- Сэр, вас можно считать Роджером Дюмоном? - робко спросила
кибероболочка.
- Да. Вполне, хотя и не только, - с некоторым бульканьем в голосе
произнесло новорожденное существо.
- Тогда поздравляю с возвращением, сэр, - бойко поприветствовала
"вавилонская блудница". - Вас не было в живых три минуты сорок пять секунд.
- Даже не заметил. Надеюсь, я не обкакался на перерыве.
- Судя по оптическим маркерам, фиксируемым на сетчатке глаза, вы, сэр,
здоровы. Хотя для более точной оценки надо было взять пробу крови и провести
ДНК-анализ.
- Совсем не обязательно.
- Вы что-нибудь желаете?
- У меня всё есть. Спасибо, выключись.
Новый Роджер Дюмон посмотрел на себя. Версальское зеркало в тяжелой
оправе из позолоченной бронзы показало гиацинтовые карбункулы глаз, лицо,
выточенное из сапфира, только подвижное, волосы как лакированные. Тело,
соединяющее стройность молодой красивой женщины и мускулы атлета. Идеал. И
поросль видимых и невидимых гифов, которые могут проникнуть куда угодно и
достичь чего угодно. Наверное, он давно хотел стать таким. Внутри он больше
не чувствовал себя дряхлым и всё познавшим.
С этого момента его воздействие на мир перестало быть опосредованным,
оно не определялось только денежными потоками, командами для машин и
директивами для подчиненных; он теперь мог напрямую проникать в мозг,
синапсы, клетки всякой твари.
Он опробовал силу своего проникновения и нашел себя в поликарбоновой
стене, в мраморных плитках пола, в орхидее, растущей в облачке из аэрозоля
под потолком. Он чувствовал себя своим, без всяких посредников, в кристаллах
и молекулярных структурах - ощущал притяжения и отталкивания атомов,
паутинки электромагнитных взаимодействий, вибрации химических и
вандерваальсовых связей. Он слышал музыку сфер - атомов, соединяющихся в
молекулы, и молекул, сцепляющихся в вещества, и веществ, рождающих сознание.
Он протекал по углеродным нитям и медным проводам вместе с потоками
электронов, пролетал с фотонами по оптическим волокнам.
Он различал желтые шарики атомов кремния, голубые шары мышьяка,
фиолетовые крупинки дисперсного золота, пульсирующую электронную гущу
квантовых ям.
Слышал далекий, но совершенно ему близкий шелест листвы, шорох лесного
зверья, щебет птиц, жужжание пчел, поступь лани, копошение личинок, падение
капель дождя.
Он присутствовал и там, где вещи теряли реальность, где пространство
создавалось ручейками времени, которые просачивались сквозь мембрану
вакуума - ту, что защищала плоский мир людей от Бездны, наполненной бушующей
хрональной энергией.
Первое, что стал решать сэр Роджер, как ему поступить с товарищами "по
цеху". Поглотить? Наградить их гнездовьями нитеплазмы, которые пожрут их
изнутри?
Но когда он стал проникать в них гифами своего мицелия, он ощутил
родство с ними. И теперь ему казалось, что у него просто много лиц и
личностей, и все их мысли являются производными от его мыслей. А ведь все
эти замечательные роды и кланы еще задолго до появления нитеплазменной
грибницы готовили и удобряли для нее почву. Нет, они должны остаться и быть
как его дети, дети Зевса.
Ронни Фитцджеральд по-прежнему доставлял ему биообъекты. Черную девушку
или юношу, откуда-нибудь из разоренной корпоративными войнами части Африки.
Сэр Роджер поглощал их целиком, до последней молекулы, минут за двадцать,
вместе с их мыслями и чувствами, и даже ощущал сладкий "остаток" - наверное,
это была душа.
Но также поступил и с навестившей его кузиной, баронессой Эдати,
которая когда-то строила на него матримониальные планы. Не удержался, когда
понял, что хочет познать её полностью. А потом стёр со всех информационных
носителей, удалил из всех событийных регистраторов сведения о том, где она
находилась предыдущие 24 часа и куда собиралась направиться. Баронесса Эдати
стала частичкой сэра Роджера Дюмона, каковыми в обычном земном организме
являются митохондрии и плазмиды.
Всё лучшее - городу
В центре Гастингс-сквер стоял фонтан. Лучшие его времена остались, увы,
позади. Пару десятилетий эта площадь прослужила новым центром города взамен
Ройял-стрит, которую поглотила Зона. Тогда вокруг площади, как грибы после
грозы, повырастали модерновой архитектуры здания, напоминающие елочные
игрушки из фольги: офисы банков, страховых компаний, туристических фирм,
издательств, газет и даже штаб-квартира компании "Mineral Fields",
контрольный пакет акций, которой принадлежал небезызвестному Роджеру Дюмону.
Потеряв рудник в Зоне компания с лихвой заменила его разрезами в центральной
Африке, где можно не платить налоги и социальные отчисления, а зарплаты
должно хватить только на трусы и миску бобов. Однако за последние пять-семь
лет конторы и офисы рассосались и на Гастингс-сквер.
Вместе с лопнувшими надеждами на приток состоятельных клиентов лопнули
турфирмы и страховые организации, газеты двинули кони - не спас даже
эксперимент со съедобной газетной бумагой, слиняли издательства - симспейс и
виртуальное пространство потрепали книгопроизводство и в более благополучных
местах, чем Хармонт. Оценив рост безвозвратных "токсичных" кредитов,
полетели на запад и восток банки. Штаб-квартира Mineral Fields нашла себе
местечко поуютнее. И это, конечно, был не Вашингтон, где второй год рвались
пластиты, заложенные "черными пантерами", не Париж, парализованный
интифадой, не безнадежно зараженный Токио, не, упаси боже, руины Детройта
или Нью-Орлеана, не Берлин, город факельных шествий, а хитроумный плывущий
по волнам Нью-Амстердам, где нет никаких чрезвычайных местных налогов на
нужды города, потому что тамошние неимущие давно улетели через эвтаназионные
центры на небеса.
Когда по Гастингс-сквер перестали ходить приличные господа, мэрия
выключила мраморный с лазерной подсветкой фонтан, в который не столь давно
вбухала такую кучу денег. Мрамор вроде даже настоящим был, каррарским.
Теперь днём около экс-фонтана работает благотворительность, дамы
нелегкой судьбы радостно раздают прожорливым нуждающимся просроченные
продукты, которым не нашлось места в желудках жителей других городов и
которые накладно тащить в Африку. Некоторые ублаготворенные нуждающиеся
облегчаются сразу же в фонтан.
Здесь кантуются те, кто выглядит нежелательным даже на блошином рынке
Мэй-корт. Кое-кто торгует нейроинтерфейсами под нестандартные разъемы, то
бишь глюкерами, кто-то - диффузным наркодом, принимаемым перорально и через
несколько минут налипающим на синапсы. Многие - липкими трансодермами на
монотерпенах, чьи молекулы легко проникают через кожу вместе с наркотической
дурью, притом лихо сносят по дороге межклеточный жировой слой. Почти весь
этот товар опасен даже по способу хранения - в больших раскрытых пропыленных
пакетах - и активно способствует уменьшению населения города. Зато прямо
здесь можно закинуться - полиция на Гастингс-сквер - редкий гость.
А вечером место вымирает. Так что, само собой, обходят его и
наркодилеры, и простые проститутки, и квиры. Особенно после того, как по
слухам, из фонтана что-то выползло, изнасиловало и сожрало интерсексуала,
который(ая) и позвать то на помощь не мог(ла), потому что не знал(а) как
кричать, только ли на своем языке, румынском (латышском). А может оттого,
что долго решал(а) мужским или женским голосом ему(ей) вопить.
Те немногие личности, которые могли появиться на Гастинс-сквер вечером,
были абсолютно бесстрашные собиратели, бутылочные герои, неудержимые воины
помоек и свалок, что искали здесь пустую тару, оставшуюся от дневных
посиделок. Они подбирали и упаковки с продуктами, от которых отказались
дневные попрошайки...
Один гаитянский выходец, которого по иронии судьбы звали также, как и
миллиардера - Дюмон (наверняка, предком гаитянца владел предок
миллиардера) - сделал удачный гешефт, не встречая опасных конкурентов. Он
собрал десять дорогих пластиковых бутылок из-под колы, те, что радостно
пищат, когда скручиваешь крышку, да еще невидимая рука рынка подарила ему
лишь слегка позеленевшую упаковку с нежным мясом трансгенных жуков, лишенных
хитина.
Он обернулся на шум, когда уже уходил от фонтана вверх по Хайтс-роуд.
Сперва в больших густых тенях, отбрасываемых экс-банками, ему увиделось, что
фонтан заработал. Опа и ура. У мэрии все же нашлись бабки, но почему
вечером? Почему предварительно не очистили фонтан от всякого говна, который
в него ударно сваливали последние семь лет? Чтобы удостовериться в радостном
событии, Дюмон сделал несколько шагов в обратном направлении, но уже минутой
спустя с протяжным воплем удирал на своих тощих подагрических ногах
(макаронинах, как шутили друзья) по Хайтс-роуд.
Из фонтана била, брызгала, лезла быстро густеющая живая плоть.
В этом убедился и полицейский патруль, который остановил второго Дюмона
на Хайтс-роуд. Копы не стали сажать "вонючку" в кабину, просто надели ему
наручники, заодно приковав к облупленному фонарному столбу, а сами поехали
навестить фонтан, чтобы проверить, насчет чего там орет черномазик на
ножках-макарошках.
Полицейские сразу заметили волну, точнее какое-то волнообразное
изменение прозрачности воздуха. А что там поступает из фонтана, этого они не
могли понять, даже пялясь почти в упор. Хотя могли бы, если б не дрейфили,
не потели и не пучили глаза от страха.
То, что появлялось из фонтана, было живым - по теплу, по запаху,
пряно-сладковатому, по движениям, быстрым и криволинейным. И оно действовало
с какой-то целью.
Да и цель, в общем, была понятна. Это живое вещество мгновенно
разлагало всё, что сделал человек: асфальт, бетон, металл, стены из кирпича
и шлакоблоков; оно проникало в почву, превращая ее комки в ровные гранулы,
оно даже уходило в подстилающие горные породы. Оно меняло сам воздух, в
котором возникало что-то напоминающее трехмерную мозаику. В мир входила
совсем другая реальность.
В этой реальности не было отдельных тел и их движения, только различные
состояния среды и колебательное их изменение. Этот мир был разнообразен,
потому что использовал хрональные потоки, текущие в разных измерениях -
вперед, назад, вбок - но кардинально един. Этот мир был не только живым, но
и по-своему разумным.
Передний коп, Брайан, зачарованный переливами живой материи и
одурманенный сладкими запахами, внезапно обнаружил, что со всех сторон
окружен новой реальностью. Теперь его рация лишь бестолково трещала,
заткнулся и персональный коммуникатор, вживленный под кожу.
Он попытался обнаружить взглядом напарника. Но в переливчатой гуще,
оказавшейся на том месте, где только что боязливо жался Уилл вместе со своим
крупнокалиберным кольтом и автоматической винтовкой - он всегда любил махать
большими стволами - плавали только разъятые части тела и фрагменты
вооружения. Нога с ботинком, рука с часами, обойма, затвор, жетон
хармонтской полиции. Но и те быстро растаяли. Точнее были всосаны гущей.
Засмотревшись Брайан пропустил тот момент, когда живая материя подхватила и
понесла его самого.
Испуг тут же испарился. Брайан ощутил невыразимую легкость, гораздо
большую, чем от дозы самого улётного диффузного симкода. И уже не испугался,
когда заметил, что у него нет никаких рук и ног. Ведь это ему нисколько не
мешало!
Он мог взять, что угодно, хоть тысячей рук, на любом расстоянии от
себя - даже на соседней улице. Он мог нестись, лететь, воспарить, нырнуть в
любой момент - прямо в грунт или стену, ставшие теперь проницаемыми. И в
любой момент гуща вокруг могла оказаться тугой гладкой плотью, в которую он,
едва б захотел, проник бы как мужчина. И Брайан Кеннеди понял, что не хочет
возвращения назад, к своему грузному неуклюжему медленному телу, к своей
рыхлой бабе, занимающей задницей полкухни, к своей тупой работе, состоящей в
издевательствах над пьяными горемычными больными людьми. Он хотел быть
новым, другим.
Сейчас он мог одновременно находится в разных точках пространства. Или
даже времени. Тогда живая среда становилась еще более подвижной, словно
разделенной на отдельные потоки, некоторые из них могли поворачивать назад,
в прошлое, или ускоренно проходить в преднастоящее и там создавать... лучшее
будущее.
Ну, Брайан, ты даешь, засранец!
Он перетек в прошлое и обволок самого себя, подходящего к фонтану, еще
недоумевающего, не чувствующего великого изменения. А потом рывком, словно
на волне, перенесся в будущее, которое стало из смутного ясным, сделалось
почти-явью. В этой почти-яви Брайан Кеннеди занимал своим телом всю
Гастингс-сквер, втекая в переулки и вырываясь в длинную как река Хайтс-роуд,
уходящую к Блю-Маунтайнс.
- Да, я хочу быть таким, - вырвалось из его огромной глотки. - Целую
вечность!
Глава 7. Зона - это мир
Пробуждение
Когда зрение Лауница сфокусировалось, он увидел диск огромной планеты и
обвивающую ее серебристую ленту, в которой можно было различить множество
ледяных обломков, испещренных зелеными искорками. Прямо над ним пролетало
небесное тело со словно бы иссеченной клинком ледяной поверхностью. Высота
торосов доходила метров до ста и было ясно, что под поверхностью этой
планетки неспокойный океан, в котором, может, таится жизнь.
Его путь пролёг мимо орбитальной станции - он не сразу, но вспомнил,
что она называется "Джуп-5" - обращающейся вокруг Юпитера. Если точнее мимо
приемного шлюза. Он знал, что десять лет назад там произошла катастрофа, все
члены команды с добавлением гостящих исследователей погибли. И с тех пор она
является необитаемой - не были вывезены даже все тела.
В центральном модуле станции была снята, сдернута как кожура с
апельсина, часть обшивки, и сквозь огромную дыру, пересеченную погнутыми
шпангоутами, виднелись... почки. Здесь они напоминали потешные
человекоподобные существа, гномиков с цилиндрической головкой, будто в
шляпках. "Гномиками в шляпках" были усажены панели из черного дерева,
которыми отделывали помещения станции, чтобы придать более домашний характер
футуристическому и чертовски далекому от Земли объекту. От того переборки
казались покрытыми сыпью.
А потом он стал входить в ураганную атмосферу Юпитера - и здесь увидел
других существ, невероятно спокойных, несмотря на ожесточенные ветра со
скоростью тысяча километров в час. Внешне они напоминали полупрозрачные
светящиеся зеленым пузыри с темными инкрементами...
Неожиданно над ним просияло лицо Веры.
- Вставай, белоснежка. Зигмунта, Ленарта и Альгирдаса больше нет. Мы
остались вдвоем и я вкатила тебе "поцелуй Шивы" для досрочного вывода из
комы. Извини, но мой собственный поцелуй при этом был совершенно излишен. У
нас есть пара часов на то, чтобы выбраться из Зоны. Ты немного подвигаешься,
а потом снова вырубишься.
Дважды предательница вроде как спасла его. Его губы едва шевелились,
горло напоминало металлическую трубу. Призывать ее сейчас к ответу, когда
говорить-то почти не можешь - не катит. Он еле выдавил:
- Из-за чего вырублюсь?
- Из-за слишком быстрого пробуждения. Если б имелись у тебя
энергетические депо, то может быть обошлось. Но ты ведь натурал.
- Я не собираюсь из Зоны. Зачем мне неприятности?
- Зона вышла из себя. Что-то очень похожее на грибные гифы, только
очень мелкое, расползается по Хармонту и проявляет большой аппетит. Кто-то
неостроумно назвал это нитехроноплазмой. Название мало что говорит
несведущим людям. Наверное, лучше б назвать "быстро подкрадывающийся капец".
Но мы то с тобой знаем, что это большой мусорщик взялся за метлу и тряпку.
- Как власти?
- Гражданские власти в истерике. Кто-то из верхушки "Монлабс" улыбается
в усы, такой эксперимент за чужой счёт. Хармонт заблокирован - помимо
мунициальной полиции и ЧВК "Вау" задействована национальная гвардия,
отряженная губернатором. Полчаса назад прорвалось сообщение, что у
экс-фонтана на Гастингс-сквер творится что-то ужасное, впрочем картинки
оттуда нет, будто все каналы со всех видеокамер напрочь отрубило. Я бы
поверила, что губер перекрыл трансляцию, как во время демонстрации
изувеченных сталкеров и шествия зараженных СПИДом ветеранов "Вау", но,
сдается мне, дело серьезнее.
- Живая гуща? - он сел и ощутил дурноту под ложечкой. Холод и
консервирующие вещества еще не вышли из его тела.
- Живая и совершенно убийственная. Есть подозрение, что это нитеплазма,
действующая сейчас как смесь "ведьмина студня" и "зеленки", убивает, но
больно не делает. Поглощает людей почти мгновенно и те, понимаешь ли, при
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг