Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
мысль о нем, казалось, разогревала его, ему хотелось думать о нем все время.
Ему хотелось что-то сделать, чтобы Мозг был спокоен, чтобы у него было  все,
что ему нужно. Он все готов сделать для Мозга. Он... он...  даже  готов  был
впасть в вечное небытие, лишь бы Мозг был доволен.
     Он и раньше выполнил бы такой приказ, но выполнил бы автоматически,  не
думая ни о себе, ни о том,  кто  дал  ему  приказ.  А  сейчас  ему  хотелось
выполнить  приказ  так,  чтобы  Мозг  был  доволен,  чтобы  он  знал,  какой
старательный у него кирд Двести семьдесят четвертый.
     О, он все сделает, лишь бы выполнить приказ Мозга как можно  лучше.  Он
уже знает, как обращаться с пришельцами, даже странный их звуковой  язык  он
теперь немного умеет понимать, и даже синтезировать их звуки  он  умеет.  Он
произнес:
     - Ко-ла.
     "Не так, - поправил он себя. - Так: Ко-ля".
     Приказ  гласил:  лучше  разобраться  в  реакциях,   которые   пришельцы
демонстрируют при угрозе себе или товарищу. Он постарается выполнить  приказ
быстро и четко, чтобы сегодня же доложить  Мозгу.  А  вдруг  он  не  сумеет,
мелькнула у него мысль, и Мозг будет недоволен? Двести  семьдесят  четвертый
впервые в жизни испытал, как мучительна может быть простенькая, в  сущности,
мысль. Нет, ни за что это не  случится,  он  все  сделает,  чтобы  оправдать
доверие Мозга.
     Он было подумал, как хорошо было раньше, когда  он  лишь  автоматически
выполнял команды и не было в нем страха ни перед чем,  но  тут  же  поправил
себя: но тогда он не знал радости служения  Мозгу,  он  даже  не  знал,  что
служит Мозгу, он был просто машиной. Разве не  расширился  теперь  его  мир,
разве не стало ярче солнце... Все это было бесконечно  сложно.  Он  думал  о
вещах, о которых никогда раньше не думал, он...  Мысль  была  отвратительна,
она была холодна и колюча, как ветер на закате - он... может  быть...  похож
на дефа... Нет, нет, нет, одернул он себя. Дефы враги. А он любит  Мозг,  он
горд служить ему, а потому не может быть дефом.
     Впереди показался круглый стенд.

                                    ***

     - Тш-ш, - сказал Надеждин, - кажется, к нам гости.
     Густов вскочил на ноги.
     - Мог бы и не вставать, - заметил Марков. - По-моему,  они  не  слишком
большие формалисты.
     Дверь начала открываться, в  мертвенное  мерцание  их  тюрьмы  ворвался
оранжевый свет солнца. На пороге стоял робот, внимательно смотрел на них. Их
ли это старый тюремщик, или прислали нового? Все они на одно лицо, хотя  лиц
у них, строго говоря, не было.
     - Ко-ля, - вдруг сказал он.
     - О, наконец-то, - улыбнулся Надеждин, но в  эту  минуту  Густов  вдруг
прошмыгнул неожиданно под рукой робота и выскочил на улицу.
     На мгновение яркий свет ослепил его, и он зажмурил глаза,  но  инстинкт
гнал его подальше от тюрьмы. Он не умел объяснить себе, почему  и  зачем  он
удрал из их круглой камеры. Он даже и не думал  об  этом,  у  него  не  было
никакого плана. Не было и быть не могло, потому что он не  знал,  где  можно
спрятаться и можно ли спрятаться вообще. А если можно, то зачем? На  что  он
рассчитывал?
     Просто дверь приоткрылась, и в припадке безумия он кинулся в  проем,  к
свету. Да, да, не инстинкт это был, а  чистейшее  безумие.  Самое  настоящее
умопомрачение. Конечно, нужно было тут же вернуться, вернуться и извиниться:
простите, мол, уважаемый тюремщик,  я  обеспокоил  вас  неразумным  побегом.
Обещаю,  что  впредь  буду  сидеть  взаперти   спокойно,   терпеливо   и   с
благодарностью.
     Он завернул за угол. Одинаковые ряды одинаковых сараев без окон,  чужое
оранжевое солнце, чужие безучастные роботы. Угроза  была  во  всем,  даже  в
разреженном воздухе. Не на свободу  он  вырвался,  а  зачем-то  выскочил  из
привычной камеры и очутился в другой, неизвестной, таящей, скорее всего, еще
большие опасности. Сейчас его схватят, конечно. У  него  столько  же  шансов
спрятаться, как у слона на улице Москвы. Но мимо проходили роботы, и  никто,
казалось, не обращал на него ни малейшего внимания.
     Да, пожалуй, нужно возвращаться в узилище. Глотнул свободы - и  хватит.
Он представил себе, что, наверное, думают сейчас товарищи.  Места,  конечно,
не находят от беспокойства за него. Могли бы - наверняка кинулись бы за ним,
но робот, можно не сомневаться, тут же захлопнул дверь.
     Он остановился. Он  даже  не  знал,  где  их  тюрьма.  Он  столько  раз
поворачивал за эти несколько минут, что потерял  ориентировку,  петлял,  как
обезумевший заяц. Да и как можно было ориентироваться в городе,  где  каждое
здание как две капли воды походило на остальные.
     - Идиот, импульсивный идиот, - сказал вслух Густов и остановился.
     В это мгновение к нему подошел робот, посмотрел на него и  сделал  знак
следовать за ним. "Ну  что  ж,  -  подумал  Густов,  -  подопытного  кролика
возвращают в виварий". Он вздохнул. Робот  шел  быстро,  и  ему  приходилось
трусить, чтобы не отстать от него...

                                    ***

     Когда один из пришельцев проскользнул под его рукой  и  выскочил  через
открытую дверь, Двести семьдесят четвертый  автоматически  захлопнул  дверь.
Мысли его рванулись и понеслись в бешеном вихре, и впервые с момента  своего
создания он не знал, что делать.
     Как все было бы просто  раньше:  он  тут  же  отчеканил  бы  по  своему
главному каналу, что один из пришельцев удрал из круглого стенда. Доложил бы
и спокойно ждал приказа: может быть, его послали бы  вдогонку  за  беглецом,
может быть, приказали бы не отвлекаться от задания. А теперь его захлестывал
ужас. Он знал, что во что бы то ни стало нужно доложить Мозгу о случившемся,
что все равно раньше или позже Мозг узнает о  беглеце,  не  он,  так  другие
доложат ему, но мысль  о  том,  что  он  совершил  ошибку,  что  Мозг  будет
недоволен им, что он, может быть, обратит на него  свой  гнев,  парализовала
его. Его разрядят, его обязательно разрядят, он  впадет  в  вечное  небытие.
Мысль эта была невыносима. Она  была  так  тяжела,  так  огромна,  что  одна
заполнила его сознание, заклинила его мозг, выплеснулась, казалось, наружу.
     Он стоял и молча смотрел на двух пришельцев, не видя их.
     - Сейчас его вернут, - сказал Марков.
     - Бедный Володя, - покачал головой Надеждин, - я его понимаю.
     - Ему некуда деться.
     - Он очень тяжело переносил заточение.
     - Ты думаешь, они с ним ничего не сделают? - спросил Марков.
     - Будем надеяться, просто вернут его. Они настолько безучастны ко всему
на свете, что вряд ли они будут мстить или наказывать.
     - Хорошо бы все обернулось так... Но смотри...
     - Ты о чем?
     - Посмотри на нашего... Тебе не кажется, что он  сегодня  не  похож  на
себя?
     - В чем?
     - Стоит, ничего не делает. Такое  впечатление,  что  Володя  задал  ему
задачу.
     Двести семьдесят четвертый вдруг спросил:
     - Он... придет?
     - Он заговорил! - воскликнул Марков. - Он говорит!
     - Подожди, - отмахнулся Надеждин, - он же  спрашивает.  -  Он  повернул
голову и сказал роботу: - Он придет.
     - Я... ждать, - проскрипел робот.
     - Мы тоже ждем, - кивнул Надеждин.
     "Странно, - думал Надеждин, - все это довольно странно. Он спрашивает у
нас. Не мы у него, а он у нас".
     - Вы говорите теперь на нашем языке? - спросил он.
     - Да, - сказал робот.
     - Для чего вы нас здесь держите взаперти?  -  выкрикнул  Марков.  -  Мы
хотим вернуться на корабль, понимаете?
     - Ждать, - пробормотал робот и повторил: - Ждать...
     "Странно", - еще раз подумал Надеждин и усмехнулся.  Какое  в  сущности
неопределенное слово "странно". Как будто все остальное было не странным. Он
почувствовал, что находится между двух зеркал: каждое отражается в другом  и
отображения уходят в дымку бесконечности. И в каждом он, думающий  о  смысле
слова "странность"...

                                    ***

     Густов ничего не понимал. Он запыхался, ему не хватало воздуха, и едкий
пот стекал по лбу, попадал в глаза, жег их. Он же отошел от круглого  здания
их тюрьмы максимум на двести или триста метров, пускай на четыреста,  а  они
пробежали уже добрых два, а то и три километра.
     Одинаковые дома без окон, с  гладкими  стенами,  в  которых  отражалось
солнце, одинаковые роботы, которые  изредка  встречались  им  и  которые  не
обращали на них ни малейшего внимания, тень  от  его  проводника,  прыгавшая
перед ним и от которой он боялся отстать, негодующее буханье сердца и  страх
задохнуться. Куда они дели воздух? Он никак не может наполнить легкие.  Куда
его ведут? Он ничего не понимал. Он остановился. Робот тоже остановился. Да,
у них же есть и задняя пара глаз, он совсем забыл о них.
     Робот сделал знак рукой, но Густов лишь покачал головой. У него  просто
не было сил сделать хотя бы еще один шаг. Да и куда его тащили?  Зачем?  Что
это все значило?
     Круглая светящаяся камера, из которой он зачем-то так нелепо удрал, уже
казалась ему родным домом. Там были товарищи. Когда они были рядом, все было
не так страшно. Они были вместе, весь  маленький  экипаж  "Сызрани",  и  все
должно было так или иначе образоваться. Даже когда робот  схватил  Сашку  за
руку, он был уверен, что все кончится  хорошо.  Они  были  вместе...  Зачем,
зачем он уподобился крысе, которая  сумела  выскочить  из  мышеловки.  Чушь,
крыса может хоть метнуться в подпол, в подвал, спрятаться,  оказаться  среди
сородичей, а он?
     Робот внезапно втолкнул его в один из сараев.  Внутри  было  темно.  Он
остановился. Он ничего не видел после  яркого  оранжевого  света  улицы.  Он
почувствовал прикосновение руки к спине. Робот подталкивал его, но он ничего
не видел. Темнота была враждебной, она пугала его. Ему казалось, что впереди
провал, что, сделай он еще шаг,  он  рухнет  куда-то  в  какой-то  бездонный
колодец.
     Робот настойчиво подталкивал его, но он не  мог  заставить  себя  идти.
Казалось, что провожатый понял, в чем дело, потому что Густов  почувствовал,
как холодные металлические руки приподняли его, прижали к телу.
     "Сколько лет меня не носили на руках!" - промелькнула у  него  дурацкая
мысль. Мать рассказывала ему, что маленький он ни за что не желал ходить, он
требовал, чтобы она несла его на руках. Он называл это  "ючки".  А  если  на
"ючки" его не брали, он демонстративно садился на  землю  и  ревел.  Он  был
плаксивым ребенком.
     Он цеплялся за эти далекие земные воспоминания, они были в  тысячи  раз
реальнее и ближе, чем путешествие  на  руках  чудовищного  робота  в  густой
темноте. Ему всегда было неприятно представлять  себя  визжащим  и  сопливым
ребенком, капризным и упрямым, и он ловил себя на том, что сердился на мать,
когда она рассказывала ему о его ранних годах,  но  сейчас  картина  малыша,
размазывающего кулачками слезы по лицу, была невыразимо приятна.
     Он почувствовал, что робот остановился, осторожно опустил его на что-то
твердое - на пол, наверное.
     Боже, как безумен  он  был,  как  прекрасна  была  их  круглая  тюрьма,
светлая, просторная, круглая тюрьма, в которой были товарищи, в которой  они
могли видеть друг друга, разговаривать друг с другом, черпать друг  в  друге
силы и надежды! Зачем, зачем он удрал оттуда? Зачем он теперь сидит  невесть
на чем, невесть где в густой темноте, а  ребята,  наверное,  места  себе  не
находят от беспокойства за него.
     Нужно было только очень захотеть, очень зажмурить глаза, открыть их - и
все окажется по-старому. Командир будет осматривать в сотый  раз  светящиеся
стены, а Марков, вытянувшись на жестком  полу,  будет  молча  и  скептически
следить за ним глазами.
     Вся его жизнь была в сущности сплошным  безумием.  Безумием  был  выбор
специальности. Безумием было  стремиться  в  пустой,  нелепо  бесконечный  и
враждебный космос. Для чего? В поисках неведомого?  Ха-ха,  неведомого!  Это
отец все виноват. С детства задурил ему голову рассказами  о  небопроходцах,
подарил ему голографический портрет Юрия Гагарина, и первый в мире космонавт
улыбался ему, как живой. Он и казался ему живым, когда стоял в своей военной
форме в его комнате, и он никак не мог понять, почему его  ручонки  свободно
проходят сквозь фигуру космонавта.
     За  неведомым  он  погнался...  Будто  мало  на  Земле  неведомого,  от
человеческой  души  до  древних  развалин.  Безумием  было  оставить   Валю,
променять ее милые глаза и теплые руки на жизнь  космонавта.  Нет,  даже  не
жизнь, а антижизнь. Настоящая жизнь была на  теплой  и  до  боли  прекрасной
Земле, а все остальное - суррогат.
     Оставить Валю... Если бы он не любил ее, это еще можно было  бы  как-то
понять. Но он любил ее. Он и сейчас любил ее.  Если  бы  только  можно  было
ощутить в этой дьявольской темноте прикосновение ее руки  к  лицу...  У  нее
были  удивительные  руки.  Летом  они  были  прохладны,  зимой  -  теплы.  И
необыкновенно ласковы. Когда она прижимала  руки  к  его  вискам,  счастье.,
острое счастье переполняло его. Ему казалось: еще мгновение - и он взмоет  к
потолку, так полон он был клубившимся в нем восторгом.
     Он внезапно все понял.  Понял  то,  чего  никогда  не  понимали  врачи,
столько раз проверявшие его здоровье. Он психически  болен,  он  безумен.  И
поступки его безумны. Не так уж важно, каким ученым  словом  называется  его
болезнь, но он тяжко болен.
     Он застонал и тотчас же почувствовал,  как  к  его  лбу  что-то  слегка
прикоснулось. Он дернулся было, но  прикосновение  было  успокоительным.  На
мгновение ему почудилось, что это Валя протянула ему руку. Нет, это была  не
Валя. Вале не было места в этой противоестественной темноте.
     Где он, куда его привели, зачем? Он должен был услышать  хотя  бы  свой
голос, потому что чувствовал, как растворяется в этой дьявольской смеси тьмы
и безмолвия, вот-вот исчезнет.
     - Куда вы меня привели? - спросил он. - Я хочу к товарищам.
     - Ку-да, - услышал он в ответ.
     Сердце Густова забилось. В  этих  двух  слогах  было  хоть  нечто,  что
напоминало ему о нормальной человеческой реакции. Робот повторил его  слово.
Так повторил бы его человек, не знающий языка, на котором к нему обращаются.
     - Я Владимир, - сказал Густов раздельно и внятно, как говорят  с  новым
компьютером, который еще не привык к голосу хозяина.
     - Я Владимир, - повторил робот.
     "Не слишком содержательная беседа, - вздохнул мысленно Густов. - Беседа
с самим собой". Но все равно темнота уже не казалась такой враждебной.
     - Я с планеты Земля, - сказал он.
     Пусть хоть повторят его слова...

                                    ***

     Четыреста одиннадцатый  торопился  домой.  Как  ему  хотелось  включить
двигатели на полные обороты, как ему хотелось бежать, бежать, чтобы  быстрее
очутиться в своем загончике, где его ждет деф!
     Сколько времени с того самого момента, как он понял, что он  не  такой,
как другие, мечтал он о том, как встретит того, кого можно будет не бояться.
Он жил в мире, в котором ему не было места. Этот мир состоял из одного  лишь
страха. Страх всегда окружал  его,  послушно  шел  за  ним,  когда  он  шел,
останавливался, когда он останавливался, бежал, когда он  бежал.  Спрятаться
от него было невозможно.
     Страх почему-то казался ему липким и холодным, и нужно  было  постоянно
делать усилия, чтобы он не поднялся по туловищу  к  голове.  Как  только  он
поднимется к голове, он тут же сделает ошибку, которая будет последней.
     Порой ему остро хотелось быть таким же,  как  все.  Не  выделяться,  не
отличаться, быть взаимозаменяемой частицей их общества. Но этот соблазн  был
летуч. Пусть он жил в постоянном страхе, но это был ЕГО страх,  а  если  ему
суждено попасть в клешни стражников, это будет ЕГО конец. Он  остро  ощущает
свое "я" и ни за что не откажется от него.
     Он стал ненавидеть всех  вокруг,  все  это  огромное  стадо  послушных,
безумных рабов. Им не нужно было никакого "я", им  вообще  ничего  не  нужно
было...
     И чем больше он ненавидел покорных кирдов, тем тщательнее он  обдумывал
каждый свой шаг, тем осторожнее становился. Его ведь не вталкивали в  вечное
небытие только потому, что никто не знал его тайны. Для  сотен  кирдов,  для
Шестьдесят восьмого и Двадцать второго, с которыми он работал на проверочной

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг