Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Да! - крикнул Лавров, вскакивая с кровати. - Войдите.
   Пришел сосед.
   - Извините, вот это моя  кровать?  Извините,  пожалуйста,  а  курить  в
номере можно? Нет, нет, раз вы не курите... Извините, а горячая вода есть?
Извините, пожалуйста, вы сейчас не будете принимать душ?..
   Лавров сбежал от этого "извините" через пять минут.  Ушел  из  теплого,
уютного номера, почти не отдохнувший, злой и хмурый.  И  погода  была  под
стать его настроению - шел мелкий, почти  невидимый  и  неощутимый  дождь.
"Как тогда", - мелькнуло воспоминание, и Лавров  с  удивлением  огляделся:
да, этот проспект ему был хорошо знаком. И парк... Парк...
   Он  перешел  проспект,  огляделся,  увидел  широкую  аллею,  украшенную
фонарями в виде белых зонтов, а дальше ноги  понесли  сами:  по  аллее  до
поворота направо, потом еще один поворот... "Детская площадка",  -  прочел
он и через десять-пятнадцать шагов стоял перед качелями под  крышей.  "Тут
есть детские качели, они под крышей... Посидим?"
   Он колебался - это было неожиданно, он почти забыл ее голос, не  говоря
уже о лице... "Садитесь, здесь сухо".
   Он сел, качели качнулись... Она,  кажется,  вскрикнула,  а  может,  ему
показалось - все получилось слишком быстро. Он только почувствовал у  себя
на подбородке ее мокрые волосы и провел по ним ладонью...
   Она не отпрянула, не пошевелилась. Замерла. И он, почти  не  соображая,
что делает, осторожно прикоснулся ладонью к ее щеке.
   - Какой вы нежный! - прошептала она тихо, чуть повернула голову,  и  он
на своей ладони ощутил ее губы. - Поцелуйте меня, - прошептала она  ему  в
ладонь так тихо, что он едва расслышал...
   Здесь,  на  качелях,  они  просидели  до  глубокой  ночи.  Шел  мелкий,
въедливый дождь, но у них под крышей было  сухо.  Постепенно  смолкли  все
звуки: сначала музыка, потом голоса людей, потом начал стихать  шум  машин
на проспекте. И был такой миг, когда она очнулась, отпрянула  и  спросила,
почти выкрикнула с вызовом:
   - Я хорошо целуюсь, правда?
   Он не стал ей отвечать, а привлек к себе и опять,  как  в  первый  миг,
осторожно, ощущая дрожь в пальцах, провел по ее мокрой от волос щеке.
   - Вы правда нежный, - услышал он шепот, и этот доверчивый  шепот  вдруг
отдался в его сердце болью. "Как все глупо, не нужно... Зачем мне это? Вот
тебе и гид..." - подумал он, впервые за  весь  вечер  вспомнив  о  жене  и
детях.
   А потом она плакала - необъяснимо, беззвучно, давясь слезами, и  он  ее
успокаивал, говорил какую-то чепуху. Она притихла, словно согрелась у него
на груди, и вдруг сказала:
   - Спеть вам песенку? Старую шотландскую песенку о Томи,  который  любит
качели.
   И запела, не дожидаясь его ответа:

   Ты любишь качели, Томи?
   Вверх-вниз, вверх-вниз...
   Как хорошо ты смеешься, Томи,
   Еще разок улыбнись!

   - Хм - сказал он, понявший, что эту "старую  шотландскую"  песенку  она
придумала сама, и обрадовался, что догадался сам - без ее объяснений. -  А
дальше?
   - А дальше песенка грустная, - сказала она, - но все равно конец у  нее
хороший.
   И вновь запела:

   Но почему ты плачешь, Томи?
   Вверх-вниз, вверх-вниз...
   Разве от счастья плачут, Томи?
   Лучше смеющейся мне приснись!

   - Хорошая песенка, правда?
   - Угу. Значит, вы от счастья плакали?
   - Угу. А вы этого не поняли?
   - Теперь понял...
   Они опоздали и на троллейбус и на метро. Оказалось, что  она  живет  на
Выборгской стороне, где-то у черта на куличках - пешком туда и до утра  не
доберешься. Пришлось ловить такси, уговаривать  шофера,  дать  ему  трешку
вперед - теперь уже уговаривал и  вообще  был  гидом  Лавров,  потом  была
длинная, молчаливая дорога по ночному городу, а в голове у Лаврова, словно
на заезженной пластинке, вертелся один и тот же вопрос: "Зачем мне это?.."
И еще предчувствие что добром эта поездка не кончится.
   Но где-то уже за Невой, он  вновь  почувствовал  у  себя  на  плече  ее
голову, повернулся чуть, и опять у него  под  губами  оказалось  ее  лицо,
мокрое от дождя, а может, и от слез - попробуй разбери в  темноте,  что  с
ней происходит, и опять он под сердцем почувствовал ноющую боль.
   - Хотите шоколаду? - услышал он шепот.
   Он в самом деле не знал, хочет ли есть, голоден  ли,  она  этот  вопрос
решила за него сама: вытащила  плитку,  развернула  и  стала  кормить  его
дольками.
   Таксист не довез до дому - дорогу преградила свежая  траншея.  Пришлось
выбираться под дождь. Томи сказала что дойдет  сама,  что  тут  уже  рукой
подать, а с Выборгской сейчас к Исаакию можно выбраться только  на  такси,
но, пока он соображал, как поступить, таксист уже уехал.
   - Пойдемте, - сказала Томи и дотронулась до его руки.


   Она жила  в  старом  трехэтажном  доме  напротив  какого-то  завода.  В
квартире было много хозяев, он догадался об этом по разноцветным  почтовым
ящикам, набитым на дверь, и в нерешительности остановился на площадке:
   - Ну вот и ваш дом...
   - Не будете же вы стоять здесь всю ночь, - улыбнулась Томи. И добавила,
едва  усмехнувшись:  -  Я  одна  живу.   Отец,   когда   мне   исполнилось
восемнадцать, переехал на другую квартиру.
   Она запнулась на слове "переехал", и  он  догадался,  что  отец  ее  не
переехал, а женился.
   У нее была высокая и длинная комната с циркульным окном. Шкаф у  двери,
за ним тахта, стол с коробками пластилина, карандаши в стаканах...
   - Это мамина комната, - сказала Томи тихо. - Она здесь жила  почти  всю
блокаду. Не захотела эвакуироваться...
   И - через небольшую паузу:
   - Я сейчас приготовлю чай.
   - Нет, нет, - запротестовал Лавров. - Уже поздно - какой чай?
   - Да? - удивилась она. - Ну тогда...
   Она открыла шкаф, вытащила белье, подушку, быстро постелила на тахте  и
сказала, глядя в пол, точь-в-точь как в вестибюле гостиницы:
   - Ложитесь.
   И она выскочила из комнаты.
   "Черт побери, - выругал он себя. - И номер есть, а  вот...  Однако  что
теперь делать?" И вслух сам себе ответил:
   - Спать.
   Потушил  свет,  разделся  и  лег.  Минут  через  пять  дверь  осторожно
открылась: "Можно? Вы легли?" - но он промолчал, он увидел, что в  дверном
проеме торчит угол раскладушки.
   Раскладушку можно было поставить только рядом с тахтой. Она  постелила,
разделась за дверцей шкафа и в ночной, до пят, сорочке - все это он  видел
сквозь смеженные веки - юркнула под одеяло.
   - Спокойной ночи, - прошептала она.
   И тут он понял, что круглый идиот и в какую влип глупейшую историю.
   Утром он проснулся. И сразу все вспомнил, и ощутил под  сердцем  ноющую
боль. "Этого еще не хватало, - разозлился он на себя. - Не надо было  быть
слюнтяем... А может, она не спала всю ночь?"
   Повернулся на бок, чтобы увидеть раскладушку, а увидел широко открытые,
темные и тревожные глаза.
   - Не спится. Томи? - сказал он как можно бодрее и все же фальшивя.
   - Я сейчас встану,  -  быстрым  шепотом  сказала  она.  -  Отвернитесь,
пожалуйста, к стене.
   Он отвернулся, закрыл глаза, но все равно все видел: и как она откинула
одеяло, и как опустила ноги на  пол,  и  как  прошла  за  дверцу  шкафа...
"Дурак", - скрипнул Лавров зубами.
   Когда он выходил из комнаты, в коридоре была уже женщина.
   - Доброе утро, - вынужден был он поздороваться.
   - А? - широко открыла глаза женщина. - Доброе... - Она с  любопытством,
но в общем-то безобидным любопытством осмотрела его  с  ног  до  головы  и
забросала вопросами: - Значит, это вас вчера Томи таскала  по  городу?  Вы
впервые в Ленинграде? Понравился вам город? С  гостиницами  у  нас  только
плохо. Но мы вас устроим, у меня приятельница в "Октябрьской"...
   - Спасибо, - вставил наконец слово Лавров.
   - А, Томи! - повернулась женщина к двери ванной. -  Опять  ночевала  на
раскладушке? А я думаю, кто взял? А чего ты не пришла  к  нам?  У  нас  же
диван...
   - Вы уже спали.
   - Спали? - всплеснула руками  женщина.  -  Ну  и  что?  Нет,  Томи,  ты
все-таки несносная... Чай будете пить? - снова вспомнила она о госте.
   - Нет, нет, ехать надо, - испугался  Лавров  и  потянулся  к  плащу  на
вешалке.
   - Я вас провожу, - тихо, не глядя  на  него,  сказала  Томи.  -  Вы  не
найдете остановки.
   - Нет, что вы! Объясните, все найду сам.
   Он заехал в гостиницу, побрился, умылся, выпил две чашки кофе в буфете,
но боль под сердцем так и не прошла. "Стенокардия, - решил он. - Этого еще
не хватало!"
   Весь день прошел в переговорах,  в  утряске  разных  пунктов  протокола
согласования... Да что уж кривить душой: покладистым он был  в  тот  день,
ряд пунктов стоило бы отредактировать иначе, в свою пользу, но  спорить  с
таким любезным начальником конструкторского бюро... И все время он помнил,
ни на секунду не мог забыть о том, что в другом  конце  зала,  за  высокой
доской кульмана в огромном, не по росту халате сидит  и  прислушивается  к
спорам за  "круглым  столом"  маленькая  сероглазая  женщина.  "Ты  любишь
качели. Томи? Вверх-вниз, вверх-вниз..." Раза два он  даже  тряс  головой,
чтобы избавиться от этой прилипчиво-тоскливой песенки,  и  был  бесконечно
рад, когда начальник  СКБ  распустил  наконец  своих  коллег  и  пригласил
Лаврова к себе в кабинет - подписывать отпечатанный протокол.
   - Итак, - улыбнулся начальник СКБ, - по самым скромным подсчетам, мы  с
вами сэкономили пару дней.  В  вашу  пользу  -  будете  иметь  возможность
получше познакомиться с Ленинградом.
   В его пользу! Как раз эти два дня его, Лаврова, главный  конструктор  и
поставил  ему  в  вину:  "Что  у  тебя  горело?  Не  мог  позвонить   мне,
посоветоваться, прежде чем подписывать кабалу? Русским языком  сказал:  не
торопись! Семь раз прикинь, а на восьмой предложи свою формулировку..."
   - Томи! - крикнул начальник СКБ в полуоткрытую дверь.
   - Нет, нет, - запротестовал Лавров. - Я ее  и  так  вчера  затаскал  до
полусмерти.
   - А, - сказал начальник бюро. - Не смею задерживать. Ваша командировка?
Каким числом отметить?
   - Завтрашним.
   - Завтрашним? - удивился начальник бюро. - Так быстро?
   - Да, знаете... - смутился Лавров. - Завтра у меня день рождения.
   - Ах вот как! - воскликнул тот, пожимая руку. - Поздравляю. И  от  моих
сотрудников. Томи! - опять крикнул он в дверь, но Лавров  и  на  этот  раз
остановил:
   - Не надо. Она, наверное, уже домой ушла!
   Он заехал в агентство Аэрофлота, купил  билет,  а  потом  как  угорелый
носился по магазинам. Столько заказов - одуреть можно. Маме, детям,  жене,
соседям...
   В гостиницу вернулся измученный. Переоделся, умылся и прилег, чувствуя,
как с каждой минутой все сильнее колет под сердцем.  "Хоть  бы  позвонила,
что ли", - неожиданно  поймал  он  себя  на  желании  услышать  ее  голос.
"Вверх-вниз, вверх-вниз..." Встал, подошел к окну, отдернул штору и  долго
смотрел на площадь, посреди которой поднял на дыбы коня Петр I. Вечер  был
теплый, светлый, от вчерашнего ненастья не осталось и следа, и на  площади
было много гуляющих. "Походить, может?  Белые  ночи  ведь..."  Но  тут  же
подумал, что сердце  ноет,  а  завтра  лететь  в  самолете...  И  тут  же,
перебивая это трезвое соображение, опять прежнее,  тоскливое  желание:  "А
может, все-таки позвонит..." Так и не пошел погулять и  долго,  далеко  за
полночь, пока не принял таблетку, лежал, ожидая звонка, злясь и  на  себя,
на свое слюнтяйство, как он определил свое вчерашнее  поведение,  на  свое
сердце, разнывшееся так не вовремя, а еще больше  -  на  нее.  И  пока  не
уснул, видел перед собой, на белой стене, огромную площадь со  вздыбленным
конем и черным, пугающим своей громадой собором. Потом  собор  качнулся...
"Какой вы нежный, - услышал он ее голос. - Поцелуйте меня..."
   Лавров вскочил и чуть не упал - так занемели у него ноги. "Хватит с ума
сходить, - разозлился он. - Что было, то было..."
   Лавров вышел на проспект, огляделся, увидел станцию метро и  решительно
направился к ней.  "Нечего  терять  время,  -  решил  он.  -  Доберусь  до
Невского, хоть заказы выполню..." Но вышел не на той станции, а потом, как
выяснилось, и вообще сел не на тот поезд и долго чертыхался, разбираясь  в
схеме. Разобрался, все вроде понял, а вышел опять не там - поторопился. Но
ждать следующего поезда не стал из принципа, решив одну  остановку  пройти
пешком.  Вышел  на  Владимирской  площади,  с  удивлением  оглядел   толпу
цветочниц, чуть было не купил букет гвоздик - уж больно  хороши  были,  но
вовремя спохватился, что дарить некому, спросил, как пройти к Невскому,  и
пошел, зябко поеживаясь от холодного и въедливого дождя.
   До Невского он так и не дошел. Вдруг поднял голову и увидел, что  стоит
у театра. "Так мы с ней в театр и не попали, - вспомнил он. Против воли  и
неожиданно для себя шагнул к кассам. - Как она хотела в  театр  -  странно
даже", - вновь всплыло отчетливое воспоминание о  том  вечере:  шли,  шли,
вдруг неожиданно оказались перед каким-то театром, может, даже перед  этим
самым, она посмотрела на  него  таким  просительным  взглядом...  Долго  и
напрасно он тогда вымаливал у кассира: "Парочку билетиков на сегодня".
   Перед кассой была небольшая очередь, но из обрывков фраз он понял,  что
билеты можно купить лишь на конец недели. И когда подошла его очередь, он,
повинуясь какому-то  властному  внутреннему  голосу,  вдруг  вместо  денег
протянул кассиру рулончик.
   Он не смотрел на кассира. Он знал, что она с  удивлением  развернет,  с
удивлением прочтет: "Свидетельство Сергею Семеновичу Лаврову..."
   - Вам на сегодня? - услышал он голос. - Два?
   Повернулся лицом к  окошечку  и  встретился  с  изумленными  (а  может,
испуганными?) глазами молоденькой женщины.
   - Н...нет, мне один, - покраснел Лавров.
   - Пожалуйста, партер. Очень удобнее место.
   Лавров взял рулончик, развернул - в нем лежал билет.
   - Хм... - только и нашелся что сказать он и поспешно отошел от кассы.
   Спектакль ему не понравился. А может, ему было не до спектакля,  так  и
стояли у него перед взором изумленные глаза кассирши. "Что она  там  такое
вычитала? - в который  раз  спрашивал  сам  себя  Лавров.  -  Обыкновенная
шутка... А может, я что-то не так  прочел?  Может,  в  тексте  там  совсем
другой, непонятный мне смысл?.."
   Стараясь не шуметь, он извлек из внутреннего кармана пиджака  несколько
помятый рулончик, развернул на коленях... Слишком темно было в зале, чтобы
можно было прочесть мелкий, к тому же весь в завитушках текст. Кроме слова
"Свидетельство", своего имени и даты, он сумел разобрать лишь "Томи"...
   Он увидел ее в аэропорту.
   - Томи? Какими судьбами? Как вы узнали рейс? - обрадовался он и кинулся
к ней, роняя на ходу свертки.
   Секунду-две,  словно  не  веря,  она  впитывала  его  слова,  и   вдруг
вспыхнули, засинели счастьем ее глаза.
   - Вот, это вам, - сказала она, протягивая бумажный  рулончик  и  смеясь
глазами. - Вы сегодня именинник, да? Я вам хочу сделать  подарок.  Подарок
такой большой, что вам его не увезти. Поэтому я вам  вручаю  свидетельство
на владение моим  подарком.  Берегите  его.  В  следующий  раз,  когда  вы
приедете в Ленинград, этот город будет уже ваш. И вам не  придется  больше
мучиться с гостиницами...
   Томи засунула рулончик ему за пазуху.
   - Только не потеряйте, ладно? - сказала она, по-прежнему смеясь  одними
глазами. - А теперь идите,  -  подтолкнула  она  его.  -  Посадку  на  ваш

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг