- Все гораздо сложнее, - ответил Шар. - А мне некогда разговаривать, я
спешу. Буду краток. Хотите остаться живым? Сделаться всемогущим?
Всезнающим?
"Он еще спрашивает!.."
- Пойдемте! - приказал Блистающий Шар. Произошло странное. Жогин,
человек крайне упрямый и любящий все делать по-своему, покорно встал.
Они прошли ущельем на береговой гранит безымянной речки. Из ее
прибрежных скал выставилось что-то острое и сверкающее, очень высокое.
Прошли дальше - оно скрылось и снова увиделось теперь снизу.
Жогин близко увидел три стальные колонны. Задрал голову: на трех
гигантских ногах, глядя вниз обгорелыми клюзами двигателей, стояла ракета.
- Звездная, - пояснил Шар. - Нам нужен бог на планету СШ-1009 бис. Вы
будете им. Войдемте.
Грохнув, в боку ракеты откинулся люк. Упала вниз лестница.
- Идем.
- За вами.
Блистающий Шар впорхнул в люк. Жогину пришлось всходить по
раскачивающейся лестнице. Он поднялся и прошел мимо Шара. Звеня и
постукивая, вползла сама собой лестница и свернулась. Прихлопнулся люк и,
вращаясь, закрылся прочно.
- Садитесь в кресло, - предложил Блистающий Шар и разъяснил: - Наш путь
будет равноускорен.
Он висел в пустоте тускло светившегося нутра ракеты.
Прошел гул. Кресло мелко дрожало. Жогин почувствовал себя каменным,
тонн в пять весом. Даже увидел свое лицо - крупнозернистое, с блестками
пластинок слюды. Такие же были руки.
- Ускорение, - равнодушно пояснил Блистающий Шар. И все громче,
истошнее выли ракетные двигатели. С их воем принесся к Жогину визгливый
голос отца:
- Почему-почему-почему ты не думаешь, что это было заданье-е?!
- Врешь! - кричал Жогин. А брат Петр менял яркую лампу, ввертывая
десятисвечовку. Она горела у них в комнате всю ночь.
- Зачем? - спрашивал его Жогин. - К чему тебе ночной свет?.. Что хочешь
увидеть?
7
Жогин пришел в себя от рывка, от комкания невидимыми силами. Движение
ракеты больше не чувствовалось. Она уже несла с собой каждую клетку его
тела со скоростью, невозможной для постижения сознанием. Скорость
проникала не в разум, глубже, рождая сладкую тревогу. Ту, которая является
при падении во сне.
Этот полет и напоминал стремительное падение. Куда?.. А, не все ли
равно, лишь бы дальше от гор, от жизни - прошлой! От отца...
"Стать богом? Что он под этим понимает?" Жогин, улыбаясь, огляделся:
ряды приборов, блеск шкал, стрелки. Они роились, будто ночами ползающие
светляки в теплой тайге Уссури.
Ракета была огромной. Она далеко уходила вперед, там теряла очертания и
казалась длинным туннелем, ведущим куда-то. В новую жизнь?
Жогин так и понял: это переход от неудач, терзаний, глупых поступков в
мир прямизны. Блистающий Шар так и сказал:
- Выпрямляю линию полета, искривленного притяжением вашего солнца.
...Стрелки приборов шевелились, ползали. Зеленые струи ракетных газов
пробивались внутрь ракеты. Они кудрявились, окутывали Блистающий Шар и
Жогина.
- Куда вы летите, скитальцы?
- Прямо, от планеты к планете, от звезды к звезде.
Прямо? Это же мечта каждого, бредущего в пути. Странное круглое
существо не тратит времени на обходную криволинейную орбиту, в его ракете
есть мощь для прямого полета. "Но почему он взял меня? - думал Жогин, -
Кто он сам?"
- И мы ходили вашими путями, - отвечал ровным голосом Блистающий Шар.
- Но вы же машина, - возразил Жогин. - Хотя конструкция вашего тела,
конечно, гениальна. А я стану богом? Зачем?
- Чтобы создать свой мир. Совершенны были те, что окружали вас на Земле?
- Люди? Ну, нет!
- Поговорим.
Блистающий Шар замолчал и стал меняться цветом.
Сначала он покрылся золотисто-красной пленкой, пошел витиеватыми
отсветами. Жогин торопливо отодвинулся - от Блистающего Шара шло
излучение. Горячее.
Шар раскалялся. Жогин осторожно поднес к нему ладонь и удивился:
пышущего жара не было. Но излучение шло от Блистающего Шара. Оно ощущалось
упругим и даже липким: Жогину хотелось крепко отереть лицо.
Блистающий Шар заговорил:
- Я гуманоид, как и вы, имя мое Бертсибиджим. Я физик с Третьей планеты
Солнца номер тысяча восемьсот семьдесят девять. Мой возраст - сорок
кругов, конец жизни - генетический необратимый процесс в органах усвоения.
Мне предложили пересадку мозга -я согласился.
- Понимаю, - сказал Жогин. Он соображал: это машина, не человек, а
киберг, сращение машины с человеческим мозгом. (Жогин вздрогнул от
отвращения.)
- Нас много, - говорил Блистающий Шар. - Одни бежали от страстей,
другие от болезни. Но большинство влекло познание. Теперь я только мозг, -
хвастал Блистающий Шар. - Я познаю, я изучаю, я практически бессмертен.
Мозг проживет две тысячи ваших лет, а тело износилось за сорок. Когда
мои механические части изнашиваются, я их меняю. А выгодно! Я работаю все
двадцать четыре часа.
Жогин стал выяснять:
- А не тянет вас назад, в тело? Оно дает много приятного. Хорошо
греться на солнце, иметь волчий аппетит. А женщины?
Говоря, Жогин видел в зеркальной выпуклости Блистающего Шара свою
физиономию и выпирающий нос, хищный и крючковатый. ("Став Шаром, я хоть
перестану походить на своего треклятого отца".)
- Я был рожден для познания, - разъяснял Блистающий Шар. - А жизнь
тела, личная жизнь - мешает познавать.
- Кажется, я понимаю вас. Понял! - вскрикнул Жогин. И все в нем
заторопилось. Мысли скакали, будто солнечные зайчики на беспокойной воде,
ловить их, помнить было необычайно, непривычно трудно.
Жогин кричал Шару:
- Все запутано в человеке! Мыслим иногда логично, но нет логики в наших
действиях! Не может ее быть! Ей мешают эмоции, страсти, наши глупые
сердца... Чувства - обуза... Поймите! Мы оставляем жить виноватых! Наш
разум в плену тела! Оно же слишком сложное - костяк, железы, кишечник...
Чем вы питаетесь?
- Электричеством.
- У нас были фанатики, боровшиеся с плотью, история религии говорит это.
Жогин соображал: мозг без тела, без слабого, хрупкого тела, могущего
разбиться о камни. Это же раскрепощение! Это... счастье?
- Тело не выразишь в изящной математической формуле, - продолжал
Блистающий Шар. - Это невозможно. А возьмите меня, я отлично выражаюсь в
формуле шара.
Шар говорит... Но это же не голос, у него нет эха. Жогин понял, что
Блистающий Шар читал его мысли и внушал свои.
- Мы живем повсюду, к нам идут жители всех планет! Все время мы ловим
сигналы мозга гибнущих, ожидающих спасения, просто стремящихся к жизни,
какую ведем мы. Вы не один тяготитесь обыденной жизнью, не вы один слишком
слабы и страстны для нее.
- Значит... - начал Жогин.
- Я принял волну вашей боли и поспешил на помощь. Ваш ум...
- Но я делал одни глупости, - сказал Жогин, не открывая рта.
- Зато видите границы вашего разума. Это дано немногим.
Голова Жогина шла кругом.
- Идите к нам! Мы дадим вам могущество и... планету. Вы создадите на
ней жизнь, как представляете ее себе. А потом наблюдение, познание -
тысячи лет подряд.
Блистающий Шар втолковывал:
- Есть высшее счастье - мыслить, есть высшее наслаждение - познавать,
высший отдых - созерцание. Смотрите на меня, смотрите. Пристально! Слышите?
И Жогин услышал: звучала музыка. В строго выверенных, холодных аккордах
чувствовалось великое знание. Жогин слушал (и видел?): рождались и умирали
миры. Он созерцал их столкновение и разрушение, наблюдал полет атомных
частиц, рассеянных звездными взрывами.
Многое увиделось ему. Нахлынувшее знание давило. Он расслабился и
прилег в кресле.
Прикрыл глаза. Но в мозг по-прежнему рвался грохот миров. "Это
невыносимо, это невозможно, я сойду с ума! Пощади..."
Блистающий Шар телепатировал:
"Я научу тебя делу богов, покажу интересный опыт. Ты оттолкнешься от
него и пойдешь далее. Мы подлетаем к Черной Фиоле".
8
- На посадку!
Киберг сказал команду вслух, и ракета изменила путь. Жогин страшно
потяжелел. Блистающий Шар каплей ртути повис на магнитном держателе.
Перегрузка...
Жогину казалось, он умирает, уже умер. Он видел: поднимается ему
навстречу другой Жогин, с пустыми глазницами, с жутким оскалом.
Ракета повернулась - нацелилась - устремилась... Казалось,
неостановленная, она бы пробила планету насквозь. Но загрохотали тормозные
двигатели.
Жогина прижало к креслу, ребра его трещали. Удар!
- А-а! - кричал Жогин.
Посадка кончилась. Блистающий Шар раскачивался на держателе: туда,
сюда, туда-сюда... Жогин кое-как добрался до него. Увидел себя - бледен,
из прокушенной губы текла кровь. С тревогой поглядел на угасший Шар.
"Погиб?
Тогда мне смерть в этой непонятной ракете".
- Что? Что с вами? - спрашивал он. Оказалось, Блистающий Шар
подзаряжался, воткнув в бок гибкий проводник.
- При моей аварии вами займется мой дубль, - сообщил он и замолчал,
всасывая энергию. Жогин растерянно огляделся:
- Дубль? Где он?
Будто в зеркале висел, качался туда-сюда другой Блистающий Шар... Но
устал Жогин от этого - от блеска, странных разговоров. Ему хотелось
вдавить каблуки в землю, пусть чужую, смотреть в небо.
Должно быть на планете небо!.. В ракете и дышать-то приходится каким-то
пустым воздухом, не разберешь, жив ты или давно мертв.
Вдохнуть бы настоящий - густой, влажный, сытный воздух. Закурив,
неторопливо думать.
Или, сбрасывая пепел с сигареты, стоять и щуриться на чужую,
малопонятную жизнь.
- Черная Фиола, - вдруг заговорил Блистающий Шар. - Своеобразие жизни и
ваш урок.
Он защелкал чем-то в себе. Смеялся?
- Создана богом Иохимом Залесски, коллегой. На моей памяти сменилось
тридцать поколений. По-моему, эта живая плесень оскорбляет
производительные силы планеты, но Иохиму она была чем-то дорога...
9
Жогин - ощупью - разобрал рюкзак.
В нем нашел килограмма два или три ржаных сухарей, полкило кускового
сахара и большой кусок свиного сала, присыпанного красным перцем. Калории
были, вода тоже - совсем рядом колотилась тонкая струйка и растекалась по
камням на расстоянии откинутой руки. Эту воду можно было брать: смачивать
платок и сосать его.
Непривычное становилось привычным.
Например, Жогин ясно слышал частую дробь падающих корпускул света. Звук
их ударов был разный: мягкий от шепчущих листьев, упругий и резкий при
ударах о камни.
Корпускулы в холода били слабо, а в пасмурную погоду сыпались, будто
мягкие воздушные пузырьки. Ночью же, падая с далеких звезд и приобретя
космический разгон, они кололи...
Жогин вздрагивал и ежился. В глазах мелькали красные полосы. Казалось,
что он бежит вдоль бесконечного палисадника, гремя по нему палкой.
...Он звал Черную собаку.
Та подходила к нему - с подозрением, с загадом в глазах. Жогин с
завистью видел ее лапы, твердо стоящие на земле. Он поднимал взгляд выше,
скользил им по черной шерсти с блеском серебристых ворсинок. Они, если
пристально глядеть, обращались в иглы, летели в глаза.
Даже хотелось закрыть их ладонями.
Черный пес, чернота... Сначала шерстисто-мягкая, она становилась
неотвратимо бездонной и получала угрожающие качества. Вот надвинулась,
глотнула его. Жогин едва удержал вскрик и падал, падал вниз, в
раздвинувшуюся щель. В ней горели синие свечечки.
Спасаясь, Жогин отворачивал глаза - и снова лежал в камнях. Минуты (или
часы) покоя, и снова рвался к нему сошедший с ума внешний мир.
Тогда скалы бешено накатывались, грозя раздавить, а хвоя метала в него
зеленые стрелы. Потом, в коротком взрыве, все рассыпалось на частицы.
"Атомы", - догадывался Жогин.
Когда мир успокаивался, подступали заботы жизни: приходилось создавать
жилище и заботиться о питании. Жогин не мог отползти в сторону, в сосны,
не мог развести костер. Потихоньку он сгребал к себе мох. Тот отрывался от
камней легко, но с глуховатым, едва слышным хрипом.
...В конце концов Жогину удалось создать вокруг себя примитивную, но
годную к жизни среду. Но пугали одиночество и собака.
Черный пес сидел против Жогина. Склонив голову набок, он всматривался в
него. Пес был стар, для охоты не годился и жил около экспедиции, был
спутником (и сторожем) много лет подряд.
Он бывал и в исчезнувших экспедициях, но сам всегда возвращался.
Жогин с тревогой смотрел на Черного. Видел: пес что-то решает.
"Предаст, - думал Жогин.- Бросит". И кормил его сахаром.
Пес смотрел. По временам золотые его глаза Жогину казались двумя
лунами, плававшими в темноте.
Иногда пес уходил на охоту. Если он задерживался, Жогина посещали гости.
Однажды прилетел и покружился шмель, что для этого холодного места было
удивительным. Другой раз прополз жук-дровосек с пребольшими усами.
Слышались мышиные шажки, со своими резкими вскриками прилетала кедровка.
Приходили бурундуки. Как-то с горной тропы на него долго глядела лисица
- рыжая.
10
Общий дом, где они жили с Петром, был старый, имел громадный чердак. Там
жило много насекомых. Например, в доме проживал сверчок. Днем он спал, но
всю ночь шатался по длинному коридору и сверчал, сверчал, сверчал.
Казалось, деревянный огромный дом обрел голос.
Когда временами все с остервенением набрасывались с ядовитыми
жидкостями и порошками на тараканов, Жогин отлавливал сверчка и держал его
в спичечном коробке. Он ему нравился: славный парень, рассеянный мечтатель
в мире насекомых...
Вечно он шлепался в ведра с водой, и его приходилось спасать - без его
ночного звона дом был противен Жогину.
Сверчок был ему в тысячу раз ближе отца: тот, как и Черный пес, жил
только для себя.
11
В прошлом году он видел отца. Издали, в сквере.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг