за меня замуж,
я не стал любить ее более прежнего - это было невозможно, но
чувствовал, что люблю ее совсем иначе. За несколько часов я
почти не замечал, что Машенька прекрасна, а теперь не мог
смотреть на нее без восторга. Бывало, я обращался с нею так
свободно, поверял ей все, что приходило мне в голову, или,
лучше сказать, не говорил с нею, а мыслил вслух, теперь я
вдруг стал застенчив и робел перед нею, ну, право, более, чем
перед самим губернатором! Минут десять собирался я с духом и
не мог решиться заговорить с нею, наконец подошел и спросил
робким голосом, что она читает?
- Календарь, - отвечала Машенька, продолжая перебирать
листы.
- Приятное занятие.
- Что ж делать, когда другого нет. Мы оба замолчали.
- Машенька! - шепнул я, взяв ее за руку, - Ты на меня
сердишься?
- Конечно, сержусь. Зачем в рядах вы не хотели меня
поцеловать?
Вы! Странное дело, до моей прогулки на ярмарку, это вы
разогорчило и разобидело бы меня до смерти, а теперь - не
знаю почему - это переменное словцо вы показалось мне даже
приятным.
- Послушай, Машенька, - сказал я, - ты напрасно на меня
сердишься, как можно нам целовать друг друга: мы уже не дети.
- Так что ж?
- Это неприлично.
- Неприлично!.. Да разве я тебе не сестра?
- Нет, Машенька.
- Ну, конечно, не родная, но, мне кажется, двоюродные
сестры целуют своих братьев.
- Да кто тебе сказал, что мы двоюродные?
- Ах боже мой! Да какие же?
- Мы почти совсем не родня с тобою.
- Не родня! - повторила Машенька, и я чуть не вскричал
от ужаса: в ее розовых щеках не осталось ни кровинки, губы
посинели, а рука, которую я держал в моей руке, вдруг
сделалась холодна как лед. - Не родня! - продолжала она еле
слышным голосом. - Ах, братец, как ты испугал меня! Ну можно
ли так глупо шутить.
- Успокойся, Машенька! - сказал я. - Да и чего ты ис
пугалась? Ну да, конечно, мы не родня, я могу на тебе же
ниться, а ты можешь выйти за меня замуж.
Машенька вздрогнула, ее бледные щеки запылали, она вырвала
из моей руки свою руку и почти в то же самое время, протянув
ее опять, сказала с улыбкой:
- Теперь я вижу, братец, ты шутишь.
- Право, не шучу.
- Да полно, перестань.
- Клянусь тебе, это правда.
- Какой вздор, и как тебе пришло в голову...
- Не мне, Машенька, я об этом никогда не думал.
- Так с чего же ты взял?..
- А вот послушай!
Тут я пересказал ей слово в слово разговор, который так
нечаянно подслушал на ярмарке. Машенька задумалась.
- Нет! - сказала она после минутного молчания. - Это
быть не может, ты, верно, ошибся. Послушай, братец, хочешь ли,
я спрошу об этом у маменьки?
- И ты думаешь, она скажет тебе правду?
- А почему же нет?
- Да если нам до сих пор никогда не говорили об этом, так,
верно, и теперь не скажут. Может быть, на это есть причины,
которых мы не знаем.
- Да, да, в самом деле!.. А кто были эти дамы?
- Я уже говорил тебе, что когда они сидели на прилавке,
так мне за кучею книг нельзя было их видеть.
- Знаешь ли что? Мне кажется, они тебя заметили и хотели
посмеяться над тобою.
- Да если я их не видел, так и они не могли меня видеть.
- Не приметил ли ты, по крайней мере, как они были одеты?
- Да!.. Я очень об этом думал!.. Однако ж, постой! Так
точно!.. На одной из них был чепчик с розовыми лентами и
голубыми цветами.
- Это Анна Саввична Лидина! - вскричала Машенька. - Я
познакомилась и очень подружилась с ее дочерью... О! Феничка
мне все скажет! Я попрошу ее, чтоб она спросила свою маменьку,
правда ли, что мы не родня, и ты увидишь, братец... Погоди,
погоди!.. Ах, как легко тебя одурачить!
Машенька очень развеселилась, беспрестанно говорила мне:
- Так вы, сударь, хотите на мне жениться? - и умирала со
смеху.
- Тьфу ты, благодарствуй! И вторую проиграл! - вскричал
Двинский, оттолкнув с досадою шахматную доску. - Ну! Или ты,
Иван Степанович, понаторел у себя в деревне, или я больно
плохо стал играть. Однако ж не пора ли вам, барыни, одеваться?
- продолжал он, взглянув на своего эликота. - Без пяти минут
семь! Авдотья Михайловна! Ведь вы, кажется, также со всем
семейством приглашены сегодня в театр к Григорию Ивановичу
Рукавицыну?
- Да, он просил нас - и в театр, и в вокзал! - отве
чала Авдотья Михайловна.
- Так ступайте же, наряжайтесь! В семь часов к нему весь
город съедется.
- Мы последние два короля доиграем завтра, - сказала
хозяйка, вставая.
Через полчаса мы отправились к Григорию Ивановичу
Рукавицыну. Его деревянный дом, один из лучших в Дворянской
улице, занимал с своим садом, двором и всеми принадлежностями
почти целый квартал. Когда мы вошли, то перед нами открылась
бесконечная амфилада низких комнат, не убранных, а, лучше
сказать, заваленных различной мебелью. Народу было множество,
и мы едва могли добраться до хозяина, который в угольной,
обитой китайскими обоями, комнате, принимал гостей. Мы только
что успели с ним раскланяться, как он, подав с низким поклоном
руку губернаторше, пригласил всех идти за собою в мезонин, в
котором устроен был театр. Господи! Какая началась давка, а
особливо по узкой лестнице, когда все гости бросились толпою
вслед за хозяином. Губернаторшу и дам пустили вперед, но зато
мужчины стеснились так в дверях театра, что у председателя
уголовной палаты оборвали на фраке все- пуговицы, а одного
советника губернского правления совсем сбили с ног и до того
растрепали, что он должен был уехать домой. Наконец кое-как
все гости вошли в театр и разместились по лавочкам.
Разумеется, я попал на самую заднюю. С одной стороны подле
меня пыхтел толстый помещик в замасленном кафтане, с отвислым
подбородком, раздутыми щеками и преогромной лысиною. Он
беспрестанно протягивал чрез меня свою толстую лапу и нюхал
табак у другого моего соседа, маленького человечка,
тщедушного, с длинным острым носом и лицом, которое с профиля
походило почти на равносторонний треугольник. Если вам
случалось видеть ученых чижей или канареек, одетых по-
человечески, то вы можете себе составить довольно верную идею
об этом господине, который, к довершению сходства, прятал в
толстый галстук свою бороду и, выставляя наружу один нос, не
говорил, а пищал каким-то птичьим голосом.
Не имея никакого понятия о театре, я смотрел с большим
любопытством на сцену и на опущенный занавес, на котором
написано было что-то похожее на облака или горы, посреди них
стоял, помнится, на одной ноге, но только не журавль, однако ж
и не человек, а, вероятно, Аполлон, потому что у него в руке
была лира. Пока музыканты играли увертюру, между моими
соседями завязался разговор.
- Осмелюсь спросить, - сказал с расстановкою плешивый
толстяк, - какую комедию будут представлять сегодня?
- Оперу "Свадьба Болдырева", - отвечал почти с присвистом
мой чижик-сосед.
- Так-с!.. Позвольте понюхать табачку... А после ничего уж
не будет?
- Как же! Дуняша будет петь арию из оперы "Прекрасная
Арсена".
- Так-с!.. Смею спросить: скоро начнут?
- А вот как перестанут играть музыканты.
- Так-с!.. "Свадьба Болдырева"... говорят, что это шутка
очень забавная?
- Да!
Это "да!" сказано было немного в нос с таким важным голосом,
что, несмотря на мою неопытность, я тотчас догадался, что
сосед мой из ученых.
- Если хотите, - продолжал он, повертывая свою золотую
табакерку между средним и большим пальцами левой руки, - это
так - безделка! Впрочем, она написана изрядно, очень
изрядно, автор ее - господин Лёвшин, человек с талантом.
- Господин Лёвшин?.. Смею спросить: не тот ли это Лёвшин,
который сочинил книгу о поваренном искусстве и выдал в печать
полного винокура?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг