знаменем Иисуса, который призывал любить ближнего своего и даже подставлять
ему другую щеку... Богословы даже придумали целую философскую систему -
теодицею, которая должна как-то совместить несовместимое - доброго
всемогущего Бога с царствующим в мире злом.
У вас может создаться впечатление, что я защищаю евреев и нападаю на
христиан. Во-первых, евреи не нуждаются в защите и оправдании. В конце
концов, не иудеи преследовали христиан двадцать веков подряд, а наоборот.
Мало кто знает, что в первые два века существования христианства, когда их
жестоко преследовали, они часто находили защиту и пристанище в еврейских
общинах, которых тогда уже было много в разных странах. А во-вторых, Павлово
христианство всегда несло в себе его злобу, нетерпимость. А евреев Павел,
который, как я уже говорил, сам был евреем, возненавидел, когда они не
приняли его честолюбивые фантазии и не признали Йешу сыном божьим, как учил
сам Павел. Люди не любят, когда им не верят. Даже не просто не любят, а
ненавидят и не прощают неверящим. Точно так же поступил и Мохаммад, который
вначале был вполне терпим к христианам и евреям, скорее даже благоволил им.
В то время Мохаммад даже молился в сторону Иерусалима и соблюдал пост в
еврейский праздник Йом-Кипур. И с тем большим остервенением возненавидел
христиан и евреев, когда они не приняли его учения. Особенно евреев.
Наверное, как близких родственников. Ведь те и другие семиты. Основатель
протестантизма Мартин Лютер, начиная свою борьбу с католицизмом, звал к себе
и евреев, требуя дать им все права - неслыханное тогда по смелости
требование. А когда они остались при своей вере, обрушился на них с
невероятной яростью и свирепостью, которые века спустя с удовольствием
использовали нацисты Германии, прямо ссылаясь на него.
Злоба и нетерпимость медленно убивали Бога. Вы уж поверьте мне... -
Ирине Сергеевне на мгновенье показалось, что в глазах Ивана Ивановича
показались слезы. - За двадцать веков христианства жили ли где-нибудь люди
по заветам Христа, придуманным на самом деле Павлом? Отдавали ли ближнему
последнюю рубашку или подставляли обидчику вторую щеку? Увы. Жили в основном
и, к сожалению, продолжают жить люди по законам рептилий. Покоряли, убивали,
отнимали, крали, преследовали. И слова Евангелия "несть эллина и несть
иудея" всегда были пустыми, потому что соседи воевали с соседями, и все
преследовали всех, кто хоть чем-то отличался от них. И у французских
католиков и гугенотов Бог был один, что никак не мешало им истово вырезать
друг друга. И никак не мешало русской православной церкви свирепо
преследовать староверцев, таких же христиан, как они, находить их скиты в
далеких заволжских лесах и заживо сжигать братьев по вере, от стариков до
младенцев.
Иван Иванович глубоко вздохнул и продолжал:
- В каком-то смысле Бог реально существует, пока в него верят миллионы
людей. И когда, например, в девятнадцатом веке многим людям показалось, что
вера умерла, немецкий философ Ницше тут же объявил, что Бог мертв. Немножко
он, конечно, поторопился, но посмотрим правде в глаза - если Бог и жив, то,
скажем так, он еле дышит. И уж во всяком случае, он далеко не в лучшей
форме. Поверьте мне, я знаю.
Последние две тысячи лет христиане все больше и больше забывали о нем.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа... Не было у Бога сына, и сам он был
святым духом, сыном народа, который его придумал и создал.
Он был богом маленького народа, богом маленькой страны, богом теплых
каменистых холмов, тенистых виноградников и стад тучных овец, богом
беспокойного народа Израиля. Он знал всех, и все знали его, и неистовые
проповедники и пророки, часто босые и в рубищах, гневно грозили иудеям
сухими кулаками, проклиная их за отход от бога, за жадность, за то, что
закрывали глаза на Его, Бога, заповеди. А иногда попрекали и его самого за
то, что он забывал свои обещания и свой долг перед народом, который создал
его.
Но шли годы, столетия, тысячелетия, он стал номинальным Богом сотен
миллионов христиан, Богом большого мира, и оказывался все дальше от бурления
военных сражений, дворцовых интриг и кипения ярмарок, в которых и при
желании не смог бы разобраться.
Когда-то он был богом простых и ясных вещей: солнца, дождя, радуги,
потопа, наводнения, военной схватки. А теперь он должен разбираться в
чудовищно огромном и непонятном космосе с его таинственными черными дырами,
загадочной темной материей и взрывами гигантских новых звезд и галактик. И
люди и он чувствуют себя в этом космосе даже не песчинками, а
исчезающе-малой пылью мирозданья. Ему, старому Богу древнего народа, просто
не остается места в этом страшном мире...
И мне кажется, я знаю, почему Бог, придуманный и созданный людьми,
находится в столь печальном положении. Люди перестают верить, а стало быть,
слабеет и Бог. А перестают верить потому, что в наш торговый век большинство
не видят особого смысла следовать заветам Всевышнего. Я не хочу сказать, что
раньше они жили исключительно по заветам Бога. Но был хоть какой-то страх,
страх перед гневом Божьим. А теперь страх этот у огромного большинства
исчез, и люди начинают жить не как люди, создавшие Бога, а как обыкновенные
макаки в штанах и юбках. Ад как-то потускнел, слинял, стал чем-то
малосерьезным, скорее смешным, чем страшным, чем-то вроде компьютерной игры
или темой для анекдотов. Стоит ли бояться его, чтобы в чем-то себя
ограничивать?
Вы скажете, а польза? Да, у отдельных праведников вера - это страстная
потребность души. Ее порывы к добру и справедливости в недобром
несправедливом мире. Да, праведники не перевелись, но их - абсолютное
меньшинство. Для большинства вера - это в лучшем случае формальное
исполнение каких-то обрядов.
Что же делать? Признать, что Фридрих Ницше был прав? Может быть, но
людям трудно оставаться без Бога. Да, Бог был создан людьми, но он с тех пор
стал реальностью и теперь имеет перед ними определенные обязанности, даже
если люди и забывают его...
Ирина Сергеевна с глубочайшим вниманием смотрела на человека, сидевшего
перед нею, - столько какой-то неземной печали было написано на его лице.
- Я сказал "в наш торговый век" не случайно. Если бы вместо
сомнительного рая, который давно стал шуткой, Бог мог предложить людям нечто
конкретное, причем тут же, а не в некоем туманном будущем, которое то ли
будет, то ли нет, вообще неизвестно, вот тогда... Нечто, что им жизненно
важно, что может облегчить или даже спасти их жизнь. А то ведь люди видят,
что Бог не только не вознаграждает добрых и праведных, а наоборот:
процветают те, кто и не думает о божьих заповедях. Многие, если не все, ваши
так называемые олигархи или другие преступники меньше всего думают о боге,
разве что покупают золотой крест побольше, чтоб другим завидно было...
- И что же Господь может нам предложить? - спросила Ирина Сергеевна, и
с удивлением почувствовала, что спросила без малейшей иронии.
- Вот это уже звучит вполне современно. Купи помаду такую-то, и твои
губы обворожат всех мужчин. Или вот эту краску для волос. Редкую по
насыщенности цвета и стойкости. И цена вполне доступная. Я этого достойна.
- Вы предлагаете внести в веру немножко рыночных отношений? - спросила
Ирина Сергеевна.
Иван Иванович пристально посмотрел на нее и вздохнул:
- Боюсь, что вы подошли к самой сути моего предложения.
- Но прежде чем спрашивать, о чем именно идет речь, могу я
поинтересоваться, почему вы ведете весь этот невероятный разговор именно со
мной? Кто я? Святая? Столп церкви? Известный маркетолог? Специалист по
рекламе? На чем вообще основан ваш выбор меня хотя бы в качестве
собеседницы, меня - обычного человека, к тому же далекого от веры?
- Нет, Ирина Сергеевна, я хочу, чтобы вы были не собеседницей, а новым
пророком, который оживит агонизирующую веру.
- Да Господь с вами, Иван Иванович! Это что, шутка такая? И что мне
делать: смеяться, раскланиваться или заводить разговор о гонораре? Как это
ни невероятно, но вы действительно способны видеть то, что видеть
невозможно, как это было сегодня утром при нашем телефонном разговоре. Вы
одним взглядом изгнали из меня застарелую боль. Этого не может быть, но я
согласна, что это действительно случилось. Но чтобы я, заурядный завлаб
Ирина Кипнис, сорока семи лет от роду, стала новым пророком? Даже после всех
чудес мой мозг начисто отказывается рассматривать такую возможность.
- Друг мой, вы слышали такое слово "предопределение"?
- Да, но...
- Я не могу сейчас объяснить вам, почему и как выбор пал на вас. Еще
рано. Но он пал. А примите вы свой удел или со смехом отвергнете - это уже
ваше дело. Господь всегда признавал свободу воли отдельного человека. Как я
вам уже говорил, Бог не всемогущ.
- Но даже если я...
- Ирина Сергеевна, неужели вы думаете, что мы ждем от вас проповедей в
лаборатории или даже в кабинете у директора? Братья и сестры, одумайтесь,
пока не поздно, конец света приближается, а теперь положите в шляпу, кто
сколько сможет. Желательно купюрами покрупней. Можно и в у. е.
Впервые за завтрак Ирина Сергеевна весело рассмеялась. Сегодня вечером
она объявит Яше, что уходит из лаборатории и становится проповедницей.
Иван Иванович тоже улыбнулся:
- А знаете, друг мой, у меня есть предложение. Погода отличная и, может
быть, мы немножко погуляем? Как вы?
- С удовольствием.
Они вышли на улицу, и Ирина Сергеевна заметила, что Гавриков и Антон
следуют за ними на расстоянии нескольких метров.
Глава 3. Прогулка
День был теплым, дул легкий ласковый ветерок, нога по-прежнему
совершенно не болела, и Ирина Сергеевна вдруг почувствовала себя маленькой
девочкой, каждую секунду готовой к новой радости и каждую секунду готовой
рассмеяться. Да и шла она так, как давно уже не ходила - какой-то юной
упругой походкой, и движение доставляло ей почти забытую мышечную радость.
И неясно было, то ли она шла рядом с полноватым странным человеком по
знакомой улице Петровке, битком забитой людьми, рекламой и машинами, то ли
витала в неведомых, но безусловно приятных эмпиреях. Сама того не осознавая,
по Петровке шла уже не та Ирина Сергеевна, что сегодня утром думала о
приближающейся старости и безжалостной стреле времени. Эта новая Ирина
Сергеевна видела мир как бы промытым, более ярким и интересным. И полон этот
новый мир был уже не надоевшей изрядно рутиной, а детскими ожиданиями новых
чудес.
Она позвонила по мобильному в лабораторию, чтобы сегодня ее не ждали, и
с внутренней улыбкой отметила, что Маша, ее помощница и подруга, особенно не
огорчилась. Потом позвонила Яше, чтобы он не беспокоился, если позвонит ей в
институт и не застанет ее.
- Друг мой, - вдруг спросил ее Иван Иванович и внимательно посмотрел на
нее, - как вы думаете, кто я? Жулик, гипнотизер, шарлатан, просто ловкий
какой-то проходимец, сумасшедший или действительно не то пророк, не то
святой? Нога-то, кстати, как?
- Боли и в помине нет. Я даже чувствую себя помолодевшей лет на десять,
а то и больше. Это-то я знаю точно, а вот кто вы, если честно, - ума не
приложу. Знаю лишь, что человек вы, по-видимому, добрый и умеющий делать
чудеса. Если вы, конечно, человек.
- Немаловажное условие, что и говорить, - улыбнулся Иван Иванович. -
Насчет чудес - это уже достижение. Вырвать такие слова у доктора
биологических наук и убежденного - по крайней мере до сегодняшнего дня -
материалиста непросто. - Иван Иванович вдруг засмеялся.
- Вы чему?
- Чудесам. Поверьте, для меня это самое простое в наших отношениях.
- Значит, вы считаете, у нас уже есть какие-то отношения? - с улыбкой
спросила Ирина Сергеевна.
- Не знаю. - Иван Иванович нарочито выразительно пожал плечами. - Если
человек излечивает ближнего, причем, заметьте, бесплатно, да к тому же
рассказывает ему о своем знакомстве с Йешу или, как вы его называете,
Иисусом Христом, это, наверное, уже какие-то отношения. Не совсем, конечно,
привычные, но отношения. Согласны?
- Вы знаете, я доктор наук уже шесть лет. Семь лет руковожу
лабораторией. Яша - это мой муж...
- Я знаю, кто такой Яков Михайлович. У вас прекрасный муж, и насколько
я знаю, он беззаветно любит вас.
Ирина Сергеевна почувствовала такой прилив нежности к Яше, даже лицу на
мгновенье стало жарко.
- Да, он изумительный человек. Но откуда вы знаете, как он ко мне
относится?
- Я, дорогая Ирина Сергеевна, знаю много. Порой мне кажется, что
слишком много...
- Но я о другом. Я вполне самодостаточная женщина. Бедноватая, чтобы не
сказать нищеватая, как и большинство моих коллег, но вполне, как я говорю,
самодостаточная. Я знаю, что многие считают меня излишне упрямой и резкой. Я
даже дважды отказывалась поехать на полгода в США по гранту, потому что
знала, что не смогу играть там роль тихой русской попрошайки. Yes, sir,
thank you, madam...
- Браво, друг мой, отлично сказано.
- Я всегда быстро принимала решения, может, чересчур быстро, как
утверждает Яша. Во всяком случае, над его предложением двадцать пять лет
назад я думала ровно пять секунд.
- И то много...
- Но с вами, Иван Иванович... Я не знаю, что думать и что сказать вам.
С одной стороны, я твердо знаю - и весь мой уже немалый жизненный и научный
опыт подтверждает это - чудес не бывает. С другой, ваш утренний звонок...
Знаете, что больше всего потрясло меня?
- Нет...
- То, что вы каким-то совершенно непонятным образом знали на
расстоянии, что по дороге к телефону я потеряла тапку.
- Я рад, что скромная тапка помогла мне пробить брешь в вашем вполне
понятном скепсисе.
- Потом, конечно, моя нога... Хотя случаются, конечно, самые
невероятные совпадения...
- Давайте оставим вашу ногу в покое. Согласен, что и раньше у вас
бывали моменты, когда боль утихала. Так что чудом считать ваше излечение
пока не будем. Не возражаете?
- Согласна, но уж очень приятно, когда нога как новая.
- Поставим более серьезный эксперимент. Все-таки я разговариваю с
доктором наук. Позвольте спросить, сколько у вас в сумочке денег?
- Ну, кажется рублей двести или что-то около этого.
- Вы ошибаетесь. Не люблю копаться в дамских сумочках, но почему-то мне
кажется, что вы ошибаетесь, и довольно существенно. Откройте сумочку, не
бойтесь.
Ирина Алексеевна щелкнула запором своей старой сумочки, которую давно
пора было сменить, и посмотрела в нее. Аккуратным штабельком на тюбике
помады, сотовом телефоне и ключах от квартиры лежала пачка тысячерублевых
купюр.
- А под ними, учтите, еще три тысячи долларов по сто долларов и столько
же евро.
Ирина Сергеевна вдруг рассмеялась.
- Вы чему?
- Я вдруг вспомнила сцену из булгаковского "Мастера и Маргариты", когда
там со сцены в зал летели бутафорские деньги.
- Мне бы, конечно, следовало бы обидеться, но я вас понимаю.
Современный человек готов ко всему, но только не к чуду. Тут и материалисты
виноваты, но главное в том, что чудо потому и чудо, что оно редко. Так
сказать, штучный товар. Посмотрите налево. Что вы видите?
- Обменный пункт. Их, говорят, в Москве больше, чем во всем мире вместе
взятом.
- Вот и отлично. Войдем, и вы разменяете столько долларов, сколько вам
нужно.
- Но я же...
- Не возражайте, самодостаточная женщина. Или вы их сполна отработаете,
либо, если вы, в конце концов, откажетесь от моего предложения, будем это
считать моим маленьким подарком.
- Ну, я просто не знаю, что и сказать...
- А вы и не говорите, достаньте долларов двести - и вперед.
- Я боюсь, такая пачка... Говорят, иногда в обменниках специально
выслеживают людей с деньгами, а потом...
- Друг мой, вы что-то забыли.
- Что?
- Обернитесь назад. Кого вы видите в пяти шагах?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг