никогда о нем не думала, а другая, вероятно, через месяц
совершенно его забыла!
V
- Добраться бы мне только до этого проклятого выхода на
лестницу, а там уже меня никакими сокровищами опять сюда
не заманят, - говорил сам себе Росников, лавируя и
ускользая от масок, осаждавших его, как нарочно, со всех
сторон, с непонятным ожесточением.
- Здравствуй! - пищала одна из черных проказниц, - как
ты похудел! Как сплющился под башмаком милой твоей
супруги!
- А эти цветы? - картавила другая, указывая пальцем на
увядающие камелии, оставленные ему таинственной
незнакомкой, - верно твоя жена бросила их на пол, а ты
подобрал и носишь их у сердца?
- Откуда, в самом деле, взялись у тебя эти гадкие
красные цветы? - зазвенел вдруг сердитый голос, и в то же
время маленькое, резвое домино юркнуло к самому плечу
Ивана Ивановича, мигом вырвало букет, растеребило его в
лепестки и развеяло по сторонам.
Грабительская операция эта была произведена с таким
изумительным проворством, что Иван Иванович, которому до
смерти было жаль цветов, еще не успел прийти в себя от
досады, как уже маленькое домино, подпрыгнув на носки
крошечных своих ножек, начало ему шептать в самое ухо: "В
два часа я буду; непременно буду. Жди меня". Затем домино
снова юркнуло в толпу и потерялось из вида.
- Какая вертлявая стрекоза! - произнес Иван Иванович. -
Робок я, неловок и ненаходчив: не умею в мутной воде
поймать рыбу! Что, если бы подвернулась еще какая-нибудь
маска? Я бы уж теперь обошелся похитрее и порешительнее...
Да нет, нет: запоздалое намерение; вот уже и выход на
лестницу!
На лестнице происходила еще большая давка, нежели в
зале. Черные домино и капуцины обставили, сверху донизу,
все ступени, словно полк статуй из базальта. Надобно было
дожидаться очереди, чтоб двинуться на вершок вперед. Между
тем, оживленные свежим воздухом маски расточали, от нечего
делать, последние любезности и остроты. Отовсюду слышались
восторженные мольбы, прощальные вздохи и громкий смех
неожиданно разоблаченной мистификации.
- Я буду преследовать тебя, маска, до тех пор, пока не
узнаю твоего имени, - говорил статный мужчина с черными
усами высокой, замаскированной даме, которую почтительно
вел под руку. Даже неграциозные складки домино не могли
отнять прелести у роскошного, вполне развитого ее стана.
- Ты не пойдешь за мною пи шагу далее, - отвечал ему
повелительный, мелодический голос, - иначе я стану жалеть,
что отдала тебе одному почти целый вечер.
- Но, прекрасная маска, скажи мне, по крайней мере, могу
ли иметь надежду еще раз тебя увидеть?
("Вот должна быть красавица!"-думал Росников и
протеснился несколько вперед, чтобы рассмотреть лучше
замаскированную.)
- Увидеть? - повторила невнимательно маска, медленно
поднимая к глазам своим лорнет и наводя его на Ивана
Ивановича, - увидеть?.. Мне кажется, мы никогда уже более
не увидимся.
Проговорив эти роковые слова, она, к совершенному
изумлению Росникова, без церемоний притянула его к себе за
широкий рукав капуцина, потом освободила свою руку от руки
мужчины с усами и задела ее за руку Ивана Ивановича.
- О, вы безжалостны! - сказал статный мужчина. - В эту
минуту я столько же ненавижу вашего кавалера, сколько ему
завидую!
- A он, быть может, столько же ненавидит меня не то, что
я увожу его из маскарада, сколько завидует вам в том, что
вы можете опять туда вернуться и повторять другим ту же
самую лесть, которую я от вас слышала.
- О, вы немилосердно насмешливы! Я хотел бы, со крайней
мере, знать имя счастливого соперника, для которого так
жестоко вы меня оставляете!
- Его имя - Красная ленточка, - отвечала маска и тут же
выдернула из рукава удивленного Ивана Ивановича кусок
пунцовой лепты, которого он прежде во-все не замечал.
Решительным движением руки дала она прежнему кавалеру
знак, чтоб он удалился. Скрепя сердце, должен был тот на
этот раз повиноваться, раскланялся и пошел вверх по
лестнице, а Иван Иванович начал бережно спадать
замаскированную вниз, в швейцарскую, где толпа служителей
давно ожидала господ своих.
- О. какая тоска, какая невыносимая скука! - произнесла
замаскированная дама, склоняя к груда утомленную свою
голову. Эти слова гармонировали с печальным настроением
Ивана Ивановича, и он а ответ на них не мог не прижать
тихонько своим локтем милой ручки, так доверчиво отданной
в его распоряжение.
Быстро повернула к нему замаскированная дама голову и
взглянула на него с таким холодным, презрительным
изумлением, что Росников смешался совсем, вспомня тут же
слова краснорожего капуцина: "касайтесь как можно легче до
руки тех дам, с которыми будете ходить в маскараде".
Маленькая эта катастрофа происходила уже на последних
ступенях лестницы. Тотчас высокий лакей, растолкав менее
рослых своих товарищей, выдвинулся вперед и осторожно
подал замаскированной даме бархатный, на собольем меху,
плащ и зеленую шаль. В то самое время как Иван Иванович,
по долгу учтивого кавалера, помогал очаровательной
незнакомке закутывать голову, почувствовал он, что лакей
набросал также и на его плечи огромную шубу; он хотел
сказать, что эти покрытые синим сукном медведя принадлежат
вовсе не ему, но расторопный слуга так живо сунул ему в
руки чужую шляпу и так проворно кинулся вон из сеней, что
Росников успел произнести только: гм!
- Карета Долевского готова! - крикнул жандарм у
подъезда. Лакей отворил с улицы дверь и высунул оттуда
свою голову в лунообразной шляпе; замаскированная дама
двинулась на крыльцо; смущенный Иван Иванович, не зная
куда ему девать чужую шляпу и шубу, последовал за нею.
С помощью лакея медленно взошла замаскированная дама по
откинутой подножке в экипаж и села в противоположный угол;
ревностный служитель тотчас схватил Ивана Ивановича под
руку, приготовляясь тоже усадить его в карету; но Росников
попятился назад, все еще поглощенный размышлением, как бы
ловчее возвратить навязанную ему шубу и шляпу.
- Садитесь же! - раздался из экипажа недовольный
голосок, - вы сегодня просто непостижимы!
"Пожалуй! - весело подумал про себя Иван Иванович,
произнося в то же время выразительное: гм! - Извольте, я
сяду! - думал он: - только уже после чур па меня не
пенять! Едва ли сыщется на свете чудак, который бы после
таких настоятельных приглашений отказался от неожиданного
счастия вам сопутствовать". Тут Росников в самом деле
ввалился в карету: лакей мегом захлопнул дверцы, крикнул
кучеру:
- "Пошел домой!", - и карета покатилась.
VI
"Вот приключение! - думал Росников, смеясь исподтишка в
бороду своей маски и боязливо поглядывая на незнакомку,
которая, не обращая на него никакого внимания, смотрела в
противоположное стекло кареты. Со мною происходит теперь
самая маскарадная, самая романическая авантюра! Я не
только очутился в чужой шляпе я шубе, по еще в чужой
карете! А хороша должна быть эта Долевская! И к тому же,
надобно полагать, страшная чудиха, затейница и озорница! Я
ведь не так прост, чтоб все это приписывать одному случаю;
случай-то всегда был против меня; разве только теперь...
Нет, нет! Тут есть своего рода расчетец, намеренье какое-
нибудь, какая-нибудь светская проделка, женская уловка,
дамская хитрость..."
- Как мне жарко! - произнесла чуть слышно незнакомка и,
откинув шаль, начала развязывать ленточки своей маски,
"Интересно, интересно, дьявольски интересно!" -
бормотал про себя Иван Иванович, между тем как его сердце
прыгало, словно заяц, от безмерного любопытства и
нетерпения увидеть скорее лицо Долевской...
Маска свалилась - у Росникова потемнело в главах, кровь
замерла в жилах; он почти лишился чувств...
Между тем экипаж остановился у подъезда; лакей отворил
дверцы и откинул подножку.
- Выходите же! - раздался опять недовольный голосок, вы
сегодня просто ни на что не похожи!
Уничтоженный Иван Иванович беспрекословно позволил лакею
вытащить себя из кареты, машинально подал руку даме и
побрел с нею по широким ступеням лестницы.
Удар в колокольчик вызвал всех служителей со свечами и
без свечей; окруженные ими, Долевская и Росников вступили
в переднюю; там первая оставила на руках лакея свой плащ,
а Иван Иванович чужую шляпу и шубу.
Затем Долевская вошла в огромную залу; Иван Иванович
бессознательно последовал за нею.
Долевская сбросила с себя домино... О, какою прелестною
явилась она в своем голубом шелковом платье! как роскошно
выказался ее высокий стан! как обнаружились ее круглые,
атласистые плечи! какими розами алели ее снежные щеки,
согретые и раздраженные долгим прикосновением маски!
Растерявшись еще более при виде таких несравненных
прелестей, Иван Иванович собирался уже бежать, как
Долевская, не обращая по-прежнему ни малейшего па него
внимания, точно как будто вовсе не было его в зале,
позвала служанку.
- Проводи меня, Верочка, в спальную, - сказала она, - я
так устала, что едва держусь на ногах.
Когда Долевская и горничная вышли чрез боковые двери из
залы, Иван Иванович бросил дикий взгляд на лакея,
ожидавшего в передней, с разинутым ртом, приказаний. "Этот
человек, - думал он. - принимает меня за своего барина,
стало быть, Долевского нет дома. Чтоб избежать огласки,
надобно мне отыскать другой выход и потихоньку юркнуть
восвояси". С этою целью Иван Иванович пошел вдоль залы к
противоположным дверям; служитель, в котором, по
одутловатому лицу и пестрой жилетке, украшенной массивною
цепочкою, не трудно было узнать камердинера, торопливо
обогнал его со спетою и начал отворять пород ним одну за
другою двери в смежные комнаты. Следуя за ним, Росников
копал сначала в богато убранную гостиную, после в столовую
и, наконец, в круглый кабинет, обставленный широкими
диванами в турецком вкусе.
Камердинер зажег стоявшую на столе бронзовую лампу,
выдвинул боковой ящик из врезанного в стену шкафа и достал
оттуда персидский халат, кашмировые туфли, пуховый шейный
платок и шелковый, с радужными полосками по планшевому
фону, колпак, подобный тем, какие носят неаполитанские
рыбаки. Тщательно разложив все это на оттомане, спросил он
Ивана Ивановича: "Угодно ли раздеваться?"
Росников не хотел до такой степени искушать судьбу; он
сделал на этот вопрос отрицательный знак головою, показав
притом повелительным жестом на дверь. Догадливый
камердинер, отвесив низкий поклон и пожелав покойной ночи
представителю Долевского, отправился опять тою же дорогою,
которою пришел. Иван Иванович долго слушал, как стихали
мало-помалу в отдалении тяжелые и мерное шаги его.
VII
Только теперь, когда все умолкло и засыпающий дом
погрузился в совершенную тишину, только теперь отважился
Росников дать исход неистовой буре потрясенных чувств
своих.
"Аннунциата! - возопил он, размахнув трагически руками.
-Аннунциата! Ты - Долевская! Великий боже, как не
утратил я рассудка, убедясь в этой страшной истине! Как не
одолела меня слепая ярость мщения при виде этих вечно
памятных комнат, где назад тому четыре года был я
желанным, милым гостем и где являюсь теперь робким и
нечаянным пришлецом.
Объясни же мне, непостижимая, каким образом очутился я
подле тебя? Привела ли меня сюда странная воля жребия или
твоя жестокая прихоть? Сочла ли ты меня в самом деле за
твоего мужа или только, под видом ошибки, умышленно ввела
в обитель роскоши бедного страдальца, желая показать ему
весь блеск, всю неприкосновенность супружеского счастия,
которым ты наслаждаешься? Ах, если все это заранее
предначертано тобою - подумала ли ты, Анкунциата, как
безжалостно разбиваешь преданное тебе сердце, и без того
уже сокрушенное горем?"
Увлеченный драматизмом своего положения и реторикою,
Иван Иванович наговорил бы, конечно, гораздо более, если б
легкий шорох в соседней комнате не заставил его вмиг
прикусить язык и навострить уши. Через минуту дверь из
библиотеки тихо отворилась; из нее вошла, или точнее
сказать, вползла в кабинет, как кашка, босая девчонка лет
четырнадцати, с огромною головою, широким носом, с хитрыми
косыми глазами.
- Барыня давно почивают, - прошептала она, таинственно
подкравшись к Росникову, и, бросив на самого барина
лукавый, воровской взгляд, обличающий какое-то, обоюдное
условие, выползла из кабинета.
Появление этой странной вестницы произвело в чувствах и
мыслях Росникова невыразимую сумятицу, которую ближе всего
можно сравнить, пользуясь старым уподоблением, с дикими и
смешанными диссонансами настраиваемого оркестра. Но громче
н явственна всех звуков, раздавалась в душа его тема:
"барыня почивает!" "Что за непостижимый церемониал в этом
доме! - думал он. - Извещают мужа, что жена его спит!
Зачем этот лукавый взгляд и насмешливая таинственность
косой девчонки?.. Мне кажется, что Долевская и эта босая
Ирида очень хорошо знают, что я не Доловский. Нет, нет!
Это мне так показалось. Чтоб не вышло из моего настоящего
положения какого-нибудь скандала, я должен уйти отсюда без
всякого шума и не подав о себе не малейшего подозрения
прислуге... Я пойду к Аннунциате, расскажу ей, кто я, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг