взяли, а там разойдутся, лошади битые!
- Не бойтесь, пойдут! - прервал ямской староста, мужик с
рыжею бородою и косыми глазами. - Кони знатные! - продолжал
он с такою анафемскою улыбкою, что все другие ямщики лопнули
со смеху. - Эх, барин, дайте-ка парню на водку, так даром что
они на взгляд одры, а уж он вас потешит.
- Пять рублей на водку! - закричал я. - Только поставь
меня через два часа в Москву.
- Слышишь, Ванька! - сказал староста. - Вишь барин-то
какой. Ну, смотри же - прокати!
Ванька выхватил из-за пояса кнут и начал им работать с таким
усердием, что три лошадиные остова, после минутного
размышления, решились двинуться вперед и побежали рысью. Мы
проехали довольно скоро первые десять верст, до Москвы
оставалось только двенадцать, и хотя лошади все еще бежали
рысцою, но я видел уже и сердце мое замирало от ужаса, я
видел, что скоро наступит роковая минута, в которую ямщик
отмотает себе вовсе правую руку, спадет с голоса и мы
остановимся полдничать на большой дороге. Вот пришла небольшая
горка, я был уверен, что если лошади остановятся на полугорке,
то уже ничто в мире не заставит их двинуться с места, и потому
вылез из повозки и пошел пешком. Москвы еще не было видно, но
в полуверсте от большой дороги возвышался красивый господский
дом, окруженный обширными садами. Я остановился, чтоб
полюбоваться его живописным местоположением, вдруг из
ближайшей рощи выехали верховые. Тот, который ехал впереди,
возбудил в высочайшей степени мое любопытство. "Как странно
сидит на лошади этот господин, - подумал я. - Ах, батюшки!..
Что это? Да это, никак, женщина?" Через несколько минут я мог
увериться, что бойкий кавалерист в круглой шляпе и полумужском
наряде была точно прекрасная женщина лет двадцати. Как теперь
гляжу на ее черный бархатный спенсер, украшенный золотыми шнур
ками, как гусарский доломан. У нас в провинции я и не слыхивал
о дамских седлах, на которых сидят боком (Я должен однажды
навсегда попросить моих читателей не забывать, что рассказываю
им о приключениях моей молодости и что с тех пор прошло уже с
лишком сорок лет. (Здесь и далее примеч. авт.)), сле
довательно, весьма было естественно, что смотрел с большим
любопытством и даже удивлением на эту амазонку. Когда она,
переезжая через дорогу, поравнялась со мною, то взоры ее
встретились с моими, и я прочел в них какое-то удивление, на
мой вежливый поклон прекрасная наездница кивнула головою, вся
вспыхнула, поехала тише и, до тех пор, пока не скрылась за
густым березовым лесом, беспрестанно оглядывалась назад. Я все
это заметил, хотя решительно не понимал, чем мог обратить на
себя ее внимание. "Ах, как она хороша! - прошептал я
невольно. - Вот глаза!.. Жаль только, что черные, мне кажется,
если б они были голубые... Да нет, нет!.. У Машеньки глаза
несравненно лучше!.. Что это она на меня так часто
поглядывает?.. Верно, в моем дорожном платье есть что-нибудь
странное, смешное... Ну, точно, она заметила, что я
провинциал!" Теперь вы можете судить, до какой степени я был
opnqrndsxem, мне даже и в голову не пришло то, о чем я имел
уже честь намекать вам, любезные читатели, а именно, что
смолоду я был очень хорош собою, высок и строен как Аполлон
Бельведерский... Да не смейтесь! Про покойников можно
говорить, не краснея, правду, а моя красота и молодечество
давным-давно скончались.
Мы проехали или, лучше сказать, протащились еще верст
восемь, нетерпение мое возрастало с каждым шагом усталых
лошадей, которые хотя медленно, а все-таки подавались вперед.
- Да где же Москва? - спросил я наконец ямщика.
- Близехонько, сударь!
- Так что ж ее не видно?
- Да уж дорога такая, барин, вот по Смоленской, так мы бы
уж давно поклонились матушке Москве, золотым маковкам: за семь
верст вся как на ладоньке.
- А это что за лес такой? - спросил я, - Вот направо-
то? Зачем он обнесен забором?
- Это зверинец, сударь!
- Зверинец!.. "Столичный зверинец! - подумал я. - О, да
тут уж, верно, должны быть все дикие звери - и львы, и
тигры, и барсы, а может быть и слоны!.." А что, братец! -
продолжал я, - чай, этот зверинец очень велик?
- Да, сударь! Не скоро кругом объедешь.
- И много в нем зверей?
- Вестимо дело, как не быть? Лес заповедный.
- А какие же в нем звери?
- Да мало ли каких? Вот и зайцев много.
- Как! Только зайцы?
- А бог весть! Говорят, есть и лисицы, только навряд!
- Зайцы, лисицы!.. Боже мой, какое разочарование. Вот
наконец этот длинный зверинец без зверей остался у нас позади.
Холмистые окрестности дороги, по которой мы ехали, продолжали
заслонять от нас Москву, изредка проглядывали кое-где кровли
домов, высокие колокольни приходских церквей, потом все
исчезло снова, и голубые небеса сливались по-прежнему с
густыми рощами, которые, не знаю теперь, а лет сорок тому
назад, как зеленым лавровым венком, опоясывали всю нашу
древнюю столицу. Мы проехали еще с полверсты, вдали забелелась
церковь святого Сергия, гораздо ближе поднялась перед нами
красная колокольня Андроньевского монастыря, направо от дороги
выглянул из-за рощи Головинский дворец, одно из тех ве
ликолепных зданий, которыми вправе гордиться наше отечество,
налево показалось старообрядное кладбище, слобода, несколько
отдельных домов, и вдруг беспредельная Москва всплыла и
обрисовалась на обширном горизонте. Вот она - Москва
белокаменная, вот она - родная мать и кормилица всей святой
Руси! Колыбель православных царей русских, родина великого
Петра, престольный град единодержавия, источника всей славы и
могущества России. Вот он, этот живущий собственной своей
жизнью, самобытный город, столько разрушенный до основания и
всегда возникавший из пепла в новой красе и в новой славе
нашей родины! Мой ямщик снял шляпу и набожно перекрестился: я
невольно последовал его примеру.
- Вот, сударь! - сказал он, указывая на группу церквей и
башен, которые подымались вдали из средины бесчисленных
кровель. - Вон, сударь, Кремль, Иван Великий, святые соборы,
терема царские!..
Правду сказал Пушкин:
Москва... Как много в этом звуке Для
сердца русского слилось!..
Да, Москва, Кремль, Иван Великий - волшебные слова! Как
сильно потрясают они душу каждого русского... Каждого?..
Полно, так ли? О, без всякого сомнения, ведь я называю русским
me того только, кто носит русское имя, родился в России и по
ее милости имеет хлеб насущный, - нет! Для этого необходимо
еще небольшое условие... "У меня очень много родственников, -
сказал однажды приятель мой Зарецкий, - да не все они мои
родные. Тот мне вовсе чужой, кто зовет меня роднёю потому
только, что носит одну со мною фамилию, а кто истинно меня
любит, тому не нужно быть моим однофамильцем: я и без этого
готов назвать его родным братом".
Я не долго мог любоваться великолепной панорамой Москвы,
вместе с приближением к заставе она спряталась опять за домами
некрасивого предместья. Измученные лощади давно уже тащились
шагом, а я шел пешком подле моей повозки, почти у самого
въезда в Новую деревню, слободу, идущую от Рогожской заставы,
я поравнялся с человеком пожилых лет, в сером опрятном сюртуке
и круглой шляпе с большими полями. Опираясь на трость и волоча
с усилием правую ногу, он едва подвигался вперед.
- Вы, кажется, с трудом идете? - сказал я, подойдя к
этому господину.
- Да, батюшка! - отвечал он, приподнимая вежливо свою
шляпу. - Вот четверть часа назад я шел почти так же бодро,
как вы.
- Что ж с вами случилось?
- Сам виноват: хотел перепрыгнуть через канаву, оступился
и теперь вовсе не могу стать на правую ногу.
- Вы, может быть, ее вывихнули?
- Авось нет, батюшка, а кажется, жилу потянул.
- Как же вы дойдете до дому?
- Дотащусь как-нибудь. Я живу близехонько отсюда, в
Рогожской, против самого Андроньевского монастыря.
- Да не угодно ли, я вас подвезу.
- Сделайте милость, батюшка! Уж в самом деле, не повредил
ли я ноги: что-то больно расходилась!
При помощи Егора и моей старик сел в повозку, я поместился
подле него.
- Дай бог вам здоровья! - сказал он. - Вот теперь мне как
будто бы полегче, а если бы пришлось тащиться до дому пешком,
так я очень бы натрудил больную ногу, и как мне пришло в
голову, что я могу еще прыгать? Пора бы, кажется, перестать
резвиться: седьмой десяток доживаю.
- Неужели? - сказал я с удивлением. - Да вам на лицо и
шестидесяти нет.
- Да, да, сударь! Без году семьдесят, - продолжал старик.
- Я в прусскую войну служил уже офицером и находился при
взятии Мемеля, а это давно, батюшка, больно давно!
- Без году семьдесят! - повторил я, смотря с удивлением
на моложавое лицо незнакомца. В первый раз еще в моей жизни я
видел, да и после никогда не встречал семидесятилетнего
старика с такой миловидной наружностью, ну, право, можно было
влюбиться в его белые, как снег, волнистые волосы, его кроткая
простодушная улыбка была так очаровательна, голубые глаза,
исполненные ума и добросердечия, выражали такое душевное,
неподдельное спокойствие, даже тихие звуки его голоса имели в
себе что-то неизъяснимо приятное.
- Издалека ли вы изволите ехать? - спросил он меня в то
время, как повозка остановилась у заставы и Егор пошел
прописать подорожную.
Я назвал ему наш губернский город.
- Да, это неблизко, - продолжал старик, - с лишком семьсот
верст! Что, батюшка, вы к нам на житье в Москву или только
проездом?
- Нет, я приехал сюда для того, чтоб служить.
- Доброе дело! Такому молодцу, как вы, служить надобно, и,
верно, вы остановитесь где-нибудь у знакомого или
родственника?
- У меня есть письмо к господину Днепровскому.
- Алексею Семеновичу?
- Точно так! Вы его знаете?
- И очень давно. Он живет на Арбате, верст пять отсюда, а,
кажется, лошади-то у вас вовсе смучились, вряд ли дотащут...
Да постойте?.. Ведь Алексея Семеновича нет в городе: он уже
около месяца живет в своей подмосковной и, если не ошибаюсь,
на этих днях отправится прямо из деревни за границу, кажется в
Германию к минеральным водам.
- - А разве он болен?
- - Не он, а жена его.
- Какая досада! Ну, делать нечего, я остановлюсь в
трактире.
- Да нет ли у вас кого-нибудь еще знакомых?
- Со мною есть рекомендательные письма, но я не знаю, могу
ли?
- Так наймите лучше квартиру: в этих трактирах можно
подчас сделать весьма дурное знакомство... Извините! Вы еще
так молоды, так неопытны. Право, батюшка, послушайтесь меня,
не живите долго в трактире, и если вам нельзя будет пристать к
кому-нибудь из знакомых вашего батюшки...
- У меня нет ни отца, ни матери, - сказал я.
- Ни отца, ни матери! - повторил старик. - А сколько вам
лет?
- Восемнадцать.
- Бедняжка! - прошептал он, поглядев на меня с со
страданием.
- Пошел! - закричал караульный унтер-офицер. Часовой
поотпустил цепь тяжелого шлагбаума, и мы въехали в Москву.
VI
МОСКВА
- Куда прикажете ехать? - спросил ямщик, когда колеса
моей повозки застучали по мостовой. "Куда?" - вопрос был
затруднительный.
- Ступай, - сказал я, - в трактир, где останавливаются
приезжающие.
- Да в какой, сударь? Ведь этих постоялых дворов здесь
много, вот, пожалуй, на Тверской Царьградский трактир -
знатный!.. И в Зарядье много всяких подворьев - куда хотите.
- Ступай куда-нибудь, мне все равно.
Мы поехали. Не доезжая шагов пятидесяти до Андроньевского
монастыря, лошади стали и, несмотря на крик и удары ямщика,
решительно не хотели двинуться с места.
- Эх, друг любезный! - сказал старик. - Господь бог
велел и скотов миловать! Ну, что ты лошадей-то понапрасну
тиранишь! Видишь, они, сердечные, вовсе из сил выбились. Да
подно, брат! Что толку-то? Ведь на одном кнуте не уедешь!
- И впрямь делать-то нечего! - проговорил ямщик, слезая
с козел. - Уж так и быть, сударь, повремените, я сбегаю на
ямской двор и приведу других лошадок, это близехонько, разом
вернусь.
- А я уж как-нибудь добреду до дому, - сказал старик,
вылезая из кибитки. - Вот моя квартира, недалеко. Да чем вам
на улице дожидаться, - продолжал он, обращаясь ко мне, -
милости прошу, зайдите хоть на минуту в мои домишко.
Я принял охотно его предложение и, оставив при повозке
Егора, пошел с ним по левой стороне улицы. Старик все еще
прихрамывал, однако ж шел несравненно бодрее прежнего. - Мне
кажется, - сказал он, - я только что зашиб ногу и, может быть,
завтра совсем буду здоров. Дай-то господи!
Мы подошли к деревянному домику с зелеными ставнями, старик
постучал в ворота, человек пожилых лет, в поношенном сюртуке,
отпер нам калитку, и мы вошли на чистый дворик, в глубине
которого посажено было с полдюжины яблонь, несколько лип и два
или три куста сирени. Прямо из сеней мы вошли в комнату,
убранную вовсе не роскошно, но светлую и весьма опрятную, все
ее стены были в полках, уставленных книгами. Не трудно было по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг