Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Спасибо, - еще раз сказал полковник.
     Лейтенант угрюмо молчал.
     - Скажите, - спросил его Ратмэн, - а вы не пытались определить,  ничего
не пропало из досье?
     - Нет, не пытались. Я не видел в этом ни малейшей  необходимости,  -  с
вызовом сказал лейтенант и демонстративно принялся рассматривать ногти.
     - Ну, раз не видели, тогда другое дело. Я думаю,  мы  сейчас  зайдем  к
старшей сестре.
     - Как вам угодно.
     Дверь, на которой висела табличка "Старшая сестра. Мисс  Фэджин",  была
полуоткрыта, и из нее выползали прозрачные голубоватые щупальца дыма.
     - Добрый  день,  мисс  Фэджин.  Полковник  Ратмэн  из  полиции,  а  это
лейтенант Фриберг. Вы уже знакомы?
     Сестра Фэджин глубоко затянулась,  выпустила  необыкновенно  плотный  и
круглый дымовой шар, посмотрела на посетителей и спросила:
     - Что еще? Похоронили же, что еще? В конце концов...
     - Простите, мисс Фэджин, пока преступник  не  пойман,  для  полиции  не
существует вопроса "что еще".. Увы,  ведь  никогда  не  знаешь,  что  именно
поможет тебе напасть на след.
     - След!  -  фыркнула  мисс  Фэджин,  и  клубы  дыма  вздрогнули  от  ее
сарказма. - Я знаю, о покойных плохо говорить не принято, но мисс Ковальски,
надо отдать ей должное, оставила достаточно следов. Ее попытки  втереться  в
доверие к шефу были просто скандальны...
     - Да, да, мисс Фэджин. Мы уже знаем об этом... Скажите, вы случайно  не
помните такого больного - Николаса Карсона? Около пятидесяти  лет.  Он  умер
здесь от рака легкого примерно полгода тому назад.
     Мисс Фэджин фыркнула.
     - Случайно не помню! - Она снова фыркнула. - Вы лучше спросите, есть ли
вещи, которые я не помню? Я живу этой чертовой клиникой, я отдала  ей  почти
всю жизнь. Помню ли я! Николас Карсон, пятидесяти двух лет, был доставлен  в
феврале в бессознательном состоянии. Он так и не вышел из комы и умер  через
пять дней после поступления.
     - Это точно? - спросил Ратмэн.
     - Сейчас вы увидите, ошибаюсь ли я. - Она  нажала  желтым  от  никотина
указательным пальцем на клавиши информатора, и на дисплее  появились  слова:
"Информации нет". - Что за чертовщина, - пробормотала мисс Фэджин,  -  вечно
эти  информаторы  что-нибудь  путают.  -  Но  в  голосе   ее   чувствовалась
растерянность. Она снова с силой ударила по  клавишам,  и  снова  на  экране
выскочили те же слова: "Информации  нет".  -  Гм...  удивительно.  В  высшей
степени удивительно. И тем не менее я не ошибаюсь.  Одну  минуточку.  -  Она
подняла телефонную трубку: - Карин? Это старшая  сестра.  Пришлите  ко  мне,
пожалуйста, Дебби. Прямо сейчас. -  Она  положила  трубку.  -  Дебби  -  это
сестра, которая ухаживала за  Карсоном.  Сейчас  мы  узнаем,  у  кого  лучше
память, у этих паршивых информаторов или у старой идиотки Фэджин.
     - Разрешите, - послышался  тонкий  голосок  из-за  двери,  и  в  дымный
кабинет вошло неземное видение. У видения были светлые волосы, голубые глаза
с мохнатыми ресницами и яркие, без следов помады, губы.  -  Вы  меня  звали,
мисс Фэджин? - тихо пролепетало видение и опустило глаза.
     - Да,  деточка.  Скажи,  ты  помнишь  мистера  Карсона?  Рак   легкого.
Коматозное состояние. Февраль. Палата шестьдесят четыре.
     Видение  молчало,  не  поднимая  глаз.  Мисс  Фэджин  яростно  щелкнула
зажигалкой и снова закурила.
     - Дебби, ты в своем уме?  Это  же  твоя  палата.  Сам  мистер  Трампелл
занимался им. Какой-то ученый... Чего же ты молчишь?
     - Я... я не помню...
     - Ты не помнишь? Ты понимаешь, что ты говоришь?! Как это ты  можешь  не
помнить? У тебя что, память отшибло?
     Дебби упорно молчала.
     - Не знаю, не знаю уж, что с тобой случилось, - неодобрительно  сказала
старшая сестра, - но сестра, которая ничего не помнит, - это не сестра. Я не
уверена вообще, сможешь ли ты впредь... Ну хоть что-нибудь ты помнишь? Ты же
пришла тогда ко мне и  сказала:  "Мисс  Фэджин,  это  очень  страшно,  такое
глубокое коматозное состояние". Помнишь?
     - Я... я... - пробормотала Дебби, и на глазах у нее появились слезы.  -
Мне... пригрозили...
     - Что, милая Дебби? Кто вам угрожал? - спросил полковник.
     - Не знаю... Какой-то человек по телефону.  Он  сказал,  что  я  должна
забыть, что в больнице был такой больной, Николас  Карсон.  Иначе...  -  Она
заплакала.
     - Что "иначе"?
     - Со мной может случиться то же, что с мисс Ковальски.
     - Чепуха! - решительно сказала мисс Фэджин. - Не  бойся,  деточка.  То,
что ты сказала, не узнает никто. Иди, милая, и выкинь  все  из  головы.  Это
какой-то психопат пугал тебя. -  Дебби  вышла  из  комнаты,  и  мисс  Фэджин
сказала: - Теперь вы видите, что я  не  ошибаюсь.  Но  вообще-то  это  очень
странно...
     - Скажите,  -  спросил  полковник,  -  где  у  вас  стоит   центральный
больничный информатор? Тот, через который  можно  уничтожить  информацию  во
всей системе.
     - В кабинете профессора.
     - Вот видите, дорогой мистер Фриберг, у ревнивца, который ждал коварную
обманщицу в кабинете профессора, было еще одно занятие: он вывел  из  памяти
информатора сведения о некоем Николасе Карсоне.
     - Но досье... - пробормотал лейтенант. Самоуверенность  его  подтаивала
на глазах.
     - Где, вы говорите, была застрелена мисс Ковальски? Если  не  ошибаюсь,
перед шкафом с архивом. Так?
     - Да, - задумчиво кивнул лейтенант.
     - Мисс Фэджин, не могли бы вы пройти с нами в  комнату,  где  находится
досье?
     Они поднялись по лестнице, прошли по тихому коридору,  залитому  мягким
светом, и вошли в комнату. Из-за  стола  встала  полная  женщина  с  сонными
глазами.
     - Мисс  Хименес,  достаньте,  пожалуйста,  из  досье  историю   болезни
Николаса Карсона, - сказала старшая сестра.
     - Да, мисс Фэджин, сейчас. - Она вытащила из стола ключи, открыла шкаф,
выдвинула ящик, начала перебирать папочки. - Простите,  мисс  Фэджин,  здесь
нет такой истории болезни.
     - Это точно?
     - Да. Может быть, ее засунули по ошибке в другое место?
     - Нет, - сказал Ратмэн, - ее не засунули по ошибке в другое  место.  Ее
просто-напросто выкрали. Я в этом не сомневался. Я хотел лишь  проверить.  И
сделал это, очевидно,  тот  самый  скуластый  человек  с  черными  волосами,
который застрелил мисс Ковальски. Эта история болезни нужна была и секретарю
профессора и лжетехнику. А вы говорите,  лейтенант,  хрестоматийный  случай.
Ревность!
     Он взглянул на молодого полицейского, лицо  которого  медленно  заливал
пунцовый румянец. Жеребеночек еще не потерял способности  краснеть.  Ничего,
вряд ли он пробил брешь в восторженном отношении идиота к самому себе. Через
четверть часа ему уже будет казаться, что с самого  начала  он  понимал  всю
сложность дела...
     Полковник коротко кивнул и вышел. Жара на улице спала, и  он  был  рад,
что не взял сегодня машину. Он шел по улице, стараясь ни о  чем  не  думать.
Это был его старый, испытанный метод. Если ни о  чем  не  думаешь,  если  не
стараешься подгонять мысли, они сами выходят на нужную дорогу. Не сразу,  не
прямым путем, но выходят. Важно было лишь зарядить голову  неким  импульсом.
Но и это не нужно было делать. Потому что он и так был заряжен. Он знал  это
по мурашкам, которые то и дело  пробегали  у  него  по  позвоночнику.  О,  в
возрасте  есть  свои   преимущества.   Накапливается   множество   маленьких
хитростей,  начинаешь  распознавать  сигналы,  которые  посылает  тебе   уже
охваченный охотничьим азартом мозг.
     А было что-то такое во всей этой истории, что странно возбуждало его. И
дело не только в чудовищной дыре в животе школьного  друга,  из  которой  он
преспокойно вытащил электрический шнур с  вилкой.  Полковник  вздрогнул  при
воспоминании. Что-то было такое в убийстве мисс Ковальски,  что-то...  Может
быть, знакомое? Чепуха, что значит "знакомое"? Нет, не убийство, разумеется,
но как это  было  сделано.  Техник  по  обслуживанию  информационных  машин.
Пластиковая карточка "Информейшн сервис". Изъятие  из  машины  информации  о
Николасе Карсоне, Выстрел, который никто не слышал. Глушитель.
     Мысли неторопливо вращались в его голове. И при каждом новом  повороте,
подобно стеклышкам калейдоскопа, они складывались в некие узоры. Узоры несли
какой-то смысл, они тщились намекнуть на что-то полковнику, но  он  пока  не
понимал их тайный код. Только не старался во что бы то ни  стало  сейчас  же
разгадать его. Код был хрупкий, как сон человека,  измученного  бессонницей.
Чем усерднее стараешься заснуть, тем пугливее убегает он от тебя.
     Забавный  лейтенантик.  Немного  же  понадобилось  времени,  чтобы   от
хрестоматийного, как он выразился,  варианта  осталось  мокрое  место.  Хоть
хватило у него ума не цепляться за свою наивную глупость... Молодец,  в  его
блаженном возрасте люди бывают еще самоувереннее. Но он охотно  бы  променял
весь свой никому не нужный опыт, все свои пятьдесят два года, свой чин, свой
зад, расплющенный четвертью века сидения на конторском стуле,  на  тоненькую
лейтенантовскую фигурку. И не столько на  плоский  живот,  сколько  на  юный
оптимизм, на ощущение постоянного ожидания чуда, счастья, удачи - редкостных
птиц, которые давно уже  не  прилетают  к  нему.  Впрочем,  они  никогда  не
прилетают к тому, кто не верит в них, а Густав  Ратмэн  давно  уже  перестал
верить в то, что судьба еще что-то сберегла для него, кроме пенсии, болезней
и неизбежного конца.
     Вдруг он остановился. В узорах калейдоскопа, что все  время  продолжали
бесшумно меняться в его мозгу, вдруг  мелькнуло  нечто,  что  заставило  его
остановиться. Только не хвататься за узор, не разрушить несомый им смысл.  И
плавно, постепенно, смысл узора всплыл на поверхность  сознания.  В  двойном
убийстве, в изъятии  информации  было  нечто  профессиональное.  Слово  было
ключевым. Оно отворило  дверцу  в  мозгу.  Именно  профессиональное.  Но  не
уголовно-профессиональное. Если  бы  ему  нужно  было  изъять  информацию  о
Карсоне из больницы, он бы действовал именно таким образом. А это значило...
Мурашки, что бегали у него по спине, превратились  в  озноб.  Неужели  же  в
операции замешаны какие-то  службы  Разведывательного  агентства?  Не  может
быть, сказал он себе. Слишком фантастична вся история  Ника  Карсона,  чтобы
такими вещами занималась какая-нибудь правительственная организация.
     И все-таки и все-таки  ощущение  знакомого  профессионализма  -  именно
знакомого профессионализма, - он еще подивился точности слов - не  оставляло
его.
     Пойти к  генералу  Иджеру.  Завтра  же  пойти  к  генералу  и  подробно
рассказать ему обо всем. Но нет,  может  быть,  потом.  Не  сейчас.  Генерал
снимет очки, близоруко поморгает, помолчит, потом скажет: "Ну что ж, Ратмэн,
мы проверим, хотя, признаться...". Как обычно, он не закончит фразу. И  все.
И останется полковник Густав Ратмэн снова с бесконечными  бумагами,  которые
он перекладывает из  одной  папочки  в  другую.  Конечно,  это  было  чистым
безумием, может быть, уже возрастным симптомом, но не хотелось,  ему  сейчас
идти к генералу Иджеру. Не хотелось возвращаться к постылому столу... Потом.
Не сейчас.


                                                                    ГЛАВА 17

     Вендел Люшес смотрел на Антони Баушера, сидевшего перед ним  на  стуле.
Положительно, нет на свете более нелепых, нелогичных существ, чем люди.  Нет
на свете более хрупкого, непредсказуемого прибора,  чем  человеческий  мозг,
будь он живой сморщенной серой губкой или совершенным нейристорным прибором.
Ну что не хватало этому идиоту? Что он имел в предыдущей своей  банальнейшей
жизни? Ну, лабораторию.  Ну,  дочь,  которой  при  всех  обстоятельствах  он
перестал бы быть нужен через несколько лет. Как только  появился  бы  у  нее
какой-нибудь прыщавый юнец, милый папочка превратился бы сразу  из  героя  в
статиста. Жена? Усталая истеричка, которую он только раздражал.
     Что, что же так держало этого идиота Баушера,  что  приковывало  к  той
посредственной,  заурядной  жизни?  Это  было  непостижимо,  нелепо.  И  эта
нелепость приводила Люшеса в ярость.  Ну  ладно,  будь  Баушер  каким-нибудь
неандертальцем,  его  страхи  были  бы  понятны.  Все  таит  угрозу.  Каждый
незнакомый шорох, каждое незнакомое существо. Но он же гомо сапиенс! Ученый.
Человек,  чей  мозг  должен  работать  быстро,  точно.   Он   должен   уметь
беспристрастно оценивать информацию.
     Он должен был  оценить  то,  что  ему  предлагали.  Бессмертие.  Высшую
свободу и великое назначение. А он вместо этого цепляется за пошлую чепуху и
вопит: не хочу! И снова, в который уже раз представитель фонда подумал,  что
нет более глупейшего  заблуждения,  чем  считать  людей  действительно  гомо
сапиенс.  Какие  же  они  люди  разумные,  если  опутаны  старыми,   ветхими
предрассудками, а глаза их закрыты шорами древних животных инстинктов.  Даже
выгоды своей - и той они не понимают! Бараны. Стадо баранов, слепо  бредущих
по протоптанной дорожке. И гнать, гнать их насильно, если они не видят пути.
Он вздохнул. Как всегда, когда он сталкивался  с  необъяснимой  человеческой
тупостью, он чувствовал глубочайшее разочарование, почти отчаяние.
     - Мистер Баушер, что заставило вас бежать  из  Ритрита?  -  спросил  он
наконец иска.
     Тони тупо  уставился  на  собеседника.  Что  заставило  его  бежать  из
Ритрита? А действительно, почему  он  отправился  с  Ником  Карсоном  в  эту
заведомо обреченную на провал одиссею?
     - Я вас спрашиваю, дорогой Баушер, - ласково сказал  Люшес.  -  Это  не
допрос, и я должен извиниться за то, как вас доставили сюда. Но согласитесь,
другой возможности поговорить с вами у меня не было.
     Мысли Тони Баушера словно загустели, они не текли  свободно  и  быстро,
как обычно, а медленно и со скрипом проворачивались на месте, как  замерзший
за ночь мотор машины при попытке завести его. Что он  хочет  от  него,  этот
улыбающийся ангел-хранитель? Что нужно от него этому  вежливому  шпику?  Они
схватили его.  Наживка  сработала,  капкан  захлопнулся.  Стальные  зубастые
челюсти крепко держат его. Так для чего это полное  сочувствия  и  понимания
ненавистное лицо?
     - Признайтесь, мистер Баушер, вы видите в нас врагов, так? Вы  молчите,
но я угадываю ваш ответ. Скажите, вы каким-то образом узнали подробности  об
автомобильной катастрофе? О той, в которой вы потеряли ноги?
     Тони медленно кивнул. Автомобильная катастрофа. Задранный вверх нос его
машины, заснеженное поле. Красавец хирург.  Мужайтесь.  Когда  это  было?  В
каком веке? В какой жизни?
     - Значит,  вы  знаете,  что  диагноз  был...  ну,   скажем,   несколько
преувеличенный?
     "Несколько  преувеличенный,  -  повторил  про  себя  Тони.   -   Совсем
чуть-чуть. Здоровые ноги выдали за раздробленные, есть о чем  говорить".  Он
снова кивнул. Он чувствовал себя бесконечно усталым,  у  него  не  было  сил
говорить, словно аккумуляторы его полностью разрядились.
     - Я понимаю ваши чувства, дорогой  мистер  Баушер.  Обида,  возмущение,
ярость, наконец. Ярость человека, у которого украли все. И эти чувства  были
бы вполне логичны, если бы кража была кражей. Но  мы  же  вас  не  обокрали.
Разве можно считать кражей, когда у  человека  забирают  что-то,  давая  ему
взамен нечто гораздо более ценное?  Пусть  жестоко,  пусть  обманом,  но  мы
вытащили вас  из  пошлейшей  вашей  смертной  оболочки  и  дали  бессмертие.
Наверное, и бессмертие пугает, как пугает нас все непривычное.  Я  знаю,  вы
скажете, что непрошеные подарки - это не подарки. Но что делать,  если  люди
чудовищно консервативны, трусливы и бегут от всего нового? А вы  нужны  нам,
дорогой мистер Баушер. Это древний вопрос - нравственно  или  безнравственно
делать людям добро, когда люди этого добра не желают. Потому  что  не  могут
оценить его. Потому что не понимают, что им дают. А ты  твердо  знаешь,  что
даришь величайшее из благ - жизнь. Жизнь, не отягощенную  страхом  болезней,
смерти, суеты. А жизнь  практически  вечную  и  аристократически  спокойную.
Жизнь на вершине, откуда открываются новые горизонты,  о  которых  мы  и  не
подозревали раньше.
     Вендел Люшес встал, сделал несколько шагов и  остановился  прямо  перед
Тони Баушером:
     - Дорогой Баушер,  я  буду  с  вами  предельно  откровенен.  Ваш  побег
доставил нам множество хлопот и волнений. Ритрит не должен привлекать к себе
ненужного внимания раньше времени. Карсона мы еще не нашли,  но  это  вопрос
дней.  Если  вы  совершенно  искренне  раскаетесь,  если  скажете  мне,  что
совладали с взбунтовавшимися инстинктами, что хотите вернуться в Ритрит,  мы
не будем иметь к вам никаких претензий. Мы даже не будем  допытываться,  как
вы узнали о... диагнозе. В конечном счете  это  не  имеет  значения.  Но  мы
должны быть уверены в искренности вашего раскаяния. Мы должны знать, что  вы
не  занесете  в  Ритрит  вирусы  сомнений,  бессмысленного,  разрушительного
бунта...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг