Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
дама, немолодых уже лет, отделилась от других и подошла ко мне.
   - Это вы, Фриц? - сказала она, взяв меня за руку, и я узнал в ней
приятельницу дома нашего, которая при жизни матушки часто у нас бывала и
знала меня в малолетстве.
   Воспоминание о доброй моей матери, которая так нежно нас всех любила, и
чувство теперешнего моего сиротства и одиночества меня чрезвычайно
растрогали. Слезы навернулись на глазах моих; я поцеловал у нее руку и не
в силах был противиться приглашению занять место в веселом кругу ее
семейства. Все приняли меня с непринужденною учтивостию; девицы
приветствовали нового гостя с ласковым добросердечием, между ними была
младшая дочь хозяйки, прелестная Амалия... Ах, друг мой! зачем жестокая
судьба в тот день против воли привела меня в круг людей, которых до того
времени избегал я по какому-то унылому предчувствию!
   Зачем взоры мои при первой встрече с Амалией невольно искали ее взоров?
   Зачем голос ее, и только один ее голос при первом поражении слуха моего
привел мое сердце в трепет и наполнил его неизъяснимым чувством сладостной
грусти?
   Я сел подле нее... Мой друг! вы имеете чувствительное сердце; вы,
верно, любили! Увольте меня от описания того робкого недоумения, той
сладостной надежды и страстного восхищения, которые попеременно наполняли
и волновали мою душу! Я мало говорил с Амалией, но мы скоро поняли друг
друга...
   Начались обыкновенные игры. Все собрались в пространный полукруг около
шеста. Амалии назначено было вручить венок счастливому победителю. Молодые
люди, вооруженные самопалами, с особенным рвением спешили окружить шест. Я
горел нетерпением присоеди ниться к ним; робость меня удерживала.
   Один раз я схватил самопал, но руки мои задрожали, и я принужден был
отдать его другому. Вскоре орел разлетелся на куски. На вершине шеста
осталось одно туловище... Счастливец, которому удастся его снять, должен
получить из рук Амалии венок, сопровождаемый поцелуем! Я в первый раз
видел Амалию; но кто, кроме меня, мог иметь право на этот венок - на этот
поцелуй? Я твердо решился лезть на шест, но ноги мои прикованы были к
земле. Я внутренне рвался с досады на самого себя, но не в силах был
преодолеть свою робость.
   Между тем молодой человек, прекрасный собою, приближается; он скидает с
себя кафтан, бросает страстный взгляд на Амалию - и смело обеими руками
хватается за шест. И я взглянул на Амалию - и задрожал от ревности... Я
посмотрел опять на шест; молодой человек поднимался кверху... Голова моя
закружилась, я бледнел и краснел попеременно... Вот уж он приблизился к
самой вершине; он протягивает руку, дотрагивается до орла... Глаза мои
затмились, я не мог смотреть долее... я ничего не видел. Вдруг раздался
крик зрителей. Поднимаю глаза... соперник мой не мог удержаться наверху и
быстро скользил к земле... Орел еще был на шесте. Опять я взглянул на
Амалию, и она глядела на меня улыбаясь. Улыбка эта меня оживила; я
страшился, чтоб ктонибудь другой меня не предупредил. Одно мгновение - и я
стою у шеста; еще один взгляд на Амалию - и я поднимаюсь кверху... Чрез
несколько секунд достиг я вершины, снял орла и спустился с ним вниз. Тут
встретили меня рукоплескания зрителей; но они едва касались слуха моего и
не доходили до сердца: оно занято было одним только чувством...
   предощущением поцелуя Амалии! Я бросился к ее ногам; она упала в мои
объятия, - мы оба забыли о венке...
   С этого рокового вечера началась совершенно новая для меня жизнь. На
другое утро рано я был уже в доме Амалии: меня приняли ласково, как
старинного друга, как близкого родственника. Не прошло еще двух недель,
как я сделался женихом Амалии; свадьбе нашей назначено быть чрез два
месяца.
   Дни протекшего счастия! Вы, как молния, пролетели мимо меня и в быстром
полете своем навсегда истреби ли спокойствие моей души!.. Зачем не
разрушили вы и памяти моей? зачем не увлекли с собою воспоминания, что я
некогда был счастлив?..
   Мой друг! я действительно тогда был счастлив. Весь день проводил я с
Амалиею, кроме нескольких минут по восхождении солнца, посвящаемых той,
которая, после Амалии, для меня всего дороже была в мире. Вы отгадаете,
что я говорю о бедной Туту. Всякое утро ходил я в лес; всякое утро Туту
меня там встречала. Казалось, что она меня еще более любила с тех пор, как
я, познакомившись с Амалиею, не так долго, как прежде, оставался с нею.
   Одна мысль меня тревожила, - одного только недоставало к совершенному
моему благополучию: Амалия не знала связи моей с Туту, и я не мог решиться
ей о том сказать.
   Я имел случай заметить, что и она питала такую же ненависть, такое же
отвращение к большим обезьянам, как прочие жители острова Борнео. Однако я
ласкал себя надеждою, что любовь ее ко мне преодолеет это предубеждение, и
при первом удобном случае намерен был поговорить с нею.
   Однажды, когда пришел я к Амалии, мне показалось, что она не так
ласково меня приняла, как обыкновенно. Не зная, чему приписать это, я с
нетерпением ожидал минуты, когда мы будем одни. Она, казалось, и сама того
желала, ибо вскоре потом пошла в сад, куда и я за нею последовал. Лишь
только мы вошли в уединенную аллею, Амалия обратилась "о мне.
   - Фриц! - сказала она, - мы недавно знакомы друг с другом, но я люблю
вас нежно, - вы это знаете! Скоро настанет день, в который священный обряд
должен соединить нас неразрывными узами.
   Теперь еще время одуматься, - тогда будет поздно...
   - Что вы говорите, Амалия? - прервал я ее с жаром. - Что с вами
сделалось?
   - Выслушайте меня спокойно, - отвечала она. - Мы дали слово
принадлежать друг другу; но я скорей соглашусь от вас отказаться, нежели
быть виною вашего несчастия... Дайте мне договорить, Фриц! Я знаю, что вы
любите другую...
   У меня не стало терпения ее выслушать.
   - Амалия! - вскричал я, - любезная Амалия! Я вас не понимаю. Кто мог
внушить вам такое гнусное мнение обо мне? Как! я люблю другую?..
   - Неоткровенность эта, - сказала Амалия со слезами, - почти обиднее для
меня, нежели неверность ваша. Не думайте обманывать меня долее; я докажу
вам, что мне известно все... Я знала, что вы всякое утро один ходите в
лес, и любопытство побудило меня стараться узнать, какие вы к тому имеете
причины.
   Сегодня, еще до света, я уже была близ дома вашего; солнце взошло, и я
увидела, как вы приближались к лесу, как оглядывались на все стороны,
опасаясь, чтоб вас кто-нибудь не приметил; я следовала за вами и
спряталась за дерево. Ах, Фриц! я увидела, что вы с нетерпением кого-то
ожидали; на лице вашем написано было беспокойство...
   Я дрожала как лист от страха и от мучительной неизвестности... Наконец,
вы увидели кого-то вдали, и печаль ваша превратилась в восхищение. "Вот
она!"- вскричали вы громко, бросились далее в лес и скрылись из глаз
моих... Слово "она" открыло мне тайну вашу, Фриц!..
   Вы меня обманули!
   - Милая, любезная Амалия! - вскричал я и упал к ее ногам, - Теперь
настала минута совершенно открыть вам мое сердце; но не вините меня в
неверности!
   Вы все узнаете... Та, с которою имел я сегодня свидание, которую
посещаю всякое утро в лесу, не женщина!
   - Что вы говорите, Фриц? Возможно ли?
   - Точно так, любезная Амалия!
   Выслушайте меня с нерпением; давно желал я открыть вам эту тайну.
   Мой друг! мы сели на дерновую скамью, и я рассказал Амалии происшествия
жизни моей с того времени, как обезьяны меня похитили и утащили в лес. Я
старался описать ей живейшими красками все добрые качества Туту, чтоб
возбудить в ней участие к бедной этой твари. Я не мог удержаться от слез,
когда говорил о том, как она пострадала за привязанность свою ко мне;
наконец, я рассказал, как после долговременной разлуки мы опять увиделись,
- как в продолжение нескольких лет Туту была единственным предметом,
наполнявшим мое сердце.
   - О Амалия! - сказал я, кончив мои рассказ, - вы добры и чувствительны;
вы не пожелаете, чтоб я заплатил гнусною неблагодарностию за оказанные мне
благо деяния и любовь; вы не будете препятствовать моим свиданиям: с Туту,
а может быть, со временем я столько бу ду счастлив, что вы согласитесь ее
видеть. Нежная, добрая Туту достойна любви вашей.
   - Нет! - вскричала Амалия, с ужасом вскочив с скамейки. - Нет, Фриц!
это уже слишком много. Видеть вашу Туту?..
   Я думаю, я умерла бы от страха. Фриц!
   - продолжала она, заметив мое смущение, - рассказ ваш так меня поразил,
что я не знаю, что вам отвечать. Дайте мне опомниться; я должна собраться
с мыслями, с духом...
   Прошу вас, оставьте меня сегодня одну.
   Завтра мы будем продолжать разговор наш. Я, право, думаю, что я
нездорова, - мне надобно отдохнуть.
   Я не мог выговорить ни слова; поцеловал у нее руку и тихими шагами
пошел домой. Мой друг! Это был последний поцелуй, последнее свидание мое с
Амалиею...
   Несколько часов спустя после того мне принесли записку от Амалии.
   Записка эта - я должен признаться - дышала любовию; но между тем Амалия
требовала, - решительно требовала, чтоб я совсем отказался от Туту... Она
описывала мне ужас и омерзение, которые с малых лет ей внушены были к этим
обезьянам.
   "Никогда, - говорила она, - никогда, Фриц, я не буду в силах равнодушно
смотреть на эту связь. Всякий раз, когда ты от меня удалишься, я буду
думать, что ты опешишь к Туту, которая, несмотря на романическую твою
привязанность, все-таки не что иное, как гнусная обезьяна! Одну из нас ты
должен непременно оставить! Избирай между нами... Если ты хотя немного
меня любишь, Фриц, то выбор этот для тебя не будет затруднителен. Неужели
ты променяешь меня на обезьяну?"
   Мой друг! Вам известно, чем я был обязан бедной Туту; скажите, мог ли я
согласиться на то, чтобы ее покинуть?.. Но я страстно любил Амалию;
представьте же, в каком я находился положении! Я бросился в дом Амалии;
там приняла меня ее мать.
   - Я все знаю, - сказала она, - говорите, на что вы решились?
   - Я пришел просить Амалию сжалиться над бедною Туту!..
   - Государь мой! - отвечала она, - если б дочь моя была столько слаба,
что согласилась бы делить любовь вашу с обезьяною, то я бы до того не
допустила. Чего не должна я опасаться вперед, когда и теперь уже вы для
невесты не можете пожертвовать такою мерзкою тварью? Нет, государь мой! вы
не увидитесь с Амалией до тех пор, пока не дадите честного слова, что
связь ваша с обезьяной навсегда прекратилась!
   Она ушла, а я с отчаянием в сердце, возвратился домой.
   Остаток дня того провел я в мучительном беспокойстве. Сделаться
неблагодарным против моей воспита тельницы мне казалось невозможным; да и
как мог я ее оставить? Я твердо был уверен, что Туту, как скоро я прекращу
свиданья наши, решится выйти из лесу; и тогда она подвергнется неминуемой
гибели... С другой стороны, как мог я отказаться от Амалии, которую любил
я страстно, которую неоднократно клялся любить вечно?.. Ах, друг мой! я
был в ужаснейшем положении!
   Во всю ночь я не мог сомкнуть глаз ни на одну минуту. Рано поутру, лишь
только солнце озарило остров, я встал с своего ложа, по обыкновению моему
накинул ружье на плечо и пошел в лес.
   Там встретила меня Туту. Бедная Туту старалась веселыми прыжками и
ужимками показать, как она рада была меня видеть! Но я стоял перед нею как
вкопанный, с поникшею головою. Туту не привыкла видеть меня в таком
положении; она еще более начала ко мне ласкаться и нечаянно дернула лапою
за шнурок, на котором висел у меня на шее портрет Амалии; он упал на
землю...
   Мой друг! я взглянул на прелестные черты ее; потом невольно посмотрел
на Туту, и в эту минуту Амалия в сердце моем взяла верх над обезьяною. Я
поднял портрет и в первый раз в жизни оттолкнул от себя Туту; потом
отворотился от нее и хотел выйти из лесу. Я намерен был идти к Амалии. Сде
лав несколько шагов, я оглянулся...
   Туту тихонько шла за мною; я закричал на нее с досадою, еще сделал
несколько шагов, опять оглянулся и увидел, что она все за мною следует...
Тут бешенство овладело мною... Я пред ставил себе, что она в состоянии
сыскать меня даже у Амалии... Мысли мои помутились... Я сам не знал, что
делал. Ружье было заряжено; одно мгновение - раздался выстрел... бедная
Туту пала к ногам моим, и я в то же время упал на землю, лишенный памяти...
   Не знаю, сколько времени продолжался мой обморок. Когда я пришел опять
в себя, Туту лежала подле меня, плавая в крови. Угасающий взор ее
встретился с моим взором... Я бросился к ней, чтоб перевязать ее рану.
Увы! уже было поздно! Она еще раз полизала мою руку - руку своего убийцы,
и умерла в моих объятиях. Тут фурии отчаяния овладели мною... Я убил
благодетельницу мою, вторую мою мать!.. Я ожидал, что земля разверзется
подо мною; я недостоин был жить на свете. Сердце мое наполнилось
ненавистью к Амалии; я стыдился и вместе ненавидел всех. Мне показалось
страшно быть в отцовском доме: я боялся, чтоб он не обрушился над моею
головою. Все меня пугало, все внушало мне ужас. Куда ни бросал я взоры,
умирающая Туту представлялась моим глазам; везде я слышал ее голос... На
другой день я отправился на французском корабле в Европу.
   Не буду рассказывать вам подробно дальнейших похождений моей жизни... Я
вступил в службу Французской республики, надеясь в пылу кровавых битв
забыть Туту и заглушить упреки совести моей. Я искал смерти, но она упорно
меня убегала... Везде, везде тень убитой Туту меня преследовала! В пылу
сражения, когда пули летали мимо ушей моих, свист их казался мне визгом
бедной обезьяны. Ночью, когда товарищи отдыхали на биваках около огня, я
один лежал с открытыми глазами; образ Туту показывался мне и в темной
дали, и в дыму, клубящемся над огнем биваков, и в уединенном облаке,
отделяющемся от темного неба. Когда утомленные вежды мои смыкались, - я
внезапно пробуждался и видел лежащую подле меня Туту, плавающую в крови и
лижущую мои руки...
   Ах, мой друг! вы мне, верно, не поверите - да и собственный мой
рассудок тому противится, - но я не могу не думать, что тень, меня
преследующая, есть тень моей бедной Туту. Иногда, особливо в глухую пол
ночь, я вижу ясно образ моей Туту; я ощущаю ее ласки; мне кажется... нет1
мне не кажется, а я точно чувствую, что она лижет мою кровожадную руку...
   Так кончил рассказ полковник Фан-дерК... Я не отвечал ему ни слова.
Тогда день клонился к вечеру, и мне самому показалось, что, кроме нас
обоих, в карете находится еще третье существо, которого глаза мои
различить не могли.
   Настала полночь, и мне послышалось, что кто-то царапает по стеклу
окна... Я прижался в угол, закрыл глаза; однако заснуть не мог. Во всю
ночь тяжкие вздохи полковника и визг бедной Туту раздавались в ушах моих.
   На другой день, рано поутру, мы прибыли в Петербург; я расстался с
Фанdep-К... и с тех пор не видал его.
   Говорят, что он вскоре потом поехал в Новую Голландию, где съеден был
дикими... Мир тени его! Лучше быть съедену дикими, нежели мучиться
угрызениями совести.
 
 
   - Рассказанную вами теперь повесть, - сказал я Двойнику, -охуждать я не
буду как из свойственной мне учтивости, так и потому, что она
действительно по казалась мне довольно занимательною.
   При всем том не могу не заметить, что все рассказы ваши немного
отзываются какою-то оригинальностию, которая не всякому понравится.
Намедни говорили вы о графе, который помешался в уме оттого, что влюбился
в куклу. А теперь и того лучше... Полковник - военный человек, привыкший к
ужасам войны, - сходит с ума оттого, что когда-то застрелил обезьяну!..
Воля ваша, почтенный Двойник, а такие происшествия что-то не в природе!
   - Не в природе? - вскричал Двойник, - я вижу, любезный Антоний, что вы
не очень внимательно наблюдали природу человека. Нет деяния столь
безумного, до которого не мог бы доведен быть человек, не умеющий обуздать
своего воображения... Это говорю я относитель но похождений графа N. Что
же касается до полковника Фа.н-дер-К..., то безумие его (если так назвать
это можно)
   происходило от иных причин. Фан-дерК... мучила совесть - этот верный и
строгий Аргус, которого сто глаз бдительно надсматривают за всеми
поступками нашими, пока мы сами не усыпили его. Страдания полковника
проистекли от неблагодарности его к Туту; а неблагодарность, любезный
Антоний, есть преступление, столь гнусное, что чувствительный человек,
имевший несчастие поступить так бесчеловечно с благодетельницей своей -
хотя бы она была и обезьяна, - никогда не может быть покоен, если не
найдет средств загладить вину свою! В свете на каждом шагу мы встречаем

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг