была ясновидящей и происходила из рода ясновидящих и умела предсказывать
смерть родных, близких и знакомых?"
Медиум откинул рукой прядь волос со лба и внимательно посмотрел на меня.
Лицо его было задумчиво, словно он пытался что-то вспомнить.
"Я вижу, сэр, вы изрядно осведомлены о моем детстве", - слабо улыбнулся он.
"Вы не ошиблись, дорогой мистер Хьюм, - пылко вскричал я, сам удивляясь
своим неведомым артистическим способностям. - Вот уже несколько лет я ищу
все, что можно узнать о вас, о человеке, который своим необычайным даром
глубоко потряс меня и поразил мое воображение..."
"Благодарю вас, сэр, я польщен, но... - Хьюм запнулся и, склонив голову на
плечо, как-то искоса посмотрел на меня. - Но... дело в том, что, я,
по-моему, никогда не рассказывал о несчастном даре моей матушки, да и сама
она после всех ударов судьбы, кои не раз обрушивались на нее, не очень-то
афишировала способности свои проникать мысленным взглядом в будущее..."
Я неуклюже рассмеялся, чтобы выиграть хоть несколько секунд.
"Ну что же, дорогой метр, я не решался говорить об этом, потому что негоже
недостойному ученику хвастаться перед великим учителем, но я тоже...
развил в себе некоторые способности... так сказать... видения... видения
за горизонт, если позволительно так выразиться. И вполне может быть, что я
не читал ничего о даре вашей матушки, а... как бы увидел... Иногда я путаю
то, что узнал, так сказать, из обычных источников, с тем, что... увидел.
Это моя скромная способность непостоянна, мистер Хьюм. Я заметил, что мой
мысленный взгляд приобретает остроту только тогда, когда меня живо волнует
человек, о ком я думаю. Говоря с вами и испытывая при этом глубокое
волнение, я даже вижу ваше будущее как бы против своей воли..."
Лицо Хьюма, как я уже сказал, было бледным, но в этот момент он еще больше
побледнел. Он как-то криво усмехнулся и сказал:
"И что же вы видите, господин Харин?" - слово "господин" он произнес
по-русски, и мне почудилось, что прозвучало оно насмешливо.
"Астральные силы, что руководят мною, - пробормотал я медленно, стараясь
дышать глубоко, словно я был в трансе, - подсказывают, что через три года
вы испытаете большое горе, ровно через три года вы потеряете близкого
человека... Позже... позже... Да, позже, в 1867 году вы будете лечиться,
потому что случится с вами нервное расстройство... В клинике вы
познакомитесь с аристократом, который напишет впоследствии о вас книгу,
прекрасную книгу.
Позже... еще позже... в 1871 году ваши необыкновенные способности будет
изучать молодой ученый Уильям Крукс, который станет со временем сэром
Уильямом. И даже опубликует свои наблюдения в солидном журнале..."
Хьюм долго смотрел на меня, потом пожал плечами и спросил, слабо
усмехнувшись: "А смерть мою вы тоже видите?"
"Да, вижу".
"И что же вы видите?"
"Вы действительно хотите знать, когда умрете? Жить с этим нелегко..."
"Да, хочу".
"Ну что ж, я скажу вам, учитель. Вы умрете через... двадцать семь лет".
"То есть в 1886 году?"
"Да".
"Ну что ж, будем надеяться, что вы не ошибаетесь. Двадцать семь лет -
немалый срок, а я и теперь иногда чувствую себя таким усталым...
Обессиленным... Словно земля притягивает меня... - Хьюм невесело
усмехнулся. - Смешно. Человек, который умеет взлететь под потолок,
жалуется, что его притягивает земля..."
Хьюм испытующе посмотрел на меня.
"Но вы странный предсказатель, мистер Харин..."
"Почему?"
"Видите ли, обычно прорицатели предпочитают пользоваться неясными
формулировками, оставляющими, так сказать, место для толкований. Вы же...
вы словно читаете чье-то жизнеописание..."
Я вздрогнул. Если бы он знал, этот хрупкий молодой человек, как близок он
к истине.
"А вы? - поспешил я спросить, чтобы скрыть свое смущение. - Не может быть,
чтобы вы, человек, наделенный столь щедро столь необычайными
способностями, не видели будущее..."
"Как вам сказать, мистер Харин... Вы не поверите, если я скажу вам, что
совершенно не знаю, на что способен. У меня порой бывает ощущение, что
кто-то, какая-то высшая сила руководит мною, иногда даже против моей воли.
Года три назад я вдруг явственно почувствовал, так явственно, как будто
мне прочли об этом сообщение, что я на год потеряю свой дар. И что же вы
думаете, так и случилось..."
"Да, да, я читал об этом".
"Да, об этом много писали. Это было десятого февраля пятьдесят шестого
года, а ровно в полночь десятого февраля пятьдесят седьмого года
способности мои вновь появились. Произошло это так, как будто я был при
этом вовсе ни при чем. Кто-то забрал разом, кто-то вернул разом обратно...
Но вы правы, мистер Харин, порой я вижу будущее и прошлое..."
Я почувствовал, как сжался от нелепого детского страха. Хьюм внимательно
посмотрел на меня, пожал плечами.
"Странно, - пробормотал он, - вы отбрасываете какие-то необыкновенные
тени, в прошлое тень почти не отбрасывается, зато в будущее простирается
тень такой длины, какой я никогда не видел..."
"Благодарю вас, я, право, не заслуживаю вашего драгоценного внимания,
дорогой мистер Хьюм. У меня к вам просьба. И только потому, что я проделал
неблизкий путь из России в Англию ради встречи с вами, я осмеливаюсь
просить вас о ней".
"Я сделаю все, что смогу".
"Это не так много. Я бы хотел получить ваш автограф".
"Только и всего? - воскликнул Хьюм. - Вы не устаете поражать меня. Вот,
прошу вас".
Он взял со стола плотную визитную карточку, кажется, ее картон назывался
или называется бристольским, обмакнул перо в чернильницу и размашисто
расписался. Он помахал карточкой, чтобы быстрее высохли чернила, и
протянул ее мне. На карточке было написано "Дэниэл Данглэс Хьюм. Медиум.
Кокс отель. Джермин-стрит". И подпись наискосок.
"Спасибо. Но как странно пишется ваше имя. По правилам его ведь следовало
бы произносить "Хоум", как слово "дом".
"Да, но мы всегда были Хьюмами".
"Еще раз благодарю вас. Исполнилась моя мечта".
Хьюм кивнул и усмехнулся.
"И все же вы необыкновенный человек, господин Харин. - Хьюм опять произнес
слово "господин" по-русски. - И не только потому, что отбрасываете такие
странные тени..."
"Но почему же?"
"Вы первый мой собеседник, который не просит продемонстрировать ему мои
способности. Да и приехать из России ради автографа... право же, вы
заставляете меня смутиться... Скажите, мистер Харин, будете ли вы завтра в
Лондоне?"
"Да, конечно".
"Могу ли я просить вас в таком случае почтить своим присутствием Сеанс,
который я даю завтра, двенадцатого, в доме лорда Литтона на
Сент-Джеймс-стрит?"
"О, я был бы счастлив, - вскричал я, на этот раз вполне искренне, - но я
не имею чести быть знакомым с вашим хозяином".
"Не имеет значения, - твердо сказал Хьюм. - Я вас представлю, этого будет
достаточно, - надменно добавил он. - В конце концов лордов много, а Хьюм
один".
"И все же мне не хотелось бы причинять вам хлопоты..."
"Чепуха, вздор. Сеанс начинается в восемь вечера, и я заеду за вами... Где
вы остановились?"
"О, не беспокойтесь, метр, я буду ждать вас внизу..."
"Отлично, я спущусь ровно в семь тридцать. До свидания, господин Харин".
"До свидания, мистер Хьюм".
* * *
Он был точен. Ровно в половине восьмого я увидел, как он спускается по
лестнице, натягивая перчатки. Он был в темно-сером, почти черном костюме,
и кружевная его рубашка и галстук казались ослепительно белыми.
Он увидел меня, помахал рукой и улыбнулся как старому знакомому. Мы
поздоровались, и я сказал:
"Может быть, я напрасно отпустил кэб?"
"Чепуха, лорд должен прислать за мной своих лошадей, да, вон его экипаж,
прекрасные лошади, не правда ли?"
Лошади и впрямь были хороши. Серые, с лоснящимися боками, они нетерпеливо
вскидывали свои точеные головы.
Я вдруг почувствовал себя старым, потрепанным и неловким. И то, что я знал
историю Англии на сто лет вперед, нисколько не компенсировало моей:
второсортности. Я понимал всю вздорность своего неожиданного комплекса
неполноценности, но ничего не мог с собой поделать.
"Мистер Хьюм, - пробормотал я, чувствуя, как кровь прилила от смущения к
моему лицу, - боюсь, что мой туалет..."
"Чепуха. Вы вполне респектабельны, - твердо сказал Хьюм, и я испытал
детское чувство благодарности. - А знаете что, вечер теплый, расстояние
совсем невелико, может быть, пойдем пешком?"
"С удовольствием".
Хьюм махнул кучеру, и мы пошли по тихой улочке, и медленное цоканье копыт
по мостовой было каким-то удивительно подходящим к этой съемочной
площадке, к этим прекрасным декорациям под названием "Лондон, середина
девятнадцатого века".
"Вы волнуетесь перед сеансом?" - спросил я, чувствуя, что и мой вопрос
вполне вписывается в антураж.
"Пожалуй, нет. Я вам уже говорил, что у меня всегда ощущение, что я,
Дэниэл Данглэс Хьюм, никакого отношения к тому, что происходит на сеансах,
не имею, что действует кто-то или что-то другое, а я лишь почему-то избран
для предоставления происходящего публике".
"И вы не пытаетесь как-то настроить людей, внушить трепет, соответствующее
настроение?"
"Ни в малейшей степени, как вы вскоре увидите. Когда я был совсем еще
мальчишкой, мне было всего восемнадцать лет, меня изучала в Америке целая
комиссия ученых мужей из Гарвардского университета важности и суровости
необыкновенной. Особенно суров и недоверчив, помню, был один джентльмен по
имени Уильям Кален Брайант. Он смотрел на меня так, как будто я не то уже
вытащил у него из кармана деньги, не то вот-вот сделаю это. Мне даже
показалось, что, доставая платок, он проверил, на месте ли бумажник. Я
сказал им:
"Джентльмены, поскольку я вполне понимаю ваши сомнения, я бы просил вас,
чтобы во время сеанса меня держали за руки и за ноги, дабы вы могли
убедиться, что я недвижим".
С таким же успехом я мог бы обращаться к стене - ученые мужи не только не
удостоили меня ответом, они даже не взглянули на меня.
Ну, ладно, подумал я, посмотрим, как вы вскоре заговорите. Я чувствовал,
что сеанс будет удачным, и действительно, пол затрясся, как это почти
всегда бывает вначале, раздался грохот, как будто где-то совсем рядом
палили из пушек, и огромный круглый дубовый стол вздрогнул и стал на дыбы.
"О боже! - испуганно воскликнул этот самый величественный мистер Брайант.
- Он толкается!"
"Кто?" - спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться.
"Да стол!"
Потом стол поднялся в воздух, и гарвардские джентльмены посыпались с него,
как горох.
"Держите его!" - завопил длинный янки с седыми бакенбардами.
"Кого?"
"Этого Хьюма!"
Два ученых мужа кинулись ко мне, обняли меня так, словно я пытался
вырваться, и, разинув рты, пялили глаза на стол, который, покачиваясь,
висел в воздухе. Куда только делась величественность мистера Брайанта! Он
упал на четвереньки и проворно пополз по полу.
"Что вы делаете, сэр, - завизжал один из тех, кто держал меня, - стол
может раздавить вас!"
Но Брайант не обратил на предупреждение ни малейшего внимания. Оказавшись
под столом, он помахал руками и крикнул:
"Стол висит, под ним нет опоры!"
"Этого не может быть!" - рявкнул апоплексического вида старец.
"А я вам говорю, что опоры нет!" - раздраженно возразил простертый на полу
мистер Брайант.
"А я вам говорю, что этого не может быть!" - еще громче крикнул старец и
закашлялся.
"Я сам прекрасно знаю, что это невозможно, но, сэр, в отличие от вас я
лежу под столом и вижу, что он свободно висит в воздухе", - все еще лежа
сказал Брайант. Даже распластавшись в нелепой позе на полу, он не утратил
импозантности.
"Ваши наблюдения, сэр, ничего не значат по сравнению с великими законами!"
- прорычал старец, все более наливаясь багровой кровью.
Я рассказываю вам так подробно, мистер Харин, потому что эпизод этот в том
или ином виде повторялся в моей жизни десятки раз. Та комиссия из
Гарвардского университета вынуждена была признать, что все виденное ими
действительно имело место, что я не делал ни малейших попыток ввести
комиссию в заблуждение, что при самом тщательном осмотре дома они не
обнаружили никаких приспособлений или приборов, к помощи которых могли бы
прибегнуть я или мой помощник...
Меня проверяли, сэр, десятки раз. Я имею в виду специальные комиссии. Но и
при обычных сеансах я тоже прохожу постоянные испытания. И ни разу,
повторяю, ни разу никто не уличил меня в обмане. Что естественно, потому
что я никогда никого не обманывал. И что же? Все равно находятся люди,
подобные тому упрямому старцу, которые продолжают тупо твердить: этого не
может быть, это все обман, это все ловкость рук. Вы читали произведения
господина Диккенса? Все говорят, он замечательный романист".
"Да, конечно".
"Не буду спорить, некоторые его сочинения действительно замечательны, но
он, к сожалению, напоминает мне того гарвардского упрямца. При каждом
удобном и неудобном случае он утверждает, что я обманщик, причем
употребляет и более сильные выражения. Но он ни разу не был на моих
сеансах! Ни разу! Много раз я приглашал его, и через общих знакомых, и
посылал приглашения. И что же? Ни разу этот джентльмен не ответил мне и ни
разу не пришел на сеанс. Иногда мне даже кажется, что такие вот
опровергатели просто боятся увидеть меня своими глазами. Вы согласны?"
"Боюсь, что да. Есть люди, которые держатся за свои убеждения, как слепцы
- за поводыря. Они боятся не только подвергнуть их сомнению, они боятся
даже на мгновенье отпустить их..."
"Истинно так, мистер Харин... А вон и дом лорда Литтона".
Жилище лорда вполне соответствовало титулу хозяина - это был прекрасный
трехэтажный дом с изумрудным газоном перед ним, который напомнил мне о
газонах вокруг хроностанции. Только что, совсем недавно, бродил я там,
воюя со своими сомнениями, только что беседовал с почтительной оранжевой
черепахой, но уже видел я двадцать второй век через дымку невообразимо
далекого времени, уже терял он четкие контуры реальности, уже уплывал,
покачиваясь, в сказку, в мечту, в сон.
"У меня к вам просьба", - сказал Хьюм, возвращая меня в Лондон, и мне
показалось, что произнес он эти слова несколько смущенно.
"Слушаю вас, метр".
"С вашего разрешения я представлю вас графом Хариным, хорошо? Эти снобы..."
"Ради бога".
Величественный дворецкий открыл нам дверь, и я подумал, что это скорее
всего автомат. Не мог человек быть столь неприступен и не могли
человеческие глаза быть так напрочь лишены какого-либо выражения. Впрочем,
поправил я себя, может быть, все дворецкие такие. Опыта общения с
дворецкими у меня не было.
Зато сам лорд оказался маленькой плешивой обезьянкой. Он был так похож на
обезьяну, что я бы не удивился, если бы он вдруг начал чесаться ногой, а
потом взобрался по гардине вверх и перепрыгнул на огромную тяжелую люстру.
Хьюм представил меня, графа Харина, как владельца огромного имения под
русским городом Курском, который столь живо интересуется сеансами Хьюма,
что специально приехал из далекой России.
Какие-то люди пожимали мне руки, какие-то дамы протягивали руки для
поцелуев, обдавая меня тошнотворными запахами духов, пота и давно не
мытого тела, а мне все казалось, что сейчас кто-нибудь из них скажет:
"Позвольте, какой он граф, какой владелец поместий, это же пенсионер из
Дома престарелых ветеранов сцены, он получает сто двадцать рублей пенсии,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг