- Вы понимаете, чудесное исцеление, да еще бесплатное, привлекает
многих. Число жаждущих помощи растет буквально в геометрической прогрессии.
И с ними растет число разочарованных, которые, естественно, поливают нас
грязью...
- Понимаю. - Захар Андреевич откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Несколько секунд он молчал, потом глубоко вздохнул. - Да, сложная дилемма у
меня, ничего не скажешь... Вы правы, совместить высокую нравственность и
бизнес, во всяком случае, мне, за всех отвечать я не в праве, непросто. Я,
знаете, последние несколько лет вместе со своим компаньоном
специализировался на так называемом рейдерстве. То есть мы любыми путями
скупали акции намеченных компаний, причем преодолевая их сопротивление, а
когда получали контрольный пакет, реструктуризировали их и продавали с
прибылью. Так что слово рейдеры в нашем деле можно было бы заменить на менее
элегантное слово налетчики. В лучшем случае, пираты. Просто рейдеры звучит
поблагозвучнее. - Захар Андреевич ухмыльнулся. - Почему-то я вдруг вспомнил,
как в начале девяностых - у меня тогда было десятка полтора бензоколонок - я
решил сделать отцу подарок и купить ему хороший блейзер. Ну-с, поехали мы с
ним в гостиницу Славянская, там тогда были хорошие бутики на первом этаже,
не знаю, остались ли они там теперь. Выходим из машины, и сразу же четверо
автоматчиков окружают нас со всех четырех сторон. Отец закричал: сынок, за
что тебя... Ну, я ему объяснил, что это моя охрана, что из пяти моих
компаньонов, с которыми мы начинали бензоколоночный бизнес, трое уже убиты и
мне страсть как не хочется стать четвертым. Отец ни в какую, молит
буквально: сынок, да черт с ним, с этим пиджаком, брось это все, разве можно
жить в постоянном ужасе?
Вообще, между прочим, девяностые годы были довольно странным временем,
как я сейчас понимаю. Вот, например, все клянут Ельцина, что расцвела при
нем коррупция и воровство. Это так, спора нет. Но с моей точки зрения он
спас страну от гражданской войны. Точнее, именно коррупция и воровство
спасли ее.
- Каким же образом? - спросил Миша.
- Очень просто. Перемены в жизни страны были огромные, рухнуло разом
все, от идеологии до империи, от экономики до истории. Да, да, истории,
потому что история всегда заново переписывается каждым новым строем.
Миллионы людей потеряли все, от сбережений до привычного образа жизни.
Гражданская война не просто витала в воздухе, она была неизбежна, тем более
что разница между разбогатевшими нуворишами и основной массой населения была
даже не разницей, а глубочайшей пропастью. Запасы злобы и недовольства в
стране были критические. Почему же гражданской войны удалось избежать? Да
потому, что наиболее активная и деятельная часть населения, та, которая
строит баррикады и призывает граждан к оружию, кинулась вместо баррикад
строить жульнические финансовые пирамиды и вообще делать деньги,
преимущественно не слишком честным образом. Так что воровство и
сопутствующий расцвет коррупции были как бы банками и пиявками, отсосавшими
дурную энергию нации.
Конечно, сейчас наш бизнес немножко цивилизовался, и так, в открытую,
стреляют и взрывают уже пореже. Но насчет "не укради" и особенно "не
домогайся дома ближнего своего" - все как было. Понимаете, это же основа
бизнеса. Ведь, в сущности, это та же охота...
- Захар Андреевич, с другой стороны, вы же не камикадзе от бизнеса,
который готов умереть, лишь бы прихватить где-нибудь еще кусок, - сказала
Маша и покраснела от своей смелости.
- Это, конечно, верно. Я вам больше скажу, дело не в этом еще одном
куске. Настоящий бизнесмен - это хищник. А сколько хищнику ни объясняй
преимущества растительной пищи, он просто не поймет. У него желудок другой.
Он растительную пищу просто не переваривает.
- Значит... - начала было Ирина Сергеевна.
- Значит, я должен выбирать. Либо скорый инфаркт, а то и инсульт, либо
полностью переделать себя... Скажу вам искренне: я далеко не олигарх, но у
меня вполне достаточно денег, чтобы спокойно и в достатке прожить остаток
своей жизни. И еще скажу: так хочется почувствовать себя здоровым, гулять по
лесу, собирать грибы, которые здесь, в Подмосковье, давно уже стали опасными
для здоровья, съесть с друзьями хороший шашлык, выпить бокал вина,
поухаживать за привлекательной женщиной - моя жена, царствие ей небесное,
умерла четыре года назад. Вы и представить себе не можете, как мне хочется
крикнуть вам: да чего же мы ждем? Чего вы меня не исцеляете? Даже не
крикнуть, а завопить.
- И что же вас сдерживает?
- Знаете, в чем-то я, наверное, похож на старовера. До революции их
было всего несколько процентов населения Российской империи, а среди
наиболее преуспевающих купцов девятнадцатого века число старообрядцев
достигало пятидесяти с лишним процентов. Они не подписывали миллионные
контракты, одного слова или рукопожатия было достаточно - настолько они были
честны. Я хочу быть честным с собой и с вами. Я хочу быть уверенным, что я
смогу измениться. Я должен подумать.
- Хорошо, Захар Андреевич, если вы все-таки решитесь принять на себя на
самом деле легкое и, поверьте, даже сладостное - бремя божьих заповедей, ваш
сын передаст Мише, - сказала Ирина Сергеевна.
- В этом нет ни малейшей необходимости.
- Почему?
- Потому что мне достаточно нескольких минут. Простите, если я
помолчу...
Бизнесмен закрыл глаза. Нос его странно заострился. На лбу показались
капельки пота. Работа его мысли, его души, казалось, наэлектризовала воздух
вокруг. Все молчали. Наконец Захар Андреевич открыл глаза и слабо улыбнулся.
- Пожалуй, - сказал он, - я последую совету отца, который он дал мне,
когда я хотел купить ему блейзер. Брось это все, сказал он мне тогда, и хоть
он умер уже восемь лет назад, я начинаю с того, что чту его память и совет.
Я знаю, что мне страшно не будет хватать возбуждения от привычной деловой
охоты, отсутствия выброса адреналина но, надеюсь, обуздаю как-нибудь свои
инстинкты.
- Хорошо, Захар Андреевич. Тонометр у вас далеко?
- К сожалению, всегда под рукой. Сейчас я смерю давление. - Он наложил
на руку манжету, сделал несколько качков и нажал на кнопку сброса
давления. - К сожалению, все то же самое - двести десять на сто тридцать. Я
ведь, признаться, изрядно поволновался в эти последние минуты.
- Одно предупреждение, - сказала Ирина Сергеевна, - я хоть и не
терапевт, но представляю себе, что резкий перепад давления тоже довольно
опасен. Поэтому посидите спокойно и молча несколько минут. Постарайтесь
дышать спокойно и глубоко.
- Хорошо. А когда мы начнем процедуры?
- Какие процедуры? Мы уже все сделали. С вашего разрешения, я сейчас
сама измерю вам давление. - Ирина Сергеевна взяла тонометр и измерила
давление. - Возможно, у вас будет какое-то время болеть голова.
- Почему?
- Потому что ваш организм за время болезни как-то адаптировался к
высокому кровяному давлению, и вдруг оно сразу упало.
- А сколько сейчас? - спросил Захар Андреевич, и голос его был странно
напряжен.
- Сто тридцать на восемьдесят пять, - улыбнулась Ирина Сергеевна.
- Это правда?
- Откройте глаза и посмотрите сами. Только, повторяю, не пускайтесь
сразу в пляс. Танцевать можете начинать с завтрашнего дня. Грибы - тоже.
Ухаживания - еще через день, - засмеялась Ирина Сергеевна.
- Господи, - с чувством прошептал Захар Андреевич. - Это все и впрямь
произошло или, может, это сон?
- Впрямь, впрямь.
- Тогда один из самых серьезных вопросов - когда я смогу выпить со
всеми вами глоток вина?
- Во-первых, почему только глоток? А во-вторых, как только вы
пригласите нас к столу.
- И я смогу сидеть с вами за столом, поднимать тосты и радоваться
жизни?
- Безусловно.
- Ар-тем! - громко крикнул он, и голос его вибрировал от переполнявшего
его ликования. Он улыбнулся сыну, вбежавшему с побледневшим от испуга
лицом. - Сынок, скажи Марфе Спиридоновне, чтобы накрывала на стол так
быстро, как только сможет. Шашлык ведь должен быть уже готов. А сам пойди и
выбери самое лучшее бургундское из того, что у нас есть. Самая крайняя
бутылка слева.
- Пап, а ты уверен, что тебе...
- Уверен, уверен. Мне уже можно. Мне, сынок, все можно, за исключением
сущего пустяка.
- Какого?
- Быть прежним волкодавом... Я почему-то вспомнил сейчас парнишку, с
которым учился в институте. Миша Раскатов его звали. Недавно умер, бедняга.
Никогда не встречал такого восторженного человека. Идет мимо самая
обыкновенная деваха, он млеет: какая фемина! Купим на двоих бутылку самого
дешевого портвейна, он в экстазе: какое вино! Вот и я, кажется, становлюсь
таким же.
Через полчаса они уже сидели за столом. В центре стола стояло огромное
блюдо с еще дымившимися шашлыками на длинных шампурах. Когда Артем разлил
вино, хозяин дома поднял свой бокал:
- Я не знаю, кто наделил вас такой волшебной силой исцелять больных и
буквально возвращать их к жизни, но я благодарно и смиренно молюсь за него.
И за вас, мои дорогие целительницы. Вы даже не представляете, что вы сделали
для меня. Впервые за долгое время голова моя легка и светла, и мне хочется
петь. Жаль, что у меня нет ни голоса, ни слуха.
Бургундское было великолепно, шашлык таял во рту, и Ирина Сергеевна с
трудом удерживала слезы - так взволновала ее простая человеческая
благодарность. Ради таких мгновений стоило терпеть всяких там Стрельцовых,
всяких мерзавцев, пытавшихся нагадить ей.
Она поймала на себе взгляд хозяина, и ей почудилось, что было в нем
что-то еще, кроме благодарности за возвращение к жизни. Она могла гнать от
себя эту мысль сколько угодно, но неподконтрольная ей женская интуиция
шептала: ты же нравишься ему как женщина. Господи, она уже забыла время,
когда могла кому-то нравиться. Ощущение было одновременно и
щекочуще-приятным, и чуть стыдным. Наверное, оттого, что никогда раньше она
не изменяла Яше, даже в мыслях.
После обеда хозяин предложил им осмотреть участок, поросший сосной.
- Участки здесь огромные, некоторые даже в гектар размером, а то и чуть
больше, - объяснил Захар Андреевич, - поселок был после войны, что
называется, генеральским - многие генералы получили здесь участки. Ну, а
потом генералы старились, умирали, не все наследники хотели и могли
позволить себе содержать такие дома, началась большая распродажа. Я купил
этот участок в девяносто пятом. Говорю участок, а не дом, потому что дом был
в таком скверном состоянии, что я его просто разобрал и выстроил вот этот.
Господи, сколько часов я просидел с архитектором, сколько мучился со
строителями, может, поэтому-то я так люблю этот дом... А сейчас вернемся
лучше домой, по-моему, собирается дождик, и посидим перед камином. Это тоже
моя маленькая гордость.
Камин и впрямь был великолепен, с широкой мраморной полкой, на которой
тикали большие часы с множеством ангелов, с коваными чугунными решетками, за
которыми потрескивали поленья.
- Ирина Сергеевна, Маша, я так понимаю, что вы бы хотели услышать мое
мнение о том, что вам делать дальше. Я ничего не хочу и не могу решать за
вас, с меня достаточно того, что я решил круто изменить свою жизнь. И даже
натуру. Я просто хочу поделиться с вами какими-то мыслями.
То, что вы делаете - это обоюдоострое оружие. Вообще, почти все, что
делают люди, имеет свои плюсы и минусы. Исцелять людей - это, бесспорно,
святое дело. Но не слишком много людей живут по божьим заповедям и не
слишком многие хотят это делать. Когда ваше исцеление на них не действует,
они оскорблены. Только единицы способны здраво оценивать себя. Остальные
всегда найдут виновных в неудаче исцеления в лице тех, кто лечил.
- Я это прекрасно понимаю, мы уже с этим не раз сталкивались, -
нетерпеливо перебила хозяина Ирина Сергеевна.
- Я и не сомневался в этом. Что же делать? - спросите вы. Есть
несколько вариантов. На жаргоне это называлось бы работать под крышей.
- Под какой крышей?
- В смысле под чьей-то защитой. Под защитой тех, кто не дал бы
обиженным нападать на вас.
- Например?
- Употребляя слово "крыша", я вовсе не имею в виду обязательно
какой-нибудь криминал. Например, вы могли бы заручиться поддержкой церкви...
- Боюсь, это невозможно, - покачала головой Ирина Сергеевна.
- Почему?
- Они уже имели со мной разговор. Человек из Патриархии, с которым я
разговаривала, утверждал, что он встречается со мной сугубо неофициально, но
я уверена, что его начальство знало о нашей встрече и послало его, скажем
так, на разведку. Выведать, можно ли и стоит ли иметь со мной дело.
- И к чему вы пришли?
- Он-то, этот протоиерей, предлагал сотрудничество, но я не могла
согласиться. Я сказала - и довольно резко, может, даже чересчур резко, - что
слишком многое нас разделяет. И в первую очередь нежелание церкви всерьез
бороться за соблюдение заповедей, другими словами - нравственности.
- Не берусь судить, кто из вас прав, хотя склонен полагать, что вы
наступили на их больную мозоль. Ладно. Можно было бы еще найти какое-нибудь
могущественное учреждение, вплоть до администрации президента, но, боюсь,
это еще сложнее, чем работать с церковью.
- Почему?
- Вы еще спрашиваете? Мы же об этом все время и говорим, дорогая Ирина
Сергеевна. Мне приходилось встречаться с людьми из администрации.
Большинство из них вполне достойные люди, люди думающие, и работают они по
двенадцать часов в сутки. Но если вы спросите меня, есть ли среди них такие,
кто никогда не нарушает божьи заповеди, я отвечу: нет. Потому что политик
уже в силу своей профессии и положения не может иногда сказать правду. И
даже должен утаить ее. Иногда он даже должен солгать. Потому что только наши
наивные либералы полагают, что управлять нашей огромной многонациональной и
многоконфессиональной страной можно в белых перчатках и с розой во рту. С
нашей историей и вековым грузом не самых лучших традиций в белых перчатках
можно лишь добить несчастную Россию. Нет, они вам не защитники и не
помощники. И не потому, повторяю, что не захотели бы помочь вам, а потому,
что они реалисты.
- Тогда кто?
- Боюсь, друзья мои, что мир наш слишком несовершенен для прямого
соприкосновения с богом. Ведь, как я понимаю, ваше целительство идет от
него. С другой стороны, вы, мне кажется, вряд ли согласитесь отказаться от
своего дара и своей миссии. Так что выход один: нести свой крест. Просто
нужно очень осторожно выбирать своих пациентов и всегда быть готовым к любым
неприятностям. Со своей стороны, я могу обещать вам, что мои помощники, те,
кто останется со мной после отхода от дел, всегда помогут вам по мере своих
сил и возможностей...
- Если честно, Захар Андреевич, ничего особенно нового мы от вас не
услышали, - вздохнула Ирина Сергеевна.
- Что делать, благодетельница, мир таков, какой он есть. Нового в нем
не много. И каким-нибудь петушиным словом его не переделаешь. Многие ведь
уже пробовали. Особенно у нас в России. И потом, простите, я законченный
эгоист. Только что вы вернули меня к жизни, и убиваться от того, что мир
полон негодяев, я просто не в состоянии. Лучше я еще раз поклонюсь вам и еще
раз скажу спасибо.
Когда черный "Ленд Круизер" вез их обратно в Москву, у водителя
мелодично звякнул телефон, и через несколько секунд он, не глядя, протянул
мобильник назад:
- Вас, Ирина Сергеевна.
Ирина Сергеевна взяла телефон:
- Да, Захар Андреевич?
- Я хотел сказать вам, что только что опять измерил давление. Сто
тридцать на восемьдесят. Я просто витаю в облаках, дорогая Ирина Сергеевна.
В то, что вы сделали со мной, я верю и не верю. Обещайте мне, пожалуйста,
что я смогу снова увидеть вас.
- Где, в облаках?
- На земле, дорогая Ирина Сергеевна.
- Хорошо, позвоните мне как-нибудь, когда будет настроение.
- Будет? Оно всегда будет. Еще раз спасибо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг