- Так я хочу тебя видеть! - вскрикивает он и соскакивает с постели.
Несколько мгновений простоял он на одном месте, попирая голыми ногами
холодный пол. Взоры его блуждали. "Где же? где?" - шептали его губы...
Ничего не видать, не слыхать...
Он осмотрелся - и заметил, что слабый свет, наполнявший комнату,
происходил от ночника, заслоненного листом бумаги и поставленного в углу,
вероятно, Платошей, в то время как он спал. Он даже почувствовал запах
ладана... тоже, вероятно, дело ее рук.
Он поспешно оделся. Оставаться в постели, спать - было немыслим". Потом
он остановился посреди комнаты и скрестил руки. Ощущение присутствия Клары
было в нем сильнее, чем когда-либо.
И вот он заговорил не громким голосом, но с торжественной
медлительностью, как произносятся заклинания.
- Клара, - так начал он, - если ты точно здесь, если ты меня видишь,
если ты меня слышишь - явись! Если эта власть, которую я чувствую над
собою - точно твоя власть - явись! Если ты понимаешь, как горько я
раскаиваюсь в том, что не понял, что оттолкнул тебя, явись! Если то, что я
слышал - точно твой голос; если чувство, которое овладело мною - любовь;
если ты теперь уверена, что я люблю тебя, я, который до сих пор не любил и
не знал ни одной женщины; если ты знаешь, что я после твоей смерти полюбил
тебя страстно, неотразимо, если ты не хочешь, чтобы я сошел с ума, - явись,
Клара!
Аратов еще не успел произнести это последнее слово, как вдруг
почувствовал, что кто-то быстро подошел к нему, сзади - как тогда, на
бульваре - и положил ему руку на плечо. Он обернулся - и никого не увидел.
Но то ощущение ее присутствия стало таким явственным, таким несомненным, что
он опять торопливо оглянулся...
Что это?! На его кресле, в двух шагах от него, сидит женщина, вся в
черном. Голова отклонена в сторону, как в стереоскопе... Это она! Это Клара!
Но какое строгое, какое унылое лицо!
Аратов тихо опустился на колени. Да; он был прав тогда: ни испуга, ни
радости не было в нем - ни даже удивления... Даже сердце его стало тише
биться. Одно в нем было сознание, одно чувство: "А! наконец! наконец!"
- Клара, - заговорил он слабым, но ровным голосом, - отчего ты не
смотришь на меня? Я знаю, что это ты... но ведь я могу подумать, что мое
воображение создало образ, подобный тому... (Он указал рукою в направлении
стереоскопа) Докажи мне, что это ты... обернись ко мне, посмотри на меня,
Клара!
Рука Клары медленно приподнялась... и упала снова.
- Клара, Клара! обернись ко мне!
И голова Клары тихо повернулась, опущенные веки раскрылись, и темные
зрачки ее глаз вперились в Аратова.
Он подался немного назад - и произнес одно протяжное, трепетное:
- А!
Клара пристально смотрела на него... но ее глаза, ее черты сохраняли
прежнее задумчиво-строгое, почти недовольное выражение. С этим именно
выражением на лице явилась она на эстраду в день литературного утра - прежде
чем увидела Аратова. И так же, как в тот раз, она вдруг покраснела, лицо
оживилось, вспыхнул взор - и радостная, торжествующая улыбка раскрыла ее
губы...
- Я прощен! - воскликнул Аратов. - Ты победила... Возьми же меня! Ведь
я твой - и ты моя!
Он ринулся к ней, он хотел поцеловать эти улыбающиеся, эти
торжествующие губы - и он поцеловал их, он почувствовал их горячее
прикосновение, он почувствовал даже влажный холодок ее зубов - и
восторженный крик огласил полутемную комнату.
Вбежавшая Платонида Ивановна нашла его в обмороке. Он стоял на коленях;
голова его лежала на кресле; протянутые вперед руки бессильно свисли,
бледное лицо дышало упоением безмерного счастия.
Платонида Ивановна так и упала возле него, обняла его стан, залепетала:
- Яша! Яшенька! Яшененочек! - попыталась приподнять его своими
костлявыми руками... он не шевелился. Тогда Платонида Ивановна принялась
кричать не своим голосом. Вбежала служанка Вдвоем они кое-как его подняли,
усадили, начали прыскать в него водою - да еще с образа... Он пришел в себя.
Но на расспросы тетки он только улыбался - да с таким блаженным видом, что
она еще пуще перетревожилась - и то его крестила, то себя... Аратов наконец
отвел ее руку и все с тем же блаженным выраженьем на лице промолвил:
- Да, Платоша, что с вами?
- С тобой-то что, Яшенька?
- Со мной? Я счастлив... счастлив, Платоша... вот что со мной А теперь
я желаю лечь да спать. - Он хотел было приподняться - но такую почувствовал
в ногах, да и во всем теле, слабость, что без помощи тетки да служанки не
был бы в состоянии раздеться - и лечь в постель. Зато он заснул очень скоро,
сохраняя на лице все то же блаженно-восторженное выражение. Только лицо его
было очень бледно.
18
Когда на следующее утро Платонида Ивановна вошла к нему - он находился
все в том же положении... но слабость не прошла - и он даже предпочел
остаться в постели. Бледность его лица особенно не понравилась Платониде
Ивановне. "Что это, господи! - думалось ей, кровинки в лице нет, от бульона
отказывается, лежит да посмеивается - и все уверяет, что здоровехонек!" Он
отказался и от завтрака. "Что же это ты, Яша? - спрашивала она его, - так
весь день и намерен пролежать?" - "А хоть бы и так?" - ответил ласково
Аратов. Самая эта ласковость опять-таки не понравилась Платониде Ивановне.
Аратов имел вид человека, который узнал великую, для него очень приятную
тайну - и ревниво держит и хранит ее про себя. Он дожидался ночи - не то что
с нетерпеньем, а с любопытством. "Что же далее? - спрашивал он себя, - что
будет?" Изумляться, недоумевать он перестал; он не сомневался в том, что
вступил в сообщение с Клгфой; что они любят друг друга... И в этом он не
сомневался Только... что же может выйти из такой любви? Вспоминал он тот
поцелуй... и чудный холод быстро и сладко пробегал по всем его членам.
"Таким поцелуем, - думалось ему, - и Ромео и Джульетта не менялись! Но в
другой раз я лучше выдержу... Я буду обладать ею. Она придет в венке из
маленьких роз на черных кудрях.
Но как же дальше? Ведь вместе жить нам нельзя же? Стало быть, мне
придется умереть, чтобы быть вместе с нею? Не за этим ли она приходила - и
не так ли она хочет меня взять?
Ну так что же? Умереть - так умереть. Смерть теперь не страшит меня
нисколько Уничтожить она меня ведь не может? Напротив, только так и там я
буду счастлив... как не бьн счастлив в жизни, как и она не была... Ведь мы
оба - нетронутые! О, этот поцелуй!
Платонида Ивановна то и дело заходила к Аратову в комнату; не
беспокоила его вопросами - только взглядывала на него, шептала, вздыхала - и
уходила опять. Но вот он отказался и от обеда... Это было уже из рук вон
плохо. Старушка отправилась за своим знакомым участковым лекарем, в которого
она верила только потому, что человек он был непьющий и женился на немке.
Аратов удивился, когда она привела его к нему; но Платонида Ивановна так
настойчиво стала просить своего Яшеньку позволить Парамону Парамонычу (так
звали лекаря) осмотреть его - ну хоть для нее! - что Аратов согласился.
Парамон Парамоньгч пощупал у него пульс, посмотрел на язык - кое-что
порасспросил - и объявил, наконец, что необходимо нужно его
"поавскутировать". Аратов был в таком повадливом настроении духа, что и на
это согласился. Лекарь деликатно обнажил его грудь, деликатно постучал,
послушал, похмыкал - прописал капли да микстуру, а главное: посоветовал быть
спокойным и воздерживаться от сильных впечатлений "Вот как! - подумал
Аратов... - Ну, брат, поздно хватился!"
- Что такое с Яшей? - спросила Платонида Ивановна, вручая Парамону
Парамонычу на пороге двери трехрублевую ассигнацию. Участковый лекарь,
который, как все современные медики, - особенно те из них, что мундир
носят, - любил пощеголять учеными терминами, объявил ей, что у ее племянника
все "диоптрические симптомы нервозной кардиалгии - да и фебрис есть". "Ты,
однако, батюшка, говори попроще, - отрезала Платонида Ивановна, - латынью-то
не пугай; ты не в аптеке" - "Сердце не в порядке, - объяснил лекарь, - ну и
лихорадочка..." - повторил свой совет насчет спокойствия и воздержания. "Да
ведь опасности нет?" - с строгостью спросила Платонида Ивановна (смотри,
мол, опять в латынь не заезжай!). "Пока не предвидится!"
Лекарь ушел - а Платонида Ивановна пригорюнилась... однако послала в
аптеку за лекарством, которое Аратов не принял, несмотря на ее просьбы. Он
отказался также и от грудного чаю. "И чего вы так беспокоитесь, голубушка? -
говорил он ей, - уверяю вас, я теперь самый здоровый и счастливый человек в
целом свете!" Платонила Ивановна только головой качала. К вечеру с ним
сделался небольшой жар; и все-таки он настоял на том, чтобы она не
оставалась в его комнате и ушла спать к себе Платонида Ивановна
повиновалась - но не разделась и не легла; села в кресло - и все
прислушивалась да шептала свою молитву.
Она начала было дремать, как вдруг страшный, пронзительный крик
разбудил ее Она вскочила, бросилась в кабинет к Аратову - и по-вчерашнему
нашла его лежавшим на полу
Но он не пришел в себя по-вчерашнему, как ни бились над ним С ним в ту
же ночь сделалась горячка, усложненная воспалением сердца.
Через несколько дней он скончался.
Странное обстоятельство сопровождало его второй обморок. Когда его
подняли и уложили, в его стиснутой правой руке оказалась небольшая прядь
черных женских волос. Откуда взялись эти волосы? У Анны Семеновны была такая
прядь, оставшаяся от Клары, но с какой стати было ей отдать Аратову такую
для нее дорогую вещь? Разве как-нибудь в дневник она ее заложила - и не
заметила, как отдала?
В предсмертном бреду Аратов называл себя Ромео после отравы, говорил о
заключенном, о совершенном браке; о том, что он знает теперь, что такое
наслаждение Особенно ужасна была для Плато-ши минута, когда Аратов,
несколько придя в себя и увидав ее возле своей постели, сказал ей:
- Тетя, что ты плачешь? тому, что я умереть должен? Да разве ты не
знаешь, что любовь сильнее смерти? Смерть! Смерть, где жало твое? Не
плакать, а радоваться должно - так же, как и я радуюсь
И опять на лице умирающего засияла та блаженная улыбка, от которой так
жутко становилось бедной старухе.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 08.09.2006 11:52
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг