домов, забивалась в канавы, как талый снег весной. Сашок заметно
торопился, Слава еле успевал за ним, дурацкая сумка вконец натерла плечи,
чего он с ней носится? Нырнув в очередной поворот, пацан пролез под забор,
велел обождать. Слава присел на скошенную лавочку. Тело казалось сделанным
из тяжелого усталого теста. Огромное молодое солнце вызывало восторг и
одновременно почему-то рвоту: яркий свет окончательно вымел, опустошил
неестественно легкую голову, и от этого в животе что-то резко
перекатилось, потом еще и еще раз, сложило вчетверо, как тетрадный лист.
Совершенно ослепший, Слава ввалился в ближайшую калитку, где уже слышалось
начало дня - кто-то покашливал, хамски орал петух. Дверь в сортир была
открыта настежь - скорее, закрыть. С утра в сортире чисто и даже уютно,
только запах хлорки непривычно отбивает обоняние...
- Бек, какая свинья так долго срет? - громыхали голоса совсем рядом;
казалось, чуть громче - и его картонный домик рухнет.
- Что, Фомич, не терпится шоколадный цех прочистить?
- Братва, что за шухер-то вчера был?
- А ты у Жоры спроси! Ему виднее, - тяжелый кулак нескоько раз опустился
на струганные доски двери.
- Ну и погром! Бек, ты буянил, больше некому!
- И машину тоже угнал, - кулак опять прошелся по хлипкой фанере. - И там
я сечас сижу...
- М-м-ммуж-жики, поссать д-дайте, ей богу...
- Что, Кузнечик, неужто и тебя Жора в такую рань смог растолкать?! Ну,
дела!
- Слышь, мужики, а товар-то у нас в той был, в этой пусто...
- Жора, погоди. Мы и арсенал весь туда сложили...
- Да, как ты сказал, так все и сделали! Жора, ты бабу-то хорошо знаешь?
Ты всю ночь с ней в доме был...ой, Жор, брюки одни... ой, по почке не
бей!... Падла в сортире засел... я ж не отстираюсь!!!
- Гей, мужики, вы тут погром устроили, - раскатистый женский голос
перекрыл все остальные, - Индюка подавили, да что это такое! Забор
снесли... На тыщ сто убытку старыми - забор снесли, сарай покорежен!!! Не
открою сортир!!! Хоть режь не открою! Плати, давай, или выметайтесь, чтоб
духу не было!!! Через пять минут. Вон, участковый пришел, - голос
прервался на минуту, - Степаныч, беда у меня: хулиганы у постояльцев
машину увели, погром-то какой! Сам посмотри! Степаныч, родненький, да ей
богу же я не причем... - женский голос удалился, завывая.
- Так, ребята, машина ваша, значит, у проселка, уберите с глаз долой,
как говориться. Нас тут ОМОН центральный проверяет, сами понимаете.
Доложить-то мы доложим, а лишний шум ни к чему, так что давайте поскорее
отсюда...
- Ну, Степаныч, ты дорогой наш. Ну, выручил, ну, спасибо...
- "Спасибу" на хлеб не намажешь...
- Ясное дело, держи. Хватит?..
Голоса стихли, донесся звук отъезжающей машины.
- Слав, выходи, - Сашок осторожно поскреб дверь, - нашел я ее.
- Ох, - согнувшись пополам, Слава еле выполз наружу, - Сальмонеллез у
меня, наверное. Помираю.
- Да ты, че?! - подхватив друга, мальчишка втащил его в пристройку и
осторожно уложил на постель. - Вот, отдохни, - перетряхнул сумку, - ты ж
ихнюю аптечку брал... Волокордин, димедрол, ага - ношпа! Нормальные люди,
на хрена им столько ношпы? Десять банок!
- Ой, не могу, - попытавшись встать, Слава чуть не расстался с
собственным телом, которое и не думало шевелиться.
- На, глотай. Мать меня всегда ей кормит. Только у нас она желтая. Может
тебе еще одну? Жива твоя, жива-здорова! Эти жлобы ее бросили, спит. У
Верки в комнате...
- Уходить нам надо. Скорее!
- Че, разбудить ее?
- Да.
- Ну, ты как, не сдохнешь?
- Не.
- Смотри, помрешь - с меня мать шкуру спустит.
Боль потихоньку отступала, спазмы прекратились и прешли сначала в легкую
тошноту, потом холмик тошноты стал рассасываться, но не исчез, а
равномерно распределился по всему ватному организму... Или - механизму?
Вот в чем дело: мы все - машины, типа того паровозика. Так и есть! Человек
не мог произойти от обезьяны сам собой: тут видна рука Мастера. Старый
мудрый Мастер проплыл мимо на красивом обтекаемом облаке и сказал прямо в
лицо Славе: "Тебя украли! Сейчас же возвращайся обратно в свой магазин! Ты
нужен детям!" Изо рта у Мастера пахло деревенским сортиром и хлоркой.
Солнышко ласково просвечивало сквозь волосы Мастера, стекало по широким
провалам зрачков и прыгало оттуда прямо в славин мозг, пытаясь выесть там
местечко - но на этот раз мозг был заперт... или куда-то пропал? Так или
иначе - на этот раз номер не пройдет. Тогда Солнышко рассердилось и стало
раскачивать мир, отрывать от него куски и лепить из них небольшие круглые
катышки. Широко проплыли ярко-досчатые заборы, канава по краю раздолбанных
камней дороги и два каких-то лица. "Все, я умираю. - подумалось вскользь,
- Меня черти хоронить в ад ведут, наверное нужно упираться," - но сил
совершенно не оставалось...
- Чой-то развезло его? Помрет?
- Ты ему, дурак, какой дозняк дал?
- Да не давал я ему ничо, даже бурды той из канистры не давал...
- Передоз у него, - отдаленные хлопки застряли в мировых катышках, не
дойдя до полноты ощущения, - точно, кинется...
- Может к доктору надо?
- Тащи в вагон, там разбе... - темный провал проглотил искорки света,
вокруг завертелась вьюга, утаскивая куда-то вперед и вдаль, вверх, выше и
выше, пока, наконец, не выбросила на неприятную жесткость скамейки. Из
стороны в сторону качало. По проходу прошла группа шумных, толстых женщин,
одетых весьма странно. Они осели у противоположного тамбура, ведя разговор
на каком-то своем непонятном языке. Следом за ними чумазая девочка вела
чумазого братишку; не дойдя до теток одной скамейки, цыганенок вывернулся
и прибежал обратно, уселся напротив. Пару раз глянув на Славу, взял сумку
и сунул туда руку.
- Дай, - Слава легко отобрал сумку обратно, достал украденный Милой в
универмаге пластмассовый паровозик, завел и пустил по скамейке. Паровозик
запищал, весело покатился и вывалился в проход. - Вот, возьми. Это можно.
А воровать нехорошо, некрасиво. Даже если очень надо. Нельзя, ты это
запомни!
Подхватив игрушку, малыш взял еще курицу и, не торопясь, двинулся к своим
с видом римского триумфатора... Навстречу из тамбура вышел Сашок, лениво
сплюнул, выдернул курицу и стукнул ею цыганенка по голове - тот обиженно
запищал, разряженные тетки что-то закудахтали.
- Куда мы едем, Мила? - он разглядывал в окне море - огромную воду,
отбрасывающую яркий голубой свет. - Мила, ты жива? Ты здесь? Милка?! -
Слава почти крикнул, испуганно озираясь в этой чужой стране, пока не нашел
родную угловато-темную фигуру.
- Хорош орать, командир. - по-хозяйски развалившись на лавочке, Сашок
припрятал под голову сумку. - Ты как, оклимался? - отодрав от куриной
тушки солидный кус ноги, протянул остальное девочке. - Жрать еще не
хочешь? Пивка бы!
- Сашок, колись, ты чем юриста накормил? - Мила подозрительно
принюхивалась к начинающей пованивать курице, - Этим?
- Ну, ношпой, монелез у него. Сам сказал, усрался весь, - скинув
обглоданные косточки под лавку, Сашок потянулся за следующей порцией. - в
аптечке из машины, ее там много... - он рыгнул, поковырял в зубах, - белая
такая и воняет.
- Ну-ка, покажи, - внимательно осмотрев этикетку, Мила открыла крышку и
высыпала на ладонь пару кругляшек, - Пиз-дец! Героин кажется. Это отдать
надо. Бек с нас три шкуры сдерет... или с них со всех. Бедный Жора! -
усмехнувшись чему-то своему, она весело укусила потрепанное мясо. - Девять
надо отдать, а одну мы потеряем, - она весело подмигнула Славе. Сейчас
Мила больше всего была похожа ни детскую игрушку-зверушку или любимого,
слегка отощавшего хомячка. Перекатывающиеся коричневые щечки со слегка
лоснящейся от жира кожей оттенял легкий пушок, смешно встопорщенный
солнечным светом.
Поезд тащил и тащил вперед, а воздух - даже не воздух, а окружающий эфир
- липко держался за землю. Было очень трудно прорываться сквозь вязкое
прозрачное тело мирового эфира вслед за неповоротливым поездом. Слава
попытался ущипнуть себя за ухо, но эфир сопротивлялся и ухо оставалось вне
досягаемости. "Как на солнце перегрелся, - нечаянно вспомнилось детство,
далекое-предалекое, в деревне у бабушки, - сейчас бы мороженного."
От этой мысли сразу резануло в животе...
- Тебе плохо? - Мила нежно провела рукой по его покрывшемуся потом лицу,
- потерпи, это полуфабрикат. Если сразу не кинулся, будешь жить. Просто
расслабься. От него дня два тащит, если жрать. Это не очищенный. Здорово
тебя долбануло, мы почти приехали...
- При?.. - Слава разглядывал непонятно откуда взявшихся людей, их было
неприятно много. Сашок, оказывается, вовсе не развалился на пустой лавке,
а сидел тихонько, зажатый в углу, между толстой теткой и тощим высохшим
дядькой, и спал. Поезд натужно дернуло, пахнуло духотой, зноем и чем-то
еще очень муторным, люди засуетились, пробираясь на выход. За окном
проплыли театральные декорации - витой камень, ослепительно-белый гипс,
круглая тумба с афишами - на фоне шелкового открыточного моря. Декорации
двигались, словно обреченные фигурки в тире, и вдруг замерли.
"Тир испортился," - понял Слава. Он с удивлением оглядывал сказочный
город своей мечты: набережную с белыми кораблями, улицы, очерченные, как
на детском рисунке, двухэтажными домами - брусчатка, цепи, музей
Айвазовского, сплошные "Алые паруса" и Зурбаган. Цветные вывески - время
нэпа, киоски, жалкие, временные строения под навесами, умирающие каждый
вечер и каждое утро оживающие вновь, как насекомые неизвестной породы... И
запах сосисок. Вот оно что! Как я сразу не понял!.. Недаром все так похоже
на декорацию. Это все и есть декорация, настоящий только гипс, он дешевый,
а вместо камней - картон, голимый картон! И стекло, наверное... Но стекло
можно разбить. Разбить! РАЗБИТЬ!!! Вот она, чертовка, ублюдок африканский,
кикимора: она меня заманила... Куда? ВНУТРЬ ОГРОМНОГО ХОТ-ДОГА! И сейчас
будет жрать. Не на того напала, сука!.. Вместе с решением пришло
спокойствие, Слава почти равнодушно ударил туда, откуда на него испуганно
смотрели огромные темные глаза.
- Ты что?! - не замечая потекшей из разбитого носа крови, Мила
ощетинилась, вся готовая к отражению следующего удара. "У нее был нож!" -
Слава тупо уставился на зажатую в ее смуглой руке сосиску с хлебом:
- Откуда у тебя деньги? Ты опять что-то украла? - его кулак, плохо
собранный и мягкий, ударил наотмашь и не попал. Ноги окончательно
подкосились, и Слава осел на бетонгный парапет соломенным мешком. - В
голове моей опилки, да. Но ворчалки и сопилки... иногда... Да!
- На-ка, лучше пивка попей! - Сашок поднес к трескающимся губам мокрое
горлышко бутылки, - Попей-попей, полегчает...
- Ты зачем детей бьешь? Детей бить нехорошо, некрасиво! - привалившись к
грязному рюкзаку на раме, промямлил какой-то непонятный тип, похожий на
жука-скарабея. Слава отметил, что пиво Сашок брал именно у него и что их,
таких людей, много - гора сваленных вещей неприятно напоминала навозную
кучу, увенчанную зачехленной гитарой.
- Где же ты такую загорелую подхватил, да еще без паспорта? - нудил
скрабей-навозник.
- Да ладно, мужик, отцепись от человека, - сдунув с сосисок песок, Сашок
протянул одну другу, - паспорт-фигаспорт.. Мы тут все родственники. А это
наш старший брат. Ну, двоюродный. Тебе-то что? Каникулы у нас. Понял?
Не торопясь, мужик-скарабей поднялся, стряхнул с задницы пыль и
направился в сторону, где высокая тощая девица в нескладных очках утешала
Милу. Важно обняв девушек за плечи, мужик заговорил с подошедшим
милиционером.
- Зря ты, - привалясь рядом и закуривая, сказал Сашок. - Баб, их
конечно, бить надо. Но за дело, а не просто так. Проси теперь у ней
прошенья! Тьфу, - он наигранно сплюнул. - Ты ее для этого спасал? Эй, ты
че, ты опять отъехал, что ль?! Ты, это, держись. Еще час до катера.
Смотри, не сдохни!
Оставив Милу с высокой девушкой в тени на лавке, странный мужик подошел к
кассе, заглянул внутрь и что-то спросил. Испытывая неловкое чувство
раскаяния, Слава поднялся и, пошатываясь, побрел в тень, тяжело сел на
скамейку рядом:
- Мила, объясни мне, пожалуста, куда мы едем?
- Куда едите вы, я не знаю, - верхняя разбитая губа ее дрожала, на глаза
наворачивались слезы. Почему-то это было Славе приятно, он считал себя
внутренне правым и был удовлетворен. - Куда я еду - дело мое! - она
отвернулась.
- Ты опять хамишь!
Медленно развернувшись обратно, она попыталась выдержать внушительную
паузу, но не смогла и закричала фальцетом, как голодная чайка:
- Ты меня ударил!!! Опять ударил! Убирайся, я тебя ненавижу! - слезинка
сама выскочила из глаза и побежала вниз по щеке на прикушенную нижнюю
губу, выкаченную вперед. Прищурившись, она собиралась сказать что-нибудь
необыкновенно гадкое, но не успела.
- Меня? - опять, уже привычно, гудел в голове военный набат, ему
понравилось ее бить, поэтому он сжал тонкие пальцы девочки, как тогда, в
первый раз, и вывернул кисть. - Во что ты меня втравила?!
Удара Слава не запомнил. Когда очнулся с заломанной за спину рукой, то
был прислонен к дереву, росшему между кассой и чугунными палочками забора,
отгораживавшего железнодорожные пути. Осознав зеленый электровоз на
рельсах и того странного мужика-скарабея, который говорил, что детей бить
нельзя, Слава попытался остановить вертящуюся каруселью вселенную... В
целом он был с мужиком согласен: Милу бить точно нельзя, потому что она
стояла сзади, за широкой спиной мужика и лупила по ней изо всех сил
кулаками.
- Пусти! Пусти его!! Пусти!!! Не смей его трогать! Ментов позову!!!
Но мужик держал жестко:
- Дело, ребята, конечно ваше, - еще раз ткнул слегка под ребра кулаком,
- но мой вам добрый совет - вести себя тихо, прилично. Ну, ты как, понял?
- Угу, - Слава помнил, что правильно ответить надо бы как-то по-другому,
но сообразить, как будет правильно, все же не мог... Внимательнее
присмотревшись к его лицу, мужик ласково ослабил хватку.
- Парень, тебе сейчас светиться вообще не стоит, - потом обернулся и
кивнул Миле. - Давно он такой?
- Второй день.
- И куда же вы, милая барышня, с этакой компанией отправляетесь? - ему
приходилось поддерживать выскальзывавшего Славу плечом. - Нам вроде
по-пути?
- Не знаю. Отпустите его, пожалуйста.
- Не могу - упадет.
Мила подхватила разомлевшего вконец Славу с другой стороны:
- Может на лавочку посадим? - кокетливо глянула на мужика, - Меня Милой
зовут, а вас?
- Милочка, скоро посадка. Катерок-то уж стоит, а ваш приятель еле ноги
волочет. Кой черт его пивом поили?
- Сашок в тонкостях не сечет. Вы не могли бы нам помочь?
- Помогать вам папа с мамой должны.
- Так мы ж сиротинушки! Может и ваши детки где-то пропадают.. Возьмите
нам три билета, а? Два же детские... Мне в Планерское. Увидеть и умереть!
Не вру, ей-богу!
Мужик легко рассмеялся и пошел к зеленому ларьку кассы.
- М-мм-мммму, - Славе сейчас было хорошо и свободно, солнце радовало
глаз, в сердце огнем бушевало счастье. Хотелось сделать что-нибудь доброе,
красивое, никогда ему не было так светло, как сейчас...
- Ублюдок! - дернула локтем Мила, стараясь попасть ему под дых.
- Милочка! Какая ты красивая и не мертвая совсем. Хорошо, что не
мертвая. Они мертвые, знаешь, какие страшные все!
- Знаю. Хоть раз ударишь - сам таким станешь! Я не шучу. Зарежу, - она
серьезно нахмурилась, Слава не поверил.
- Ты не сможешь. Если сразу не смогла, значит никогда не сможешь! - он
зачем-то ухватил ее пушистый затылок и крепко поцеловал искусанные губы,
зубки были крепко сжаты, но все равно... Мила вцепилась ему в лицо
ногтями, Слава поймал ее руки и, шутя, стал, как ему показалось, нежно
покусывать тонкие пальцы. Она закричала и, вырываясь, стукнула его головой
о бетонный парапет...
Определив свое место, солнце, наконец, бросило его на угловатые жесткие
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг