Кирилл Якимец
ДО ПОВОРОТА
(КРОВАВЫЙ КРЫМ)
ПРОЛОГ: ЗА ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО.
Все были против этой яхты, хотя бы потому, что ее предложил Иосиф.
Во-первых, сам Иосиф вызывал отвращение - своей нахальной молодостью,
своим нахальным иссиня-черным цветом кожи, своим вечным беретом с дурацкой
кокардой (портрет Че Геварры и надпись по кругу: "Ya-ya! Che-Che-Che!");
своим нахальным именем "Иосиф", которое он присвоил в честь Сталина.
Во-вторых, яхта называлась "Летучий Титаник". Дальше некуда!
Но Иосиф всегда создавал проблемы. В конце-концов, из-за них-то и
происходило собрание. Усталые пожилые люди расселись за круглым столом в
не слишком просторной кают-кампании, украшенной красными флагами. Ладно.
Пусть будет нелепая яхта с нелепым капитаном. Главное, чтобы не было
команды. Накануне люди Бар Аввана и дона Темпесты обшарили всю яхту,
вылизали ее, обнюхали - и никого не нашли. Бомба? Глупости: Иосиф может,
конечно, взорвать всю верхушку мировой теневой экономики (а значит - и
всей остальной экономики, и всей политики впридачу) - но профи, даже
революционер-профи, такой ерундой заниматься не станет. В смысле - никогда
не пойдет на самоубийство. Высокое собрание если и взлетит на воздух, то
только вместе с ним. И умыкнуть царственных старцев Иосифу не удастся:
яхту плотно окружили веселенькие разноцветные катера - из-под легких
тентов мускулистые мальчики наставили базуки на яхту и друг на друга. Все
схвачено. Можно начинать.
Начала Бабушка Нгуэн, самая старшая. К тому же, на Тихом океане, посреди
которого собрались "столпы человечества", хозяйкой была она. Бабушка Нгуэн
сложила на впалой груди миниатюрные сморщенные ладошки. Улыбнулась всем. И
отдельно - Иосифу, который развалился в скрипучем плетеном кресле,
отделенный от остальных прозрачным пуленепробиваемым барьером. В прочности
барьера никто не сомневался. В решительности и оперативности мальчиков с
базуками тоже никто не сомневался. Сквозь широкие иллюминаторы снаружи
прекрасно видно, что там внутри происходит. Зато ничего не слышно. То
есть, никаких глупостей, и при этом - болтай, сколько влезет.
- Друзья! - прощебетала Нгуэн, - мы знаем, нам надо чуть-чуть менять
покупателя и чуть-чуть менять продавца. Продавец теперь будет мой,
покупатель теперь будет Европа. Условия господина Иосифа теперь будет
легко-легко исполнять, потому что их исполнять не прийдется: господин
Иосиф останется у себя между Южной и Северной Америками, а наше дело
теперь чуть-чуть будет здесь, где господина Иосифа нет. Господин Иосиф
узнал об этом плане и сказал, что будет нам чуть-чуть мешать, если мы не
выполним его условия. Пусть он нам расскажет, как он будет нам мешать и
каковы его условия. Спасибо.
Бабушка Нгуэн еще разок улыбнулась и аккуратно присела на краешек своего
кресла. Старцы поглядели на Иосифа - не поворачивая морщинистых тяжелых
голов, только подняли на него глаза. И смотрели, не мигая.
Иосиф размял между пальцев окурок гаванской сигары и запихал вонючий
табачный комок в трубку. Закурил. Улыбнулся. Наконец, трубка задымила
вовсю. Старцы ждали молча. Иосиф вдруг резко встал и прошелся туда-сюда по
своему безопасному вольерчику. Еще раз затянулся...
- Я в курсе, что вы решили гнать наркоту через Россию, а в России заодно
покупать оружие. И я понимаю, что мне куда выгоднее взять под свой
контроль весь поток из Южной Америки в страну гринго, чем соваться в
Россию. Тем более, что американские каналы с прошлого воскресенья уже
находятся под моим контролем...
Кто-то закашлялся, кто-то крякнул. Бар Авван поднес клетчатый платок к
огромному холеному носу:
- Таки-серьезно? Господа!..
Отец Грубер перестал мусолить четки и звонко стукнул ими по столу:
- Таки-очень, коллега. Мои данные совпадают с данными Бабушки Нгуэн, а
мои предложения совпадают с ее предложениями. Могу лишь добавить, что не
вижу смысла в конфликте: наркотики и оружие - такие общечеловеческие
ценности, торговля которыми выгодна решительно всем.
- Сейчас вы увидите смысл в конфликте, - сквозь барьеры тяжелой астмы
прорвался хрип дона Темпесты, - сейчас. Продолжайте, сеньер Иосиф.
И сеньер Иосиф продолжил.
- Мои интересы в Америке и в Европе выходят за рамки коммерции. В России
у меня вообще нет коммерческих интересов - и быть не может. Меня
интересует только революция... Понимаю, вас она вовсе не интересует. Но
вам необходимо понять, что у коммерции и у революции не только разные
задачи, но и разные пути. Короче, я готов нести убытки - только бы
завалить ваше "окно в Европу"... Я завалю его дерьмом!!! - вдруг заорал
Иосиф, швырнув трубку на пол. Трубка упала на ковер и не раскололась.
Иосиф плюхнулся в кресло, подобрал трубку с пола, повертел в руках.
Внимательно посмотрел в глаза Бабушке Нгуэн:
- Дон Хенаро сказал: когда я гажу - трясутся горы. О себе я могу сказать
то же самое. Когда я зарабатываю деньги, все могут спать спокойно. Даже
интерпол: у него все равно никаких шансов. Но вот когда я ГАЖУ - тогда
трясутся горы. А революция требует, чтобы я вам гадил в России и в
Европе...
- А какой регион контролирует дон Хенаро? - не понял Бар Авван. Ему никто
не стал отвечать. Присутствующие заворочались неуютно, но молчали.
Слушали. Только Цеппелин не удержался по молодости и перебил:
- А в Америке?
- А в Америке мы сможем договориться. Но я буду говорить с позиции силы,
как вы легко догадываетесь. Кстати, товарищ Цеппелин подтвердит, что в
России у меня достаточно влияния, чтобы... э... потрясти горы. Урал,
например. Или Кавказ. Товарищ Цеппелин!..
- Да,.. гм... товарищ Иосиф. - Цеппелин был не намного старше Иосифа и
тоже вызывал раздражение у старцев. Не более, чем раздражение. Он бодро
двигался в фарватере, который ему прокладывали старшие, и не искал новых
путей. Новые пути сами находили его: Россия - всегда новый путь. Низкого
роста, энергичный, лысоватый, усики аккуратно подстрижены, в серых
дымчатых очках и в сером костюме - Цеппелин был похож на комсомольского
работника. Видимо, он и чувствовал себя соответственно.
Но сейчас он снял очки. И улыбнулся ласково. И закурил сигару. Все
поняли: Цеппелин не будет устраивать шоу бесплатно. Так и оказалось.
Пустив пару колец, Цеппелин затушил сигару в глиняной пепельнице,
украшенной перуанским орнаментом, и вытащил из-за пазухи видеокассету:
- Где у вас тут видак?.. Ага... Смотрим кино! - Он вставил кассету в
щель. Нажал пуск. На экране появилась очень худая женщина в военном
комбинезоне. Пышные курчавые волосы, смуглая кожа. Голубые глаза. Мулатка.
На руках женщина держала грудного ребенка. Некоторое время женщина
пыталась заговорить, но не могла. Наконец, она заговорила быстро-быстро,
по-испански:
- Луис, у нас родилась девочка... Мы в России. У Цеппелина.
Камера отъехала назад, и в кадр попал Цеппелин - в своем сером костюме и
в дымчатых очках. И с сигарой во рту. Вот он затянулся, вынул сигару изо
рта, помахал ею перед камерой. И сказал:
- Здорово мы смотримся, правда... Иосиф?
Экран погас. Раздался треск - это Иосиф отодрал подлокотники от плетеного
кресла. На ковре валялись осколки растоптанной трубки. Цеппелин повернулся
к Иосифу, надел очки и стал выглядеть точно так же, как только что на
экране:
- Не тряси наши горы, Иосиф. Глядишь, камень какой-нибудь в твою дочку
попадет... заодно и жену раздавит. Так что, не стоит у нас гадить... дон
Луис. Ага?
- Вон! Во-о-он!!! - Иосиф-Луис дернул какой-то рубильник. Пол задрожал. -
Я иду ко дну. А вы валите отсюда! Вон!!!
Старцы заспешили на свои катера. Как только ворчащая толпа вся оказалась
на палубе, люк с глухим чмоканьем закрылся. Сам. А палуба ушла из-под ног,
оставив старцев барахтаться в водовороте. Цеппелин первый добрался до
катера: несколько взмахов, подтянуться на руках... Казалось, он даже
костюм не замочил:
- Бек! Топи его, падлу!..
Бек поднял базуку дулом вверх:
- Там ваши друзья плавают.
- Да. Жалко, ушел.
- Утонул!..
- Ушел!.. А, хрен с ним! Баба его у меня и ребенок. А он на своей желтой
субмарине пускай плывет... Плыви-плыви, говно зеленое! - пропел Цеппелин
на мотив какой-то советской песенки и протянул Беку раскрытую ладонь, -
косячину дай... Мои намокли.
Иосиф лег на дно - пусть и не в прямом смысле. Каждый год он получал
фотографию быстро стареющей жены и быстро взрослеющей дочки. На обороте
фотографии - надпись, сделанная, очевидно, под диктовку: "Луис!
Счастливого Рождества! У нас все нормально. Веди себя хорошо. Я тебя
люблю. Барбара." Это был стиль Цеппелина - Барби никогда не опускалась до
подобной буржуйской пошлятины.
Через тринадцать лет Иосифу надоело лежать на дне и он решил всплыть.
Через тринадцать лет Цеппелин вполне ощущал себя отцом чужого семейства.
А своего семейства он так и не завел.
Человек стоял у "зебры" перехода, чего-то ждал. Вначале Слава не понял,
что задержало его взгляд, попытался переключить внимание, но мешало
странное беспокойство. И тут стало ясно, что беспокойство - не его
собственное: человек каким-то образом передавал ему свой страх. Хорошо
замаскированный, страх был в глазах этого прилично одетого молодого
человека, держащего в руках небольшой чемоданчик-дипломат. Поодаль, слегка
заехав передними колесами на тротуар, разлеглась шикарная белая Ауди
"сотка" с темными слепыми стеклами. Человек искоса бросал быстрые взгляды
в сторону машины, переминаясь с ноги на ногу и по-петушиному подергивая
головой. Очень знакомые движения: они напомнили Славе его друга детства
Пашку, романтика и циника, лучшего приятеля, выпертого из школы за
оскорбление директриссы (в чем состояло оскорбление, так и не стало
известно. И Пашка молчал). Слава с тех пор его не встречал, но слышал о
нем кое-что.
Минут пять Слава находился в замешательстве: оставшиеся до экзамена
полчаса неплохо бы потратить на дружескую болтовню, но он мог ошибиться,
да и захочет ли Пашка его узнавать? Кажется, дела у него поважнее, да не
важные: Слава увидел, как из машины вышли два мужика в тренировочных
костюмах, Пашка дернулся - хотел, видно, что-то сказать или крикнуть.
Машина съехала с тротуара и, лениво свернув, покатила, плавным движением
напоминая сонную акулу, которая в час прилива, не возбужденная еще запахом
крови, отдыхает в прогретых солнцем прибрежных водах.
Двигаясь, как зомби, Пашка в сопровождении двух бандитов прошел мимо
миниатюрной голубенькой церкви (слегка похожей на коммерческий ларек) и
стал спускаться вниз; взгляд его потерял быстроту, спрятался за глупой
мутью. Один раз Слава уже наблюдал похожие изменения во взгляде. Он был
вдвоем с братом, тот запретил ему вмешиваться, оценивая происходящее
трезво-профессиональным взглядом: "чужая разборка, не твоя - не лезь!
Мордовать зря не станут." Тогда Слава почувствовал себя неловко и сейчас
ощутил ту же самую неловкость, замешкался. Люди ушли далеко, за деревьями
было плохо видно. Тревога пересилила замешательство, Слава все же бросился
вниз, но когда спустился, парк оказался совершенно пустым и безжизненным.
- Пашка!!! - заорал он изо всех сил, - Пашка!!! - движимый возрастающим
охотничьим возбуждением, рванул вправо.
- Эй, парень? Ты чего? - откуда-то пред ним возник один из бандитов,
здоровый мужик лет сорока. Ровный, едва отросший слой густых черных волос
покрывал его чуть приплюснутый череп, по-восточному грубые черты лица в
сочетании с внешним спокойствием подчеркивали свирепость. - А ну,тихо! -
от него пахло легким перегаром и чесноком. Слава невольно попятился,
совершенно не представляя, что делать дальше.
- Атабек! - выставив впереди себя измазанную кровью ладонь, вышел следом
другой бандит. Лицо его было иссиня-бледным. - Черт! Этого - куда?
Первый рассеянно пожал плечами, затем мрачно кивнул:
- Не в свою разборку встрял.
- Ребята, ребята, э... - испугавшись, Слава со всего размаху стукнул
второго бандита, доставшего нож, кулаком куда-то между глаз - вроде,
попал. Слава не успел увидеть, что стало с противником, согнулся пополам
от страшной боли где-то в животе и под ребрами, не дающей ни вдохнуть, ни
охнуть. Потом адский шум обрушился на голову: на минуту мир завертелся в
полной темноте, но только на минуту. Слава дрался с братом часто, сильно,
до крови, а пару раз и до переломов, были и сотрясения мозгов. Поэтому
дальше разум отключился полностью, тело двигалось автоматически - направо
и к земле, чтобы квадратный шерстистый (и, кажется, грязный) кулак
пролетел в сторону - теперь крутануться на правой согнутой ноге, а левой
попасть туда, где жирно блестящие тренировочные штаны "адидас" аккуратной
резинкой охватывают голенища высоких кроссовок "пума"... Купился восточный
герой на фирмовое название, не удержала его "пума": подошва кроссовка
скользнула по траве, и бандит устремился вслед за своим кулаком, под
откос, по направлению к Москве-реке. Но движение продолжается. Быстро
опереться на левую ногу, носком правой засветить в бледную рожу второго
бандита (вот он снова получил промеж глаз и окончательно передумал
вставать), тут же легонько пнуть нож - чтобы отлетел подальше - и вниз, в
погоню за первым, можно - по воздуху, одним прыжком. Слава приземлился
обеими пятками первому на спину, тот проплевал одними губами что-то на
своем языке и еще по-русски: "Я твой мама за ногу два раза, да..." - и
резко укатился из-под славиных ног. Слава упал, больно стукнувшись ладонью
о кусок кирпича. Никогда еще он так не радовался боли. Сделав ногами
обманчивое движение, вместо того, чтобы попытаться вскочить, он по резкой
дуге махнул рукой, и кусок кирпича полетел прямо в длинные гнутые губы,
сказавшие что-то про маму. Кровь и пара непонятных слов - но бандит
остался стоять. А Слава остался лежать и уже не успевал подняться. Позади
зашелестело - это бледный пришел в себя и спешил присоединиться к победе...
Окуда-то снизу донесся автомобильный гудок. Властно, отрывисто прозвучав
несколько раз, заставил бандитов прекратить драку и, не обращая больше на
Славу никакого внимания, спуститься к обочине. Отсрочка? Нет! "Коренной
перелом"! Слава бросился следом, но успел только увидеть, как эти двое
спокойно сели в машину и уехали.
Так, а ради чего война-то случилась? Хотел помочь другу детства, вроде.
Где же друг? И был ли друг? Друг лежал недалеко за кустами и тихонько
поскуливал, уткнувшись лицом в прелые листья. Невольно взглянув на часы -
до экзамена оставалось всего десять минут, Слава постарался как можно
аккуратнее перевернуть раненного:
- Пашка!
- Я не Пашка. Я - Александр! Зачем вы... зачем ты... они же тебя
замочат, на нож подвесят! - В глазах молодого человека страха уже не было,
только тоска. "Шок," - определил Слава.
- Куда они вас пырнули? - По картине кровяных разводов Слава попытался
определить рану. - Живот? Грудь?
- Нет, нет! Отстань... Оставьте меня в покое!!! - вдруг взвизгнул
пострадавший, - я сам! Ничего они мне... - тут он вздрогнул и поморщился.
Слава понял, что у Александра исполосована ножом вся задница, но не
глубоко, а так...
- Вы идти-то сможете?
- Меня из-за вас убить могли!
- Так вам помочь, или нет?! - Слава начинал опаздывать, да и кровью
мазаться не хотелось.
Расхохотавшись, Александр опять повалился в прелые листья. "Псих", -
решил Слава, поднимаясь по лестнице.
Единственным человеком в туалете оказался Левка Шуйский, трепло, зануда и
халявщик, но ничего другого не оставалось:
- Левка, на мне крови нет?
Ныкающий по карманам выпрошенные чужие шпаргалки Левка чуть не поперхнулся:
- Ты что, по дороге лишился девственности?
- Человека убил!
Левка сильно вдруг побледнел и внимательно осмотрел костюм:
- А ты руки вымыл?
- Вымыл.
- А жопу подтер?
Тут все происшедшее с ним за утро нахлынуло с новой силой: окровавленная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг