Зиновий Юрьев
Брат мой, ящер
Пролог
Я брат драконам и товарищ совам.
Ветхий Завет, книга Иова, 30:29
Защищенная с трех сторон невысокими холмами мелкая морская лагунка,
казалось, тяжело вздыхала своей темной водой и медленно ворочалась вместе с
собравшимися в ней десятками самых разнообразных рептилий, которых примерно
через шестьдесят миллионов лет благообразный английский анатом сэр Ричард
Оуэн назовет динозаврами. Обложившись словарями, он в один прекрасный день
выберет из греческого слова deinos - "ужасный", и sauros - "ящерица".
Вместе - динозавры или ужасные ящеры. Но тогда ни об анатомах-палеонтологах,
ни тем более о сэре Ричарде и слове "динозавры" никто и слыхом не слыхивал.
И даже куска суши, что станет со временем называться Великобританией, тоже
еще не было.
Огромный апатозаурус, иначе именовавшийся палеонтологами будущего
бронтозавром, медленно поднял длинную шею, увенчанную тяжелой огромной
головой, и посмотрел вверх. Как и всегда в последнее время, солнце едва
просвечивало сквозь густую дымку, застлавшую, казалось, все небо. Дул
холодный порывистый ветер, было зябко, и апатозаурус невольно поежился своим
необъятным девяностотонным телом. Дрожь прошла по нему медленными волнами.
Так трудно было привыкнуть к холодам. На мгновенье он вспомнил, как любил
когда-то забираться в жаркие дни в воду. В воде он не чувствовал своего
огромного веса и готов был, выставив длинную шею, простаивать в мелкой
лагуне долгими блаженными часами. Но все это уплыло куда-то в даль, в
прошлое, куда - он чувствовал - возврата не было.
Он посмотрел вниз на темную поверхность воды и десятки своих собратьев,
молча смотревших него. Что он мог сказать им? Да, он был самый большой из
них и самый сильный. И посему слыл самым мудрым. Да разве мог не быть мудрым
тот, кто одним взмахом хвоста мог отправить на тот свет дюжину каких-нибудь
там стегозавров? Кто внушал рептилиям поменьше и послабее страх и
благоговение? Разве сила не мудрость? Вот почему все собравшиеся рептилии
терпеливо жали слов Хозяина, как почтительно называли они гиганта.
Хозяин медленно покачал головой и с высоты своих двадцати пяти метров
пристально посмотрел вниз на собравшихся. На мгновенье он задумался, как
обратиться к динозаврам, покорно молчавшим в томительном ожидании - лишь
камешки в их пищеводах и желудках, необходимые для перетирания растительной
пищи, тихо постукивали. Друзья? Какие, к черту, они были ему друзьями, вся
эта мелюзга? И что такое вообще друзья? Коллеги - да этого слова в меловом
периоде, в котором тогда жили динозавры, и слыхом никто не слыхивал. Проще
было издать привычный рев, что Хозяин тут же и сделал. Динозавры в лагуне
испуганно вздрогнули.
- Мы, рептилии, народ неглупый, - трубно начал Хозяин. - Хуже-лучше,
прожили на этой земле более двухсот миллионов лет, да что прожили - правили
ею, а это, доложу я вам, кое-что да значит. Дураки не правят, дураками
правят. Кто будет жить после нас - знать нам не дано, но держу пари - хотя,
если разобраться, с кем его держать, такое пари? - что вряд ли кто-нибудь
еще продержится на этой земле столько же. - "Пари", - усмехнулся он про
себя. Какие пари? Если и найдет кто-нибудь когда-нибудь его кости, и не
догадается, поди, чьи они. - Но всему, как известно, - продолжал он, -
приходит конец, и недалеко то время, когда все мы окажемся в совсем других
лагунах... Не по одному, не по двое, как бывало всегда, испокон века, а все
мы. Весь наш род. - Хозяин вздохнул и добавил: - Мы, рептилии, всякой
ерундой вроде вопросов "отчего" да "почему" голов себе никогда не забивали,
потому и царствовали безраздельно на земле и в воде столько лет. Но
посмотрим правде в глаза: с солнцем что-то случилось, о настоящих жарких
днях мы уж и забывать стали. Яйца - наше будущее - высидеть как положено
становиться все труднее. И рождаются детеныши все чаще хилые, одно слово -
не бойцы и не жильцы. И самки тут ни при чем. Нас медленно душит холод. И не
так уж далек тот день, когда последняя рептилия, издав рев, который
останется без ответа, рухнет, чтобы уйти в лагуну, из которой никогда не
возвращаются...
Хозяин вдруг яростно хлопнул своим гигантским хвостом, высоко поднял
среди фонтана брызг многотонную голову и зарычал:
- Но вот что я вам скажу, рептилии. Тем, кто придет после нас, так
просто от нас не отмахнуться. Природа не разбрасывается своими сокровищами,
а наша мудрость относится к величайшим ее богатствам. Кто еще умеет так
ловко продемонстрировать власть и силу, отнять пищу у слабого, разорвать
врага, кто всегда поймает себе самку и застолбит территорию? Да никто! Так
что не падайте духом, рептилии! Наши мозги еще долго будут править миром.
Это предсказываю вам я, мои бедные родственники, я - Хозяин этой лагуны!
Поэтому не печальтесь, зверье. И не думайте, что все мы исчезнем в
одночасье. Мы еще поживем и поохотимся!
Часть первая
Рептильный комплекс, или R-комплекс, является древнейшей частью
человеческого мозга и играет важнейшую роль в агрессивном поведении,
стремлении господствовать на своей территории, в ритуальном поведении и
установлении социальной иерархии.
Пол МакЛин, заведующий лабораторией эволюции мозга в
Национальном институте психического здоровья, США.
Глава 1. Телефонный звонок
Если бы не телефонный звонок, который Ирина Сергеевна через несколько
минут мысленно начала называть Звонком с большой буквы, она бы вообще и не
запомнила то утро. Да и что, собственно, было запоминать? Отражение своего
лица в запотевшем после душа зеркале в ванной, которое, казалось, давно уже
не менялось, но которое - она это знала слишком хорошо - неуклонно старело?
Вот и в тот день, отметив, что в корнях волос начинает проглядывать седина и
пора в парикмахерскую на окраску, она попыталась помассировать мешки под
глазами, но, как и следовало ожидать, они от этого никуда не исчезли. И не
исчезнут, скорее даже наоборот, с какой-то злорадной жестокостью сказала она
себе. И мешки будут потихоньку набухать и отвисать, и щеки, что с ними не
делай, тоже будут покрываться сеточкой морщин и отвисать. Хорошо еще, если
не станет походить на бульдога. Конечно, усмехнулась она, кое-кто делает
себе подтяжку за подтяжкой, превращая физиономии в страшненькие фарфоровые
маски. Но не она. Никогда.
Она еще раз посмотрела на свое отображение в зеркале и вдруг явственно,
почти физически ощутила неумолимый ход времени. Стрела времени, как называют
ее физики. И никто не знает, почему она летит только из прошлого в будущее и
беспощадно пронзает все на свете, погребая за собой то, что остается позади.
Зачем.
Стрела времени... Вот так она будет смотреть каждое утро на зеркало с
облупившейся по краям амальгамой, и из сорокасемилетней женщины в зеркале с
дьявольским упорством будет потихоньку вылезать притаившаяся до поры до
времени старушка. Пока не вылезет окончательно и не уведет с собой туда,
куда уходят в конце концов все старушки и старички. Впрочем, иногда и
молодые.
Если разобраться, вся жизнь, собственно, и состояла в череде запотелых
зеркал в ванной и неумолимом наступлении старости. И годы будут мелькать,
как лицо в зеркале: сорок семь, пятьдесят семь, шестьдесят семь, семьдесят
семь... Яша где-то вычитал пронзительные по печали слова старинной летописи:
словно листвие падают дни человечьи. Упадет последний - и все. Ни зеркала,
ни отражения, ничего... Что-то уж больно она сегодня меланхолически
настроена, подумала Ирина Сергеевна и встряхнула головой.
В правой ноге тоненько стрельнула привычная боль, и она оперлась на
левую. Когда Роман опять придет со своими иголками? Завтра, кажется.
И лаборатория ее была не лучше, если уж быть до конца честным с собой.
Да, доктор биологических наук, да, один из ведущих специалистов по
митохондриям, но Нобелевской ей не видать. Так себе, обычная ученая кляча.
Бреди себе и бреди потихоньку. Без взлетов и падений. И даже без понуканий.
Что делать, не нобелевский она материал. Нобель не для кляч. И прыть не та,
и ржет немодно. Признаваться в своей заурядности нелегко, но она всегда
презирала самовлюбленных дураков. Ну, если и не круглых дураков, то уж
посредственностей точно.
Втирая в лицо крем, Ирина Алексеевна вдруг улыбнулась себе слегка
вымученной улыбкой: а что, в самобичевании тоже есть свой кайф, как говорит
ее дочь. До исламского шахсей-вахсея с его самоистязяниями ей, конечно, было
далеко, но погрызть себя, если честно, она любила. Яша не раз ей говорил:
переходи в ислам, детка, по крайней мере, будешь знать, для чего себя
грызешь. Хоть местечко себе в исламском раю обеспечишь. Правда, без меня.
Евреев туда не пускают.
Как раз в этот момент она услышала телефонный звонок. Она раздраженно
накинула халат - кому там с утра невтерпеж - попыталась надеть тапки, но в
одну так и не попала, и выскочила в коридор, где стоял телефон.
- Слушаю, - сказала она довольно раздраженно, потому что в коридоре
после ванной было холодно, и голая пятка оставила мокрые круглые следы в
коридоре, которые почему-то раздражали ее.
- Ирина Сергеевна? - послышался в трубке приятный мужской баритон.
Кто это с утра пораньше собрался, сердито подумала хозяйка дома и
довольно грубо ответила:
- Она самая. С кем имею честь?
Баритон в трубке слегка усмехнулся. То есть видеть, как усмехнулся ее
незнакомый собеседник Ирина Сергеевна, разумеется, не могла, но почему-то не
сомневалась, что он именно усмехнулся. Сердиться, конечно, было глупо, но уж
слишком раздражал ее сквознячок в коридоре. Она постаралась поплотнее
запахнуть халатик и резче, чем следовало бы, повторила:
- С кем имею честь?
- Видите ли, дорогая Ирина Сергеевна, я не имею удовольствия быть с
вами знаком лично, но я, с вашего разрешения, знаю о вас довольно много.
Например, я знаю, что в коридоре, откуда вы со мной сейчас разговариваете,
сквознячок, или то, что вы забыли в ванной тапку. Правую, чтобы быть точным.
К тому же у вас опять разболелась правая нога. Я не ошибаюсь?
Как и всегда, когда она встречалась с чем-то необъяснимым, Ирина
Сергеевна решила не торопиться.
- Может быть, вы сообщите мне еще что-нибудь столь же существенное? -
саркастически спросила она, но все-таки успела подумать: откуда он это
знает? Мысль была какой-то неудобной, нескладной и плохо укладывалась в
голове.
- Извольте, если вам будет угодно. Например, только что вы думали о
возрасте, о бренности проходящей жизни, о том, наконец, что вы не
нобелевский материал... Так?
- Т-так... - растерянно пробормотала Ирина Сергеевна. - Но... я не
понимаю, как...
- Ничего удивительного. Уверяю вас, что не только вы, никто на вашем
месте ничего не понял бы. Разве что какой-нибудь дебил стал бы оглядываться
по сторонам, не пролез ли я тайком в квартиру, да заодно и в вашу головку,
которую, кстати, вы зря ругали. Вы прекрасно выглядите, и я вам бы не только
сорок семь, тридцать семь, пожалуй, не дал бы. И думать вам о старости, как
вы это только что делали, рановато. Уверяю вас. Честное слово, это не пустой
комплимент.
- Спасибо, - машинально пробормотала Ирина Сергеевна, чувствуя, что
теряет привычные ориентиры: где право, где лево, где здравый смысл, где
вообще что. Это было неприятно, как будто комната начала медленно вращаться
вокруг своей оси, словно колесо смеха в парке. - И все-таки кто вы и как вам
удается...
- Видите ли, друг мой, не все простые вопросы имеют простые ответы.
Скорее, даже наоборот. Чем проще вопрос, тем труднее на него ответить.
Например, кто я? Для чего мы живем? Именно поэтому я бы хотел пригласить вас
на завтрак. Нет, не думайте, что я отвечу вам на все эти простенькие
вопросы, этого еще никто с сотворения мира сделать не мог. Да и не сможет,
сдается мне. Но кое-что интересное я готов вам рассказать. Да, да, именно
сегодня утром. Точнее, сейчас. Надеюсь, у вас нет таких неотложных дел,
которые помешали бы, может быть, самому важному разговору в вашей жизни. Так
как?
- Самому важному? Вы, случаем, не разыгрываете меня каким-то странным
способом?
- Ни в малейшей степени. И когда мы встретимся и поговорим, вы,
надеюсь, со мной согласитесь. Да что надеюсь - уверен. Так вы согласны?
- Ну, раз вы так уверены, да, конечно, - сказала Ирина Сергеевна,
потому что не видела смысла в отказе и знала, что, положи она сейчас трубку,
будет потом бесконечно терзать себя, зачем она это сделала. Она вдруг
почему-то вспомнила, как несколько лет назад зачем-то впустила в квартиру
трех цыганок. Не успела она опомниться, как под стремительное и напористое
бормотанье "будет тебе в жизни много перемен и счастья" она отдала им весь
остаток зарплаты. И ведь понимала краешком мозга, что ее элементарно
обворовывают, но ничего сделать с собой не могла. С тех пор она поклялась
себе никогда не оказываться подопытным кроликом, тем более для того, чтобы
быть ощипанным. Впрочем, ассоциация была глупой, звонила ей явно не
цыганка...
- Ну и отлично. Если вы не возражаете, ровно через полчаса за вами
заедут мои помощники. Вам позвонят в дверь, и мужской голос скажет:
здравствуйте, это Гавриков. Смело открывайте - а то в Москве всякое бывает -
и идите с ним. Договорились?
- А почему я должна верить, что этот ваш Гавриков тут же не выпотрошит
всю квартиру?
- Ну, Ирина Сергеевна, я от вас этого не ожидал. Для чего же я тогда
рассказывал вам о забытой в ванной тапке и сквозняке в коридоре? Для того,
чтобы украсть старенький телевизор, остатки вашей более чем скромной
зарплаты, для аплодисментов или чтобы доказать вам, что вы имеете дело с
чем-то необычным? Согласны, что это несколько выпадает из ряда обычных
квартирных краж? Тем более - не обижайтесь - могу лишь повторить, что у вас
и красть-то особенно нечего.
- Гм...
- Вот и отлично. А я пока закажу завтрак. Если не ошибаюсь, вы бы не
отказались от хорошего бутерброда с черной икрой. Причем обязательно
иранской...
- А почему иранской? - почему-то спросила Ирина Сергеевна и отметила,
что уже несколько минут существует в каком-то ином и совершенно непривычном
измерении, где она ведет себя как заправская дура. Она и российскую икру
ела, наверное, последний раз лет пять назад, а тут еще какая-то иранская.
- Видите ли, иранцы еще не научились смешивать с икрой всякую дрянь, да
к тому же у них браконьеров поменьше, чем в России. Но не будем
зацикливаться на икре. Вы, насколько я знаю, любите итальянскую кухню. Здесь
в кафе готовят отличную моцареллу. Вы, разумеется, знаете, что это особый
сыр с помидорами, ну, и конечно же, карпаччо с дыней. Кстати, разрешите мне
немножко повыпендриваться. У них тут бывает мацарелла простая и буфалло...
- Буфалло? А это еще что такое?
- Ну, наконец-то я говорю не с доктором наук, а просто с любопытным
человеком. У буфалло - это буйволы - молоко, из которого делают сыр
моцарелла, пожирнее и вкуснее.
Ирина Сергеевна вдруг рассмеялась:
- Сдаюсь. После иранской икры и моцареллы из молока буфалло я готова на
все. Последняя линия моей обороны прорвана.
- Спасибо, Ирина Сергеевна. Да вам и не нужно сопротивляться. Я
благодарен вам за то, что вы сохраняете здравый смысл и даже иронию в таких
необычных для вас обстоятельствах. Но не торопитесь со словами "готова на
все", потому что говорить мы будем о вещах несколько более важных, чем икра
или ветчина карпаччо. Неизмеримо более важных, от которых может зависеть
ваша жизнь, жизнь множества других людей и даже, надеюсь, в какой-то мере и
история. Итак, я посылаю за вами машину. Помните фамилию человека, который
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг