который на Земле не применяют из-за того, что существуют гораздо более
удобные средства связи. А где-нибудь там, - рука Курова взметнулась вверх, -
он вполне бы устроил. Но что им может быть?
- Если из человеческих ощущений... Зрение - не годится, оптические
средства исключены. Звуковые тоже. Об остальных говорить не стоит. На
радиосвязь тоже наложен запрет. Что еще? Тепловые волны, гамма-лучи,
телепатия, какое-нибудь неизвестное излучение - назовем тау-излучение.
Ничего не подходит. А может быть, большой объем информации и не нужен. Этот
пункт технических условий кажется мне неясным. В самом деле, что надлежит
передавать? Подробные сообщения? Развернутые донесения? Или краткие
приказы... "По этой дороге я прошел". "Идите следом". "Остановись". "Я
нахожусь здесь". "Нуждаюсь в помощи". Ты эту неясность запомни. При
выработке окончательного текста технических условий надо будет потребовать
уточнения.
- Конечно, заказчик скажет, что объем передаваемой информации должен
быть как можно больше.
- Не знаю, не уверен. Ведь этот способ связи предназначен для
употребления в самых экстренных случаях, попросту в случаях, грозящих
гибелью. Ведь вот, допустим, посылают из ракеты человека обследовать
какую-нибудь местность. Как бы ни было там темно, каким бы сильным ни был
фон радиоизлучений, если ему ничто не помешает, он вернется, и уж в самой-то
ракете будет достаточно светло, чтобы выслушать его или даже прочесть
донесение. Нет, вот если он где-то застрял и на поиски посылают группу, он
должен дать знать о себе таким образом, чтобы она прошла весь его путь и
явилась туда, где он находится. "Я здесь был", "Я здесь нахожусь" - вот
простейшие сигналы, которые должен сообщать передатчик нашей машины и
принимать приемник.
- Пока что ты, кажется, находишься в муравейнике.
Тузовский вскочил и принялся отряхиваться. По близорукости ли, по
рассеянности ли, а скорей потому, что мысли его были отвлечены от таких
пустяков, как окружающая обстановка, он не заметил, что удобное сиденье меж
двух корней давно уже облюбовано муравьями. Встал и Куров, тоже
осматриваясь. Бормоча: "Формика поликтена, муравей лесной", Тузовский по
дороге нагибался, вынимая муравья из отворота штанины. Даже по пиджаку
ползало несколько лесных жителей. Он сбрасывал на дорожку то одного, то
другого - и видно было, как, не оглядываясь, не задумываясь ни на секунду,
муравьи бежали назад, к родному дому. У крыльца Тузовский надел пиджак. Он
медленно поднялся по ступенькам - высокий, в костюме без единой складочки,
выглядевший даже слегка надменно, похожий на человека, у которого все
решения давным-давно готовы, записаны и положены в папку "К докладу". И
только вблизи можно было понять, что отрешенность его взгляда -
свидетельство глубокой задумчивости.
Куров в красной клетчатой рубашке - свитер жарко стало носить - глядел
рассеянно по сторонам. Молча пересекли они густую тень колонн, молча прошли
через вестибюль, молча сели в библиотеке за свои столы. Ветер через
растворенные окна шевелил листы открытых книг, но стопки были неподвижны,
как бастионы. "Во сне, что ли, попробовать поучиться, - пробормотал Куров,
глядя на свою стопку книг. Так досидели они до конца рабочего дня, а потом,
утомленные, разошлись по домам.
Точно так же сел Куров и утром следующего дня за свой, ставший уже
привычным, стол. Он открыл на середине одну из книг, и листы ее потекли один
за другим, почти не придерживаемые пальцами. Солнце встает за окном. Хорошо,
когда лето, когда тепло и светло, - но только тем, у кого душа спокойна, а
не таким вот, мучающимся в поисках идей.
Тузовский появился неожиданно и без единой брошюрки в руках. Он
захлопнул книгу, лежащую перед Куровым, и поманил его пальцем за дверь. Они
вышли на крыльцо, спустились. Не отходя далеко от ступенек, Тузовский присел
на корточки. Согнул спину и Куров. На посыпанной песком дорожке кипела своя
жизнь. Это был большой торгово-промышленный тракт, с точки зрения червяков,
гусениц, муравьев и прочих мелких букашек, названий которым Куров не знал.
Тузовский поймал муравья, посадил на раскрытую ладонь, поднял ее высоко над
землей. Муравей сделал несколько движений, как футболист, выбежавший на
поле, а потом вдруг рванул по указательному пальцу. Когда он был уже на краю
пропасти, Тузовский опустил ладонь на землю. Муравей сбежал с нее и помчался
туда, где сидели вчера Тузовский и Куров, рассказать о пережитой опасности,
похвастаться героическим поведением.
- Ну, - сказал Куров, выпрямляясь, прогибая гимнастическим упражнением
спину.
- Ну. - Тузовский встал и отряхнул ладонь. - Как ты думаешь, куда он
побежал?
- В муравейник, домой к себе. Как и все мы после опасности.
- А дорогу как найдет?
- Как и ты.
- Я вижу.
- А он?
- Вряд ли он что-нибудь видит за этой высокой травой.
- А как же?
- По запаху. Муравьи ведь метят свои дорожки. Муравей-снабженец
оставляет следы, а муравьи-исполнители, которые идут за ним, прямо как
приказы в письменном виде получают - "Здесь корм", "Эту травинку тащить в
муравейник. Пригодится", "Сюда не ходить - опасно". Все конкретно - никаких
толкований.
- Понимаю, понимаю... - Куров попятился, сел на скамейку. - Запах -
отличное средство информации, просто мы им не умеем пользоваться.
- Я всю ночь об этом думал. - Обычно сдержанный в движениях, Тузовский
начал вдруг размахивать руками. - Машина идет по темной планете, в ней
экспедиция, посланная на поиски пропавшего космонавта. По радио он ничего
сообщить не может; увидеть местность в темноте нельзя даже с помощью
инфракрасных приборов. Как искать? Но на всем протяжении своего пути он
оставлял вдоль дороги частицы химических веществ с необычайно стойким
запахом. Как такие вещества наносить - это деталь. Можно специальный посох.
Он же и оружие. Можно на подошвы, можно на колеса или гусеницы машины.
Куров закинул голову и чуть-чуть прикрыл глаза. Первый толчок его
конструкторскому воображению был дан.
- А в машине приемник сигналов, - сказал он, - потом усилитель, а от
усилителя сигнал идет к механизму, определяющему направление движения. Тут
может быть элементарное рулевое устройство из системы тяг, как у автомобиля,
а может быть еще что-нибудь, в зависимости от конкретной конструкции...
- А люди?
- Ну что люди. Сидят внутри машины - мощной, защищающей от жара,
проникающих излучений, отравленных стрел, - едут и ждут, пока надо будет
вступать в бой с чудовищами или рубить ветки, разбивать палатку и доставать
из мешка гитару. В выборе дороги они участия принимать не должны...
- Почему?.. Я об этом как-то не думал.
- Ты понимаешь, - Куров заговорил медленнее, растягивая фразы,
обдумывая, - человеческая психика - вещь неустойчивая; обстановка может быть
настолько трудной, что мы себе и представить не в состоянии. Наконец,
возможно появление каких-нибудь психических волн, расщепляющих сознание. Что
способна дать в таких условиях свобода выбора? Один скажет: поехали
направо - там что-то чернеется; другой - нет, налево, там что-то белеется. И
не спасут никого, и сами погибнут...
- Но ведь есть командир.
- Он такой же живой человек, как и остальные, и точно так же подвержен
действию всех обстоятельств. Если уж муравей тебя надоумил, то проводи
аналогию до конца. Его поиск осуществляется автоматически - запах указывает,
и он идет.
- А если препятствие?
- Преодолевает. Мы ведь тоже должны создать не анализатор запаха, а
машину, идущую по запаху. Значит, должны заложить в ее программу элемент
свободного поиска, дать сведения о различных препятствиях и о том, как их
преодолевать.
- Запах, - сказал Тузовский, - запах... Сложно будет... Полторы недели
ломали голову только над идеей; а что дальше? Если разрешат работать в этом
направлении, еще труднее придется. О природе запаха мало что известно,
окончательной теории нет, есть разные точки зрения. А без теории как строить
машину?
- Ничего, - отозвался Куров, - ничего... Теории рождаются при
повышенном интересе к какой-нибудь области знания. Кому до сих пор нужен был
механизм запаха? Никому. Даже парфюмерам. У тех свой подход - что приятно,
то и годится... А теперь для космических исследований потребовалось!
Оборудование дадут, лучшие умы приступят к решению...
- Уже приступили, - засмеялся Тузовский.
Но они не сразу пошли к директору с оповещением о найденной идее. Еще
несколько дней они сидели в библиотеке, проверяя и перепроверяя себя,
перелистывая тысячи страниц. Навигационные способности птиц, локаторы
летучих мышей, реакция змей на тепло... Они искали подтверждения своей
идее... И находили.
- Слушай, - говорил Куров, оборачиваясь радостно, - перепончатокрылые с
длинным буравцем никогда не видят жертвы, в которую собираются отложить
яйцо, потому что она находится под землей или внутри дупла.
- Бабочки чувствуют нужный запах на расстоянии одиннадцати
километров... - отвечал Тузовский.
Они уяснили себе методику работ - по крайней мере ту, которую можно
было найти в книгах, составили примерный список оборудования...
- Пора идти, - говорил Куров.
- Подожди, - отвечал Тузовский.
Он написал обстоятельную докладную записку, в которой были высказаны их
общие соображения. Куров сходил в машбюро, полюбезничал с машинистками, и
ему быстро все перепечатали.
- Завтра приходи побритый и гладенький, - сказал Тузовский. - Будем у
директора.
За полторы недели кое-что изменилось в директорском кабинете.
Перпендикулярно к его рабочему столу поставили еще один, покрытый зеленым
сукном. "Значит, есть кому собираться", - заметил Куров. Возле стола
появилась тумбочка, а на ней два телефона с клавиатурой и один - без. Лицо
директора стало суше, строже - груз забот с тех первых дней, когда друзья
впервые увидели его, должно быть, увеличился. Директор прочел внимательно
весь доклад, а друзья сидели, сложа руки на коленях. Тузовский придерживал
папку. Директор не расцеловал их, прижав к сердцу, как они втайне надеялись,
но и не выгнал, чего они втайне опасались.
- Хорошо, - сказал он, думая вслух, - запах - это хорошо. А может,
вправду сделаем такую машину?
- Сделаем, - кивнул Куров. - Будет, как муравей, бегать. Тут еще что
думается - независимость выхода к цели от человеческой психики. Психика -
вещь шаткая...
- Независимость, - повторил очень медленно директор, как бы вдумываясь
в глубокий и дальний смысл тех событий, которые он вызывал к жизни простым
этим словом. - Ну ладно. Наперед, конечно, трудно сказать. Включим в
тематический план. Вы, вероятно, думаете: вот мы показали, что можем дать
идею, а теперь нас определят в какую-нибудь лабораторию, под чье-то могучее
крылышко. Нет, работать будете сами. Солидных людей у нас много, и все
больше становится, но у каждого свои идеи. Так что развивайте, воплощайте в
жизнь, в опытный Образец свою мысль сами. А помощь вам, конечно, будет
оказана любая... Вот хотя бы составить заявку на оборудование. Спуститесь на
первый этаж...
- У нас уже есть такая заявка. - Тузовский выхватил из папки листок,
протянул...
Курова привело в новый институт не осознанное, постоянное стремление, а
порыв, до некоторой степени даже случайный. Он увидел в газете объявление,
прочитал, но вдумался не сразу. Ходил по заводу, по лабораториям, шумным,
пропитанным запахом металла, разговаривал, спорил, смеялся, ругался, и в
минуты затишья приходили ему в голову строчки из газеты, мысли о том, что
хорошо быть первым в какой-нибудь области науки или техники, а в такой и
подавно. В душе его качались чаши весов, и желание заняться новым делом
перевесило.
Но он никогда не думал, что будет так трудно. Войти в незнакомую
область знаний, привыкнуть к ней, научиться мыслить ее категориями, овладеть
теми сведениями, без которых невозможно что-либо начать, - адский труд выпал
на голову Курова.
Он изучал энтомологию, биохимию, биофизику, бегал по вечерам на лекции
в университет. Неизвестно, выдержал ли он бы до конца. Один порыв привел его
сюда, другой мог точно так же заставить все бросить. Но железная
методичность Тузовского подавляла его. Тому было не легче - приходилось
изучать несколько инженерных дисциплин, каждая из которых представляла собой
специальность.
- Узкими специалистами успеем стать, - говорил Тузовский, - сейчас
важно выработать широту взглядов. Прежде чем решить проблему, надо уметь ее
перед собой поставить, надо знать, что она существует.
Но теперь им читалось легко. Цель была определена, и во всем том, что
узнавали, они стремились найти пригодные для ее достижения средства. Им
отвели довольно большую комнату на первом этаже. Сначала в ней стояло только
два стола, но начало поступать оборудование, и постепенно становилось все
теснее и теснее. Бинокулярный микроскоп, осциллограф, усилитель, наборы
тончайших электродов, термостат, вискозиметр, - все меньше и меньше
оставалось свободного места в комнате. Но зато все четче вырисовывалось
направление, то, которое должно было привести к цели. Муравьев доставляли им
корзинами; нашелся человек, который выращивал раньше белых мышей, а теперь
переключился на муравьев и даже зимой ухитрялся их вскармливать. Один угол
комнаты был отдан Курову; угол он завалил радиодеталями, собирая
всевозможные блоки. Он же изучал биоэлектрическую активность нервной цепочки
муравьев, надевая на кончики их волосков пипетки с электролитом. Делать это
все приходилось, глядя в микроскоп. Плясали кривые на экране осциллографа;
один за другим заполнял Куров бланки-протоколы опытов.
Тузовский чаще сидел за столом; длинные цепочки формул громоздились в
его тетради... Так, сумасшедше и весело, прошли осень, зима, весна... В
комнате все время стояли странные запахи, и разные люди, входя,
принюхивались, и то морщились, то расцветали в улыбке.
Устройство, которое Куров конструировал, должно было различать запахи.
- Перцептрончик мой дорогой, - говорил он, водя карандашом по схемам.
Тузовский оторвался от стола и поглядел в окно. Зима прошла совершенно
незамеченной, теперь и весна близилась к концу. Прямо перед окном шла
асфальтированная дорожка, а за ней газон - и трава на нем была густая,
ярко-зеленая...
- Смотри-ка, весна кончается. - Тузовский потянулся так, что затрещала
спинка стула.
- А ты и не заметил, - отозвался Куров из своего угла.
- Слушай, я почти установил, что запах - это электромагнитные волны.
Теория, а...
- Мы теориями не занимаемся, - сказал скромно Куров, - но кое-чего тоже
добились. Сейчас должен прийти мастер - я ему заказ хочу дать... эскизики
набросал.
Мастер пришел, взглянул на эскизики и долго чесал затылок, а Куров,
похлопывая его по плечу, успокаивал:
- Сделаете. Это ведь не массовое производство. Можно и вручную довести.
Шкуркой. Я сам приду, за тиски встану...
Через несколько дней детали были готовы. Кривые необыкновенно сложных
форм изумляли тех, кто брал детали в руки. Доводить их до нужной точности и
чистоты было мучением, но еще мучительней казалось поручить это кому-нибудь.
Да и не брался никто. Несколько дней Куров простоял в мастерской за тисками.
Прибор начал приобретать очертания. Он состоял не только из анализатора
запахов, но имел некоторое подобие нервной системы, наделенной способностью
находить решения в затруднительных случаях.
- Если он и не умнее муравья, то, во всяком случае, не глупее, -
говорил Куров, похлопывая по железному футляру. - Для прибора этого вполне
достаточно.
Но прибор был лишь средством. Его требовалось поставить на шасси с
собственным двигателем и связать с ним кинематически механизм управления.
Шасси Тузовский и Куров нашли очень быстро. Это был старый электрокар
небольших размеров с аккумуляторами под платформой. Он стоял в одном из
сараев, которые окружали основное здание. Туда специально с разных
предприятий привозили списанное оборудование. Но электрокар был совсем как
новый.
- Морально устарел, - высказал предположение Тузовский.
Электрокар оказался как нельзя кстати: перцептрон - прибор,
моделирующий орган обоняния муравья, и блок, в который была заложена память
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг