едва уловимый, но бесконечно повторявшийся взрыв трубных звуков и
рукоплесканий. Казалось, где-то, страшно далеко, в какой-то бездонной
глубине, внезапно зашевелилась несметная толпа - и поднималась, поднималась,
волнуясь и перекликаясь чуть слышно, как бы сквозь сон, сквозь подавляющий,
многовековый сон. Потом воздух заструился и потемнел над развалиной. Мне
начали мерещиться тени, мириады теней, миллионы очертаний, то округленных,
как шлемы, то протянутых, как копья, лучи луны дробились мгновенными
синеватыми искорками на этих копья и шлемах - и вся эта армия, эта толпа
надвигалась ближе и ближе, росла, колыхалась усиленно. Несказанное
напряжение, напряжение, достаточное для того, чтобы приподнять целый мир,
чувствовалось в ней, но ни один образ не выдавался ясно... И вдруг мне
почудилось, как будто трепет пробежал кругом, как будто отхлынули и
расступились какие-то громадные волны... "Caesar, Caesar venit" (Цезарь,
Цезарь идет (лат)), - зашумели голоса, подобно листьям леса, на который
внезапно налетела буря прокатился глухой удар - и голова бледная, строгая в
лавровом венке, с опущенными веками, голова императора стала медленно
выдвигаться из-за развалины...
На языке человеческом нету слов для выражения ужаса, который сжал мое
сердце. Мне казалось, что раскрой эта голова свои глаза, разверзи свои
губы - и я тотчас же умру
- Эллис! - простонал я, - я не хочу, я не могу, не надо мне Рима,
грубого, грозного Рима... прочь, прочь отсюда!
- Малодушный! - шепнула она, - и мы умчались Я успел еще услыхать за
собою железный, громовый на этот раз, крик легионов. Потом все потемнело.
14
- Оглянись, - сказала мне Эллис, - и успокойся. Я послушался - и,
помню, первое мое впечатление было до того сладостно, что я мог только
вздохнуть. Какой-то дымчато-голубой, серебристо-мягкий - не то свет, не то
туман - обливал меня со всех сторон. Сперва я не различал ничего: меня
слепил этот лазоревый блеск - но вот понемногу начали выступать очертания
прекрасных гор, лесов; озеро раскинулось подо мною с дрожавшими в глубине
звездами, с ласковым ропотом прибоя. Запах померанцев обдал меня волной - и
вместе с ним и тоже как будто волною принеслись сильные, чистые звуки
молодого женского голоса. Этот запах, эти звуки так и потянули меня вниз - и
я начал спускаться... спускаться к роскошному мраморному дворцу, приветно
белевшему среди кипарисной рощи. Звуки лились из его настежь раскрытых окон,
волны озера, усеянного пылью цветов, плескались в его стены - и прямо
напротив, весь одетый темной зеленью померанцев и лавров, весь облитый
лучезарным паром, весь усеянный статуями, стройными колоннами, портиками
храмов, поднимался из лона вод высокий круглый остров.
- Isola Bella! - проговорила Эллис. - Lago Maggiore...
Я промолвил только а! и продолжал спускаться Женский голос все громче,
все ярче раздавался во дворце, меня влекло к нему неотразимо... я хотел
взглянуть в лицо певице - оглашавшей такими звуками такую ночь Мы
остановились перед окном
Посреди комнаты, убранной в помпейяновском вкусе и более похожей на
древнюю храмину, чем на новейшую залу, окруженная греческими изваяниями,
этрусскими вазами, редкими растениями, дорогими тканями, освещенная сверху
мягкими лучами двух ламп, заключенных в хрустальные шары, - сидела за
фортепьянами молодая женщина. Слегка закинув голову и до половины закрыв
глаза, она пела итальянскую арию; она пела и улыбалась, и в то же время
черты ее выражали важность, даже строгость... призрак полного наслаждения!
Она улыбалась... и Праксителев фавн, ленивый, молодой, как она, изнеженный,
сладострастный, тоже, казалось, улыбался ей из угла, из-за ветвей олеандра,
сквозь тонкий дым, поднимавшийся с бронзовой курильницы на древнем
треножнике Красавица была одна. Очарованный звуками, красотою, блеском и
благовонием ночи, потрясенная до глубины сердца зрелищем этого молодого,
спокойного, светлого счастия, я позабыл совершенно о моей спутнице, забыл о
том, каким странным образом я стал свидетелем этой столь отдаленной, столь
чуждой мне жизни, - и я хотел уже ступить на окно, хотел заговорить...
Все мое тело вздрогнуло от сильного толчка - точно я коснулся
лейденской банки. Я оглянулся... Лицо Эллис было - при всей своей
прозрачности - мрачно и грозно; в ее внезапно раскрывшихся глазах тускло
горела злоба...
- Прочь! - бешено шепнула она, и снова вихрь, и мрак, и головокружение.
Только на этот раз не крик легионов, а голос певицы, оборванный на высокой
ноте, остался у меня в ушах
Мы остановились. Высокая нота, та же нота, все звенела и не переставала
звенеть, хотя я чувствовал совсем другой воздух, другой запах... На меня
веяло крепительной свежестью, как от большой реки, и пахло сеном, дымом,
коноплей. За долго протянутой нотой последовала другая, потом третья, но с
таким несомненным оттенком, с таким знакомым, родным переливом, что я тотчас
же сказал себе "Это русский человек поет русскую песню" - и в то же
мгновенье мне все кругом стало ясно.
15
Мы находились над плоским берегом. Налево тянулись, терялись в
бесконечность скошенные луга, уставленные громадными скирдами; направо, в
такую же бесконечность уходила ровная гладь великой многоводной реки.
Недалеко от берега большие темные барки тихонько переваливались на якорях,
слегка двигая остриями своих мачт, как указательными перстами С одной из
этих барок долетали до меня звуки разливистого голоса, и на ней же горел
огонек, дрожа и покачиваясь в воде своим длинным красным отраженьем Кое-где,
и на реке и в полях, непонятно для глаза - близко ли, далеко ли - мигали
другие огоньки; они то жмурились, то вдруг выдвигались лучистыми крупными
точками, бесчисленные кузнечики немолчно стрекотали, не хуже лягушек
понтийских болот - и под безоблачным, но низко нависшим темным небом изредка
кричали неведомые птицы
- Мы в России? - спросил я Эллис.
- Это Волга, - отвечала она.
Мы понеслись вдоль берега
- Отчего ты меня вырвала оттуда, из того прекрасного края? - начал я -
Завидно тебе стало, что ли? Уж не ревность ли в тебе пробудилась?
Губы Эллис чуть-чуть дрогнули, и в глазах опять мелькнула угроза. Но
все лицо тотчас же вновь оцепенело.
- Я хочу домой, - проговорил я.
- Погоди, погоди, - отвечала Эллис. - Теперешняя ночь - великая ночь
Она не скоро вернется Ты можешь быть свидетелем Погоди.
И мы вдруг полетели через Волгу, в косвенном направлении, над самой
водой, низко и порывисто, как ласточки перед бурей. Широкие волны тяжко
журчали под нами, резкий речной ветер бил нас своим холодным, сильным
крылом, высокий правый берег скоро начал воздыматься перед нами в полумраке
Показались крутые горы с большими расселинами. Мы приблизились к ним
- Крикни "Сарынь на кичку!" - шепнула мне Эллис
Я вспомнил ужас, испытанный мною при появлении римских призраков, я
чувствовал усталость и какую-то странную тоску, слов - но сердце во мне
таяло, - я не хотел произнести роковые слова, я знал заранее, что в ответ на
них появится, как в Волчьей Долине Фрейшюца, что-то чудовищное, - но губы
мои раскрылись против воли, и я закричал, тоже против воли, слабым
напряженным голосом "Сарынь на кичку!"
16
Сперва все осталось безмолвным, как и перед римской развалиной, - но
вдруг возле самого моего уха раздался грубый бурлацкий смех - и что-то со
стоном упало в воду и стало захлебываться. Я оглянулся: никого нигде не было
видно, но с берега отпрянуло эхо - и разом и отовсюду поднялся оглушительный
гам Чего только не было в этом хаосе звуков крики и визги, яростная ругань и
хохот, хохот пуще всего, удары весел и топоров, треск как от взлома дверей и
сундуков, скрип снастей и колес, и лошадиное скакание, звон набата и лязг
цепей, гул и рев пожара, пьяные песни и скрежещущая скороговорка, неутешный
плач, моление жалобное, отчаянное, и повелительные восклицанья, предсмертное
хрипенье, и удалой посвист, гарканье и топот пляски... "Бей! вешай! топи!
режь! любо! любо! так! не жалей!" - слышалось явственно, слышалось даже
прерывистое дыхание запыхавшихся людей, - а между тем кругом, насколько глаз
доставал, ничего не показывалось, ничего не изменялось: река катилась мимо,
таинственно, почти угрюмо, самый берег казался пустынней и одичалей - и
только.
Я обратился к Эллис, но она положила палец на губы...
- Степан Тимофеич! Степан Тимофеич идет! - зашумело вокруг, - идет наш
батюшка, атаман наш, наш кормилец! - Я по-прежнему ничего не видел, но мне
внезапно почудилось, как будто громадное тело надвигается прямо на меня...
- Фролка! где ты, пес? - загремел страшный голос. - Зажигай со всех
концов - да в топоры их, белоручек!
На меня пахнуло жаром близкого пламени, горькой гарью дыма - и в то же
мгновенье что-то теплое, словно кровь, брызнуло мне в лицо и на руки...
Дикий хохот грянул кругом...
Я лишился чувств - и когда опомнился, мы с Эллис тихо скользили вдоль
знакомой опушки моего леса, прямо к старому дубу....
- Видишь ту дорожку? - сказала мне Эллис, - там, где месяц тускло
светит и свесились две березки?.. Хочешь туда?
Но я чувствовал себя до того разбитым и истощенным, что я мог только
проговорить в ответ:
- Домой... домой!
- Ты дома, - отвечала Эллис.
Я действительно стоял перед самой дверью моего дома - один. Эллис
исчезла. Дворовая собака подошла было, подозрительно оглянула меня - и с
воем бросилась прочь.
Я с трудом дотащился до постели и заснул, не раздеваясь.
17
Все следующее утро у меня голова болела, и я едва передвигал ноги; но я
не обращал внимания на телесное мое расстройство, раскаяние меня грызло,
досада душила.
Я был до крайности недоволен собою. "Малодушный! - твердил я
беспрестанно, - да, Эллис права. Чего я испугался? как было не
воспользоваться случаем?.. Я мог увидеть самого Цезаря - и я замер от
страха, я запищал, я отвернулся, как ребенок от розги. Ну, Разин - это дело
другое. В качестве дворянина и землевладельца... Впрочем, и тут, чего же я,
собственно, испугался? Малодушный, малодушный!.."
- Да уж не во сне ли я все это вижу? - спросил я себя наконец. Я позвал
ключницу.
- Марфа, в котором часу я лег вчера в постель - не помнишь?
- Да кто ж тебя знает, кормилец... Чай, поздно. В сумеречки ты из дома
вышел; а в спальне-то ты каблучищами-то за полночь стукал
Под самое под утро - да. Вот и третьего дня тож. Знать, забота у тебя
завелась какая.
"Эге-ге! - подумал я. - Летанье-то, значит, не подлежит сомнению".
- Ну, а с лица я сегодня каков? - прибавил я громко.
- С лица-то? Дай погляжу. Осунулся маленько. Да и бледен же ты,
кормилец: вот как есть ни кровинки в лице.
Меня слегка покоробило... Я отпустил Марфу.
"Ведь этак умрешь, пожалуй, или сойдешь с ума, - рассуждал я, сидя в
раздумье под окном. - Надо это все бросить. Это опасно. Вон и сердце как
странно бьется. А когда же я летаю, мне все кажется, что его кто-то сосет
или как будто из него что-то сочится, - вот как весной сок из березы, если
воткнуть в нее топор. А все-таки жалко. Да и Эллис... Она играет со мной,
как кошка с мышью... а впрочем, едва ли она желает мне зла. Отдамся ей в
последний раз - нагляжусь - а там... Но если она пьет мою кровь? Это ужасно.
Притом такое быстрое передвижение не может не быть вредным; говорят, и в
Англии, на железных дорогах, запрещено ехать более ста двадцати верст в
час..."
Так я размышлял с самим собою - но в десятом часу вечера я уже стоял
перед старым дубом.
18
Ночь была холодная, тусклая, серая; в воздухе пахло дождем. К удивлению
моему, я никого не нашел под дубом; я прошелся несколько раз вокруг, доходил
до опушки леса, возвращался, тщательно вглядывался в темноту... Все было
пусто. Я подождал немного, потом несколько раз сряду произнес имя Эллис все
громче и громче... но она не появлялась. Мне стало грустно, почти больно;
прежние мои спасенья исчезли; я не мог примириться с мыслью, что моя
спутница уже не вернется ко мне.
- Эллис! Эллис! приди же! Неужели ты не придешь? - закричал я в
последний раз.
Ворон, которого мой голос разбудил, внезапно завозился в вершине
соседнего дерева и, путаясь в ветвях, захлопал крыльями... Но Эллис не
появлялась.
Понурив голову, я отправился домой. Впереди уже чернели ракиты на
плотине пруда, и свет в окне моей комнаты мелькнул между яблонями сада,
мелькнул и скрылся, словно глаз человека, который бы меня караулил, - и как
вдруг сзади меня послышался тонкий свист быстро рассекаемого воздуха, и
что-то разом обняло и подхватило меня снизу вверх: кобчик так подхватывает
когтем, "чокает" перепела... Это Эллис на меня налетела. Я почувствовал ее
щеку на моей щеке, кольцо ее руки вокруг моего тела - и как острый холодок
вонзился мне в ухо ее шепот: "Вот и я". Я и испугался, и обрадовался в одно
и то же время... Мы неслись невысоко над землей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг