Грамматиков. - Ты же видишь все это. Стасик, Марина, они теперь монстры и
вообще творится невесть что. Борис, твой Борис, поставил эксперимент на
всех, кто живет в этой квартире.
- Андрюша, какой ты в сущности еще ребенок. Или олигофрен. Борис не
мой. Это ты - мой. А на Дворкина мне плевать...
Вера Лозинская заскользила между рук Грамматикова, наглядно
демонстрируя преимущества непосредственного телесного контакта перед
абстрактным общением с наукой.
- Позвольте удалиться, - смущенно сказала Марина и неуклюже, словно
перекормленная мамба, выползла из комнаты.
Прямо из стены над шкафом выросла нанопластиковая [Нанопластик -
самопроизводящийся программируемый материал. - Примеч. автора.] ветка, на
ней набухли яблоко, апельсин и презерватив. Это, наверное, Боря сюрприз
оставил...
Да, с Веры все и началось. С ее звонка.
Но от ее волос такой аромат. Луч солнца, мастерски проникая сквозь
форточку, играет на ее ресницах. И тонет в черных зрачках. Ее тело как
пружина, раз и хлестнет, собьет с ног. Да он и не хочет стоять на ногах...
Но она как будто призывает совершить предательство. А он никогда никого не
предавал...
- Коды активации, - сказала она.
Раскрылись затворы и струйки почти невидимого властного света
потянулись из Бездны... Уже во второй раз! Значит, не переутомление
виновато. Это - новое виртуальное окно, которое открывается тайными
интерфейсами, непонятно как угнездившимися в его нервной ткани!
Других рациональных объяснений нет, хоть сойди с ума.
Струйки проходили сквозь Верино тело, к своей пронзительности добавляя
ее сладость, фокусировались, а затем начинали опутывать его мозг, его
мускулы, свиваясь в сеть... О чем она только что говорила?
- Какие коды?
- В программной спецификации на твою техножизнь имеется закрытый
раздел, касающийся подсистемы полового размножения, - промурлыкала она,
продолжая пританцовывать между его рук. - Меня не обманешь, коды доступа к
половой подсистеме находятся лишь в твоей умной красивой голове... Ты просто
вспоминай, милый, и коды будут передаваться мне через боди-коннектор.
- Но почему сейчас? - несколько растерялся "милый".
- Потому что скоро восьмое марта. Женский праздник. День любви, цветов
и полового размножения техноорганизмов. Можешь ты мне подарить эти коды?
Ее ножка наступила на носок его распластанного и рваного домашнего
тапка, давно просящего каши, а коленка потерлась об его ногу, облаченную в
пузыристый дедовский треник. По позвоночнику Грамматикова потекла
расслабляющая сладость. Вера становилась объектом его веры...
Но все же что-то не то. Старорежимное "Восьмое марта" - не тот
праздник, который может быть интересен продвинутой Вере. Давно прошли те
времена, когда молодой кандидат наук имел, помимо баронского носа, еще
неплохую зарплату и был по-своему обаятелен для студенток-аспиранток. Уход в
интеллектуальное подполье сделал Грамматикова непривлекательным для
увлекательных женщин. Беспорядочные научные изыскания вызвали в нем
необратимые изменения. Внешний вид стал неухоженным, карманы пустыми, взгляд
отрешенным, мышление отвлеченным - а это именно то, что отвращает
симпатичных дамочек. По опыту последних лет Грамматиков твердо знал, что,
когда он предлагает себя женщинам, они смеются. А когда женщины предлагают
ему себя, то случаются неприятности. Убежденная коммунистка по имени
Владилена Ильинична потом его в партком своей партии таскала, там
вышестоящие товарищи убеждали Грамматикова жениться, разъясняя при помощи
наглядной агитации высокие моральные качества невест, придерживающихся
социалистической ориентации. А соседка Марина Аслановна ему просто жизнь
отравила, чуть до самоубийства не довела. Даже грозила кастрировать
папашиным кинжалом, а потом спрятать клинок с потеками свежей
резус-отрицательной крови в лесном схроне.
- Конечно, могу, Вера.
Коды активации - это всего лишь картинки, которые он должен нарисовать
в своей голове...
Или все-таки не могу?
Слишком она торопится...
Андрей сделал шаг от удивленной Веры, сладкая светоносная сеть
напряглась, и он увидел в виртуальном окне, как из-под ее ногтей поползли
синие мономолекулярные змейки. Их там много, настоящий гадючник. Извиваются,
крутятся между ее рук. Спецэффекты, как в кино... А вдруг они настоящие, не
нарисованные, и виртуальное окно просто сделало их видимыми?
Грамматиков неловко повернулся, рванулся, разрывая сладкую сеть,
которую сплела горгона Вера, бросился к открытой двери. Быстрее, быстрее,
теперь вильнуть в сторону - летучая змейка пронеслась около его уха и
воткнулась в фотографию прабабушки. Назад дороги уже нет. Другая синяя
змейка пересекла его путь - надо перепрыгнуть или она рассечет все мягкие
ткани, могут и яйца улететь...
Окрыленный ужасом Грамматиков взвился в воздух, кое-как удержался на
ногах после приземления, уже в коридоре перескочил через натужно ползущую
Марину Аслановну, отшвырнул полупрозрачного Стасика, в котором бултыхнулись
моча и пиво... Наружная дверь квартиры была на одной старинной щеколде...
8
Он сразу соскочил на пролет вниз и тут же услышал. Снизу идут. Тяжело,
вбивая массивные ноги в каменные ступени. Хорошо, что в доме уже лет
двадцать не работает лифт...
Остается только путь наверх. На чердак. Там можно перескочить на
соседнюю лестницу. Он так делал не раз, в детстве.
Андрей взлетел вверх на два пролета. Вот заветная дверца с огромным
ржавым замком. Замок тут для видимости, он еще двадцать лет назад настолько
проржавел, что спокойно открывался и закрывался пальцами...
Пятнадцать лет назад отец врезал дуба именно на этом месте. Почему он
потащился на чердак, вместо того, чтобы позвонить в свою квартиру? Разыграл
последний акт благородства, не захотел подыхать на глазах у своего
болвана-сына? Или хотел доказать своей героической милиционерше-жене, что он
не чемодан с соплями?
Тяжелые шаги приближались. Андрей ощутил то распирающее сочетание ужаса
и бесстрашия, какое бывает только в детских снах. Отбросил замок и вошел
внутрь...
Отчаянно заскрипели половицы, поверх них кружилась поземка из пыли.
Фу-ты, там и сям в полу провалы. Кое-где остались лишь балки перекрытий, да
и они не выглядят надежными. Со стропил, поддерживаемых покосившимися
столбами, летит потревоженный пух и прах, копившийся тут десятилетиями. Из
всех лампочек фурычит только одна, ближайшая, да и она, похоже, только
усиливает сумрак.
Андрей сделал шаг и пол тревожно чмокнул под ногами. Потом пошел,
напряженно вслушиваясь в стоны потревоженной древесной гнили. Впереди что-то
хрустнуло, значит, надо взять левее.
Странные звуки донеслись сверху. Как будто кто-то шляется прямо по
кровле. Ну, кто там может ходить? Отец Гамлета, брат Гамлета, сват Гамлета.
Или, быть может, полтергейст моего папаши? Тьфу, отступись мысленная
зараза...
И вообще то, с ним происходит с утра, - это просто набор детских
кошмаров. Грамматикову даже стало на секунду обидно. Почему детских-то? Ему
ж тридцать три. Может, потому что он - инфантил. Мамаша ему сопли вытирает и
пирожками подкармливает, пока он заглядывает в грядущее.
Стоп, не думать. Сверху что-то громыхнуло, сейчас ринется вниз. Вот
здесь деревяшка на одном гвозде, еле держится. Уже двадцать лет еле-еле...
То, что было наверху, уже рядом с ним... Грамматиков сорвал деревяшку и,
почти не глядя, махнул в сторону сгустившегося засопевшего мрака. Потом
обернулся. Рядом никого не было. Прямо наваждение какое-то. Или, может,
шизофрения? В прессе писали про случаи техногенной шизофрении, вызванной
неумеренным потреблением стимботов...
И вдруг до него дошло. Есть же спички, самые обычные спички, которые он
всегда кладет в задний карман треников - чтобы долго не искать, когда
захочется чайку испить.
Зашипела старомодная серная головка и осветила нечто настолько
новомодное...
На гнилых половицах лежит голый полупрозрачный труп. Тусклый свет
растекается по нему муаровым рисунком. И половицы сквозь него
просматриваются, особенно в районе грудной клетки. В основании черепа свет
почти полностью поглощается, превращая мозжечок в черную дыру, словно бы
всасывающую мозг. Но и там что-то поблескивает, искрит, микроразъемы, что
ли... А гвоздь прямо в глазницу вошел.
Труп неожиданно перестал быть трупом. Так неожиданно, что Грамматиков
едва не обмочился. Труп дернулся, рывком вытащил из своего глаза гвоздь
вместе с деревяшкой. Глазница запузырилась, словно в черепе вскипел жирный
бульон. Из нее быстро-быстро поползли червеобразные отростки, которые,
шевеля красными головками, начали штопку...
Труп (или уже-не-труп) явно силился встать, Грамматиков беспомощно, как
загипнотизированный кролик, наблюдал за этим, не в силах даже разжать
пальцы, которых палил огонек спички. Но тут перекрытие треснуло под ожившим
полуневидимкой, и он... чиркнув по дереву длинными, словно алмазными
ногтями, не удержался и упал вниз...
Грамматиков не успел осознать своим развитым интеллигентным сознанием
всей чудовищности совершенного им. Не до этого было. Огонек спички наконец
разбудил его и он со стоном разжал пальцы...
Там, около двери, ведущей на соседнюю лестницу, стоит кто-то. Сзади
тоже кто-то прячется, кажется, за дальним столбом... Остается последнее:
подняться по ближайшему столбу, выбраться на крышу и пройти там до
следующего чердака.
Грамматиков нащупал в кармане подушечку с наноклеем и, надорвав ее
уголок, побрызгал спереди и позади. Спасите меня, вандерваальсовые силы!
Потом полез по столбу, хватаясь за торчащие гвозди.
Когда Грамматиков уже выбирался сквозь рваную кровлю, снизу послышались
вопли. Приклеились голубчики. Еще один рывок, и он на крыше.
9
"Голубчики" ползли за ним следом. В щели между разъехавшихся листов
кровельного железа Грамматиков видел преследователей. Их лица были похожи на
лица, пока на них не падал свет. Свет падал и проникал дальше. Вместо
черепа - ваза, наполненная розоватой гущей, в которой ползают серебристые
черви. Грамматиков сказал себе, что это всего лишь нервные волокна, играющие
с отражением и преломлением света. "Всего лишь" - это успокаивало. Но эти
глаза - васильки на хрустальных стебельках - производили в самом
Грамматикове концентрированный ужас, который разъедал мышцы и превращал
бицепсы в кисель. "Васильки" поворачивались то туда, то сюда и при каждом
повороте становились заметными зрительные нервы, по которым бежали алые
всполохи сигналов, чтобы превратиться в легкое сияние задних долей мозга.
- Не приближайтесь, - сказал Андрей Грамматиков, - или я спрыгну, мать
вашу, честное слово.
Как-то по-бабьи это звучит. Пообещать спрыгнуть, а потом остаться на
месте и предоставить себя насильникам. И зачем это я про "маму".
Мама-мамочка...
Грамматиков нащупал в кармане еще одну подушечку с металлорганическим
клеем. Время схватывания - три секунды.
Один из преследователей высунулся из щели и солнечный луч заиграл на
его внутренностях, как будто облепленных сверкающей паутиной.
Грамматиков раздавил в руках подушечку с наноклеем и увидел в
виртуальном окне рельеф из цепких острых атомных головок на своих ладонях.
Прозрачный урод цапнул Грамматикова по щеке, и кровь брызнула на
кровлю. Но эту боль Андрей не успел как следует прочувствовать.
Один неловкий шаг, и он заскользил по мокрой кровле. Грамматиков
вскочил, неловко дернул руками и сорвался с крыши.
Последнее, что он увидел перед падением, - по его телу расплывался
волнами радужный нимб. В виртуальном окне атомы углерода и водорода
выстраивались гексагональными парадными фигурами на его коже.
10
Двое патрульных вышли из машины и подошли к телу, безропотно лежащему
около мусорного бака. На лице у лежащего запеклась кровь.
- С крыши, что ли, навернулся? - без особого интереса спросил один из
патрульных, тот, что помоложе.
Другой патрульный, тот, что постарше, перевернул тощее тело со спины на
живот. Затем приложил щупик биосканера к шее лежащего гражданина.
- Ну, чего там? - поинтересовался напарник. - Дохлый?
- Не совсем, артериальное давление в норме, пульс тоже. Похоже, он не
сверху свалился, а просто обдолбался и поцарапался.
- Я бы тоже обдолбался, если б не на службе. Господи, это ж надо, ООН
объявила нам войну из-за какого-то жирного нефтяного чмура...
- Ладно, потащили тело.
- Фу, а он не обделался, случаем?
- Всякое бывает. Ладно, фельдшерица попу ему вытрет и заплатки сделает,
а утром этому чудаку - в военкомат, будет отдавать долг родине...
- Э, глянь-ка. Что за хрень?
Патрульные, вытянувшись, как на построении, смотрели на запад.
С западной стороны на город словно замахивалась огромная волосатая лапа
с шестью быстро растущими когтями.
Серые отсветы легли на бледные лица милиционеров.
- Смерть в маринаде, - совладав с непослушным горлом, сказал тот, что
постарше. - Въезжаешь, напарник? Это крылатые ракеты в маскировочном
аэрозольном облаке.
Ракетные когти воткнулись в город где-то в Адмиралтейском районе. Из
колотых ран на теле Петербурга брызнуло огнем. Разорванные провода и кабели
ненадолго взвились к опасному небу и пролили искристую электрическую кровь
города. "Как на очень большой дискотеке", - подумал один из патрульных, тот,
что помоложе. Утробное гуканье разрывов было смазано изнуряющим душу воем
сирен.
Глава 2. После войны
1
- Мало того, что эта, с позволения сказать, баба-демон отметелила
нашего часового голыми руками, так она еще и оторвала ему гениталии, -
сказал пациент по прозвищу Сержант, отрывая ото лба два гибких медицинских
датчика. Он заскрипел пружинами своей койки, доставая заначенный окурок. -
Были гениталии-угнеталии, да чик-чирик, укатились, еле в кустах их нашли.
Часовой был из моей роты, фрукт вроде Грамматикова, тоже задумчивый. Из
танцоров или художников. Этот парень всегда смотрел на меня так, будто я
лично мешаю ему танцевать или рисовать... Бойцы, если все не против, я чуток
покурю, две-три затяжки. Когда сестра с обходом придет, все уже выветрится,
клянусь геморроем.
Палата психиатрической лечебницы для бедных напоминала тесный кубрик
торпедного катера. Здесь было семь коек, по двое у каждой стены плюс одна
специальная - для психа, обгоревшего на пожаре, - посередине. На койках
дисплейчики, мутные из-за жирных пальцев, высвечивают температурный график.
Плесень посрамляла всю санитарно-гигиеническую оборону, ее
самовоспроизводящиеся молекулы колдовским образом проникали через
кондиционер, вделанный в окно. Особенно плесень была сильна в углах палаты,
испещряя их многочисленными кляксами чернильного цвета. Сам кондиционер,
украшенный потеками ионообменного фильтра, со старческой натугой вдыхал и
выдыхал воздух, насыщая его заметным химическим привкусом. Впрочем,
доминантой все равно оставался запах мочи и пота. Одноразовые
мочалки-грязеедки не могли компенсировать природную неряшливость больных и
нехватку воды. Воды не хватало в кране. Зато за окном хлестал дождь, главное
действующее лицо питерской осени.
Дождь стекал бесконечным скучным потоком по лепесткам наружных стен,
защищающим город от сконцентрированных в больнице психопатов. Здесь, на
окраине, всегда шел дождь, компенсируя искусственно хорошую погоду в
городском Сити. Оборонительные стены больницы - единственное, что
производило элегантное и современное впечатление - росли сами, потому что
состояли из нанопластика, новомодного программируемого материала...
Товарищи по палате простили бы Сержанту не только курение, но и любое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг