Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Ты не хотела прийти сегодня? - промолвил я.

     - А ты соскучился по мне? Ты меня любишь? О, ты  мой!  Последние  слова
Эллис меня смутили... Я не знал, что сказать.

     - Меня задержали, - продолжала она, - меня караулили.

     - Кто мог тебя задержать?

     - Куда ты хочешь? - спросила Эллис, по обыкновению не  отвечая  на  мой
вопрос.

     - Понеси меня в Италию, к тому озеру - помнишь?

     Эллис слегка отклонилась и  отрицательно  покачала  головой.  Тут  я  в
первый раз заметил, что она перестала быть прозрачной. И лицо ее  как  будто
окрасилось; по туманной его белизне разливался алый оттенок. Я взглянул в ее
глаза... и мне стало жутко; в этих  глазах  что-то  двигалось  -  медленным,
безостановочным и зловещим движением свернувшейся и застывшей змеи,  которую
начинает отогревать солнце.

     - Эллис! - воскликнул я, - кто ты? Скажи же мне, кто ты?

     Эллис только плечом пожала.

     Мне стало досадно... мне захотелось отомстить ей, - и вдруг мне  пришло
на ум велеть ей перенестись со мною в  Париж.  "Вот  уж  где  придется  тебе
ревновать", - подумал я.

     - Эллис! - промолвил я вслух, - ты не боишься больших городов,  Парижа,
например?

     - Нет.

     - Нет? Даже тех мест, где так светло, как на бульварах?

     - Это не дневной свет.

     - Прекрасно; так неси же меня  сейчас  на  Итальянский  бульвар.  Эллис
накинула мне на голову конец своего длинного висячего  рукава.  Меня  тотчас
охватила какая-то белая мгла с снотворным запахом мака. Все  исчезло  разом:
всякий свет, всякий звук - и  самое  почти  сознание.  Одно  ощущение  жизни
осталось - и это не было неприятно.

     Внезапно мгла исчезла; Эллис сняла рукав с моей головы, и я увидел  под
собою громаду столпившихся зданий, полную  блеска,  движения,  грохота...  Я
увидел Париж.

     19

     Я прежде бывал в  Париже  и  потому  тотчас  узнал  место,  к  которому
направлялась Эллис. Это был Тюльерийский  сад,  с  его  старыми  каштановыми
деревьями, железными решетками, крепостным рвом и звероподобными зуавами  на
часах. Минуя дворец, минуя церковь св.  Роха,  на  ступенях  которой  первый
Наполеон в первый раз пролил французскую кровь, мы остановились  высоко  над
Итальянским бульваром, где третий Наполеон сделал то же самое  и  с  тем  же
успехом. Толпы народа, молодые и старые щеголи, блузники, женщины  в  пышных
платьях теснились по панелям;  раззолоченные  рестораны  и  кофейные  горели
огнями; омнибусы, кареты всех родов и видов сновали вдоль бульвара; все  так
и кипело, так и сияло, все, куда ни падал взор... Но страшное дело!  мне  не
захотелось покинуть  мою  чистую,  темную,  воздушную  высь,  не  захотелось
приблизиться к этому человеческому муравейнику. Казалось, горячий,  тяжелый,
рдяный пар поднимался оттуда, не то пахучий, не то смрадный: уж очень  много
жизней сбилось там в одну кучу. Я  колебался...  Но  вот  резкий,  как  лязг
железных полос, голос уличной лоретки внезапно долетел до меня;  как  наглый
язык, высунулся он наружу, тот голос; он кольнул меня, как  жало  гадины.  Я
тотчас представил себе каменное, скуластое, жадное, плоское парижское  лицо,
ростовщичьи глаза, белила, румяна, взбитые волосы и букет  ярких  поддельных
цветов  под  остроконечной  шляпой,  выскребленные   ногти   вроде   когтей,
безобразный кринолин... Я представил себе также  и  нашего  брата  степняка,
бегущего дрянной припрыжкой за продажной куклой... Я  представил  себе,  как
он, конфузясь до грубости и насильственно  картавя,  старается  подражать  в
манерах гарсонам Вефура, пищит, подслуживается, юлит - и  чувство  омерзения
охватило меня...

     "Нет, - подумал я, - здесь Эллис ревновать не придется..."

     Между тем я  заметил,  что  мы  понемногу  начали  понижаться...  Париж
вздымался к нам навстречу со всем своим гамом и чадом...

     - Остановись! - обратился я к Эллис. - Неужели тебе не душно здесь,  не
тяжело?

     - Ты сам просил меня перенести тебя сюда.

     - Я виноват, я беру назад свое слово. Неси  меня  прочь,  Эллис,  прошу
тебя. Так и есть: вот и князь Кульмаметов ковыляет по бульвару, и друг  его,
Серж Вараксин, машет ему  ручкой  и  кричит:  "Иван  Степаныч,  аллон  супэ,
скорей, же ангаже самое Ригольбош!" (-Пойдем ужинать - Я пригласил (франц.))
Неси меня прочь от этих мобилей  и  мезон-доре,  от  ганденов  и  бишей,  от
жокей-клуба и Фигаро, от выбритых солдатских лбов и  вылощенных  казарм,  от
сержандевилей с эспаньолками и стаканов мутного абсенту, от игроков в домино
по кофейным и игроков на бирже, от красных ленточек в петлице  сюртука  и  в
петлице пальто, от господина де Фуа, изобретателя "специальности  браков"  и
даровых  консультаций  дера  Шарля  Альбера,   от   либеральных   лекций   и
правительственных  брошюр,  от  парижских  комедий  и  парижских  опер,   от
парижских острот и парижского невежества... Прочь! прочь! прочь!

     - Взгляни вниз, - отвечала мне Эллис, - ты уже не над Парижем.

     Я  опустил  глаза...  Точно.  Темная  равнина,   кой-где   пересеченная
беловатыми чертами дорог, быстро  бежала  под  нами,  и  только  назади,  на
небосклоне, как зарево  огромного  пожара,  било  кверху  широкое  отражение
бесчисленных огней мировой столицы

     20

     Опять упала пелена на глаза  мои...  Опять  я  забылся  Она  рассеялась
наконец.

     Что это там внизу? Какой это парк с аллеями стриженых лип, с отдельными
елками в  виде  зонтиков,  с  портиками  и  храмами  во  вкусе  помпадур,  с
изваяниями сатиров и нимф Берниниевской школы, с тритонами рококо на средине
изогнутых прудов, окаймленных низкими перилами из почерневшего  мрамора?  Не
Версаль ли  это?  Нет,  это  не  Версаль.  Небольшой  дворец,  тоже  рококо,
выглядывает из-за купы кудрявых дубов. Луна неясно светит, окутанная  паром,
и по земле как будто разостлался тончайший дым Глаз не может разобрать,  что
это такое: лунный свет или туман? Вон на одном из прудов  спит  лебедь:  его
длинная спина белеет, как снег степей, прохваченных морозом, а вон  светляки
горят алмазами в голубоватой тени у подножия статуй.

     - Мы возле Мангейма, - промолвила Эллис, - это Швецингенский сад.

     "Так мы в Германии!" - подумал  я  и  начал  прислушиваться.  Все  было
безмолвно; только ще-то уединенно и незримо  плескалась  и  болтала  струйка
падавшей воды. Казалось, она твердила все одни и те же слова: "Да,  да,  да,
всегда, да". И вдруг мне почудилось, как будто по самой  середине  одной  из
аллей,  между  стенами  стриженой  зелени,  жеманно  подавая  руку  даме   в
напудренной  прическе  и  пестром  роброне,  выступал  на  красных  каблуках
кавалер, в золоченом кафтане и кружевных манжетках, с легкой стальной шпагой
на бедре. Странные, бледные лица... Я хочу вглядеться в них...  Но  уже  все
исчезло, и только по-прежнему болтает вода.

     - Это сны бродят, - шепнула Эллис, - вчера можно было увидеть  много...
много. Сегодня и сны бегут человеческого глаза. Вперед! Вперед!

     Мы поднялись кверху и полетели дальше.  Так  плавен  и  ровен  был  наш
полет, что казалось, не мы двигались,  а  все,  напротив,  к  нам  двигалось
навстречу. Появились горы, темные, волнистые, покрытые лесом; они выросли  и
поплыли на нас... Вот уже они протекают под нами со всеми своими извилинами,
ложбинами, узкими лугами, с  огненными  точками  в  заснувших  деревушках  у
быстрых ручьев на дне долин; а впереди опять вырастают и плывут другие  горы
Мы в недрах Шварцвальда.

     Горы, все горы, и лес, прекрасный, старый, могучий лес Ночное небо ясно
я могу признать каждую породу деревьев,  особенно  великолепны  пихты  с  их
белыми прямыми стволами. Кое-где на опушках виднеются дикие козы; стройно  и
чутко стоят они на своих тонких ножках и  прислушиваются,  красиво  повернув
головы и насторожив большие трубчатые уши Развалина башни печально  и  слепо
выставляет с вершины голого утеса свои полуобрушенные  зубцы;  над  старыми,
забытыми камнями мирно теплится  золотая  звездочка.  Из  небольшого,  почти
черного  озера  поднимается,  как  таинственная  жалоба,   стенящее   укание
маленьких жаб. Мне чудятся другие звуки, длинные,  томные,  подобные  звукам
эоловой арфы... Вот она, страна легенд! Тот  же  самый  тонкий  лунный  дым,
который поразил меня в  Швецингене,  разлит  здесь  повсюду,  и  чем  дальше
расходятся- горы, тем гуще  этот  дым.  Я  насчитываю  пять,  шесть,  десять
различных тонов, различных пластов тени по уступам  гор,  и  над  всем  этим
безмолвным разнообразием задумчиво царит луна. Воздух струится мягко и легко
Мне самому легко и как-то возвышенно спокойно и грустно...

     - Эллис, ты должна любить этот край!

     - Я ничего не люблю.

     - Как же это? А меня?

     - Да, тебя! - отвечает она равнодушно.

     Мне сдается, что ее рука теснее прежнего обвивает мой стан

     - Вперед! Вперед! - говорит Эллис с каким-то холодным увлеченьем

     - Вперед! - повторяю я.

     21

     Сильный, переливчатый, звонкий крик раздался внезапно над нами и тотчас
же повторился уже немного впереди.

     - Это запоздалые журавли летят к вам, на  север,  -  сказала  Эллис,  -
хочешь к ним присоединиться?

     - Да, да! подними меня к ним.

     Мы взвились и в один миг очутились рядом с пролетавшей станицей.

     Крупные красивые птицы (их всего было тринадцать) летели треугольником,
резко и редко махая выпуклыми крыльями. Туго вытянув голову  и  ноги,  круто
выставив грудь, они стремились неудержимо  и  до  того  быстро,  что  воздух
свистал вокруг. Чудно было видеть на такой вышине, в таком удалении от всего
живого такую горячую, сильную жизнь, такую неуклонную  волю.  Не  переставая
победоносно  рассекать  пространство,  журавли   изредка   перекликались   с
передовым товарищем,  с  вожаком,  и  было  что-то  гордое,  важное,  что-то
несокрушимо-самоуверенное в  этих  громких  возгласах,  в  этом  подоблачном
разговоре. "Мы долетим небось, хоть и трудно",  -  казалось,  говорили  они,
одобряя друг друга. И тут мне пришло в голову, что таких людей, каковы  были
эти птицы - в России - где в России! в целом свете немного!

     - Мы теперь летим в Россию, - промолвила Эллис. Я уже не в  первый  раз
мог заметить, что она почти всегда знала, о чем я думаю. - Хочешь вернуться?

     - Вернемся... или нет! Я был в Париже; неси меня в Петербург.

     - Теперь?

     - Сейчас... Только закрой мне голову твоей  пеленой,  а  то  мне  дурно
делается.

     Эллис подняла руку...  но  прежде  чем  туман  охватил  меня,  я  успел
почувствовать на губах моих прикосновение того мягкого, тупого жала...

     22

     "Слуша-а-а-а-ай!" - раздался в ушах моих протяжный крик.

     "Слуша-а-а-а-ай!" - словно с отчаянием отозвалось в отдалении.

     "Слуша-а-а-а-ай!" - замерло где-то  на  конце  света.  Я  встрепенулся.
Высокий  золотой  шпиль  бросился  мне  в  глаза:  я  узнал  Петропавловскую
крепость.

     Северная, бледная ночь! Да и ночь ли это? Не бледный, не больной ли это
день? Я никогда не любил петербургских  ночей;  но  на  этот  раз  мне  даже
страшно стало: облик Эллис исчезал совершенно, таял, как утренний  туман  на
июльском солнце, и я ясно видел все свое тело,  как  оно  грузно  и  одиноко
висело в уровень Александровской колонны. Так вот  Петербург!  Да,  это  он,
точно. Эти пустые, широкие, серые улицы;  эти  серо-беловатые,  желто-серые,
серо-лиловые, оштукатуренные и облупленные дома, с их впалыми окнами, яркими
вывесками, железными навесами над крыльцами и дрянными овощными  лавчонками;
эти фронтоны,  надписи,  будки,  колоды;  золотая  шапка  Исаакия;  ненужная
пестрая биржа; гранитные стены крепости и  взломанная  деревянная  мостовая;
эти барки с сеном и дровами;

     этот запах пыли, капусты, рогожи и конюшни, эти окаменелые  дворники  в
тулупах у ворот, эти скорченные мертвенным сном  извозчики  на  продавленных
дрожках, - да, это она, наша Северная Пальмира. Все видно кругом; все  ясно,
до жуткости четко и ясно, и все печально спит, странно громоздясь и  рисуясь
в тускло-прозрачном воздухе. Румянец вечерней зари - чахоточный румянец - не
сошел еще и не сойдет до  утра  с  белого,  беззвездного  неба;  он  ложится
полосами по шелковистой глади Невы, а она  чуть  журчит  и  чуть  колышется,
торогия вперед свои холодные синие воды.

     - Улетим, - взмолилась Эллис.

     И, не дожидаясь моего  ответа,  она  понесла  меня  через  Неву,  через
Дворцовую площадь, к Литейной. Шаги и голоса послышались внизу; по улице шла
кучка молодых людей с испитыми лицами и толковали о танцклассах. "Подпоручик
Столпаков седьмой!" - крикнул вдруг спросонку солдат, стоявший  на  часах  у
пирамидки ржавых ядер, а несколько  подальше,  у  раскрытого  окна  высокого
дома, я увидел девицу в измятом шелковом платье, без рукавчиков, с жемчужной
сеткой на волосах и с папироской во рту. Она благоговейно читала книгу:  это
был том сочинений одного из новейших Ювеналов.

     - Улетим! - сказал я Эллис.


Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг