который грезится тебе в родном доме. А вернувшись на Землю, иногда ловишь
себя на пугающей мысли - не сон ли то, что ты видел на Орнитерре или планете
Шутников?
- Там, на Уикте, я еще не был стар, - продолжал Дзю. Говорят, я был
болен, хотя и не догадывался об этом. Почему же не догадывался? Догадывался!
Если бы я не владел искусством догадки, разве бы я сидел сейчас перед тобой,
командир, когда мне три года осталось до ста лет? Догадывался, но ничего не
мог с собой поделать. И когда Пламен вывалил передо мной ворох уиктянских
загадок, не выдержал и рассказал ему о своих мыслях, о ландшафтных
декорациях вокруг нас, о животных-марионетках, управляемых не то злодеем, не
то насмешником.
Старый космонавт перехватил удивленный взгляд Лобова и тихонько
засмеялся.
- Ты думал, что это фантазии Пламена? Все так думали и думают! Я не
стал разубеждать: сил для этого нужно много, а толку - никакого. Да и как не
старайся, всех не переубедишь.
Андрей Дзю умолк, улыбка медленно сошла с его лица, будто угасла.
- Пламен был настоящий космонавт - отважный и добрый. И специалист
отменный! Вот осторожности ему не хватало. Это не беда, не всем осторожность
дана от рождения. К иным она приходит с годами. Не учел я тогда, что этих
лет у Пламена маловато! Выложил я ему все свои бредни, в которые и сам-то
по-настоящему не верил. Уж очень мне хотелось, чтобы он не замыкался в
биологическом профессионализме, а сделал первый шаг в сторону мудрости. Без
нее нельзя стать первопроходцем! Я любил Пламена как сына и прочил его себе
на смену. А Пламен обеспокоился. Ему хотелось завтра же доказать мне, что
мои бредни - это бредни! И что у квазиполиков-животных мозг совмещен с
централизованным генотипом, а нервная система - с генетической системой, по
которой к каждой псевдоклетке и подается необходимая доза наследственной
информации. Сходство чужих планет с Землей завораживает, ты это хорошо
знаешь, сынок. Заворожила Уикта Пламена! Забыл он о том, что это не Земля и
что всякий новый шаг по этой планете грозит неожиданностями, которые
человеку знать еще не дано. Э, да что говорить об этом!
Дзю оборвал свою, похожую на пересказ только что оборванного сновидения
речь и сердито посмотрел на Лобова, точно это именно он был виноват в
случившемся на Уикте.
- Ты плакал когда-нибудь? - вдруг спросил он и, видя, что Лобов не
вполне понимает его, уточнил: - По-настоящему, как плачут женщины? Плачут,
ничего не видя вокруг?
- Нет, так я не плакал.
- А я плакал, один раз. Когда взорвалась "Надежда" и вместе с нею погиб
Пламен Делчев. Я плакал так, что ничего не видел и перестал понимать, где я
и что со мной. Я плакал не только потому, что любил Пламена как сына! Я
плакал и потому, что остался на этой чужой планете один. Без связи. Без
шлюпа. Без надежды снова увидеть людей и Землю. Мне было жутко, как это
бывает в детстве. Когда проснешься в темноте и не можешь понять, где дверь,
где окно. И где ты вообще находишься! Мне было жутко, как в детстве. И хотя
я был не ребенком, а Андреем Дзю, я знал, что никто меня не видит, никто не
узнает, как я плачу. Вот я и дал себе волю!
- Я понимаю, - глухо сказал Иван.
Он и правда понимал. Каждый космонавт, оставаясь один на один с чужим
миром далеко от Земли, знает мучительное чувство жути, которое человек
обычно испытывает только в сновидениях. А если при этом сознаешь, что нет
надежд на возвращение? Наверное, не все при этом плачут. Некоторые сходят с
ума. Другие кончают самоубийством. Третьи...
- Если бы ты не понимал, я бы и рассказывать тебе не стал, Иван
Лобов. - В угольных глазах Андрея Дзю обозначилась некая ироничность. -
Судьба любит шутить с нами! Я думал, что меня никто не видит, а меня видели.
И хотя трудно придумать в мире разума что-нибудь более непохожее, чем люди и
моноциты, они поняли мое отчаяние, мое горе. И пожалели меня. Тук потом
признался, что если бы в тот злополучный день я не горевал так сильно и
откровенно, моноциты умертвили бы меня. Ведь в их глазах я был виновником
гибели двух их собратьев. Собратьев, пошедших на великий подвиг и для
раскрытия тайны неведомого забравшихся внутрь громады, упавшей с неба.
Старый космонавт помолчал и уже спокойнее продолжал свой рассказ:
- Месяцы, что прошли до знакомства с Туком, я прожил как во сне. Не в
том смысле, что не помню себя. Помню! Я боялся сойти с ума, изо всех сил
держал себя в руках и искал, искал разумных, запустивших маршевый двигатель
"Надежды". И все-таки, как сон! Все дни похожи, а потому слились в один
долгий день. Время будто остановилось! Это пугало. Мне снились земные сны! И
я порой сомневался, может, мои сны - это и не сны вовсе, а действительность,
путающаяся в больном мозгу? А Уикта - сон. Длинный, тяжелый сон. Сон - и
ничего больше! Потом, когда я познакомился с Туком и другими моноцитами,
когда я научил говорить их на земном языке, стало легче. А когда я пообвык в
их обществе, присмотрелся, стало и вовсе хорошо. Человек - существо
привычливое! - Андрей Дзю пожал сухими плечиками и взглянул на Ивана
недоуменно и в то же время хитренько. - Ты не поверишь, сынок, но когда на
Уикту прилетели спасатели, они показались мне уродами. Сколько лишнего!
Ходули-ноги, щупальца-руки, зубастый рот. То ли дело мои моноциты! Круглые
шары, ничего лишнего. Надо - выбросит ручки, а как они сделают свое дело,
спрячет, будто их и не было. Надо - плюнет импульсом света, что твой лучевой
пистолет, пугнет врага. А перейдет на генерацию, так что пищу готовить, что
тоннель пробивать, - одинаково хорошо.
Старик замолчал, глядя перед собой и позабыв о существовании Лобова.
Пауза затягивалась. Чтобы напомнить о себе, Иван приподнялся и снова сел,
переменив позу.
- Что тебе, сынок?
Глаза у Дзю были пустые. С чувством щемящей жалости Лобов понял, что
старик забыл о знакомстве, забыл о разговоре: он смотрел на Ивана как на
чужого человека, только что появившегося в беседке. Вспомнив наставления
самого Андрея Дзю, мимоходом высказанные им самим, Иван представился:
- Я командир патрульного корабля "Торнадо", Иван Лобов.
Припухшие веки старика дрогнули, угольки глаз сверкнули мыслью.
- Иван Лобов, как же! - В глазах скользнуло и пропало беспокойство. -
Мы славно поговорили с тобой, Иван Лобов. Иль пригрезилось мне? У стариков
ведь, что явь, что сон, не сразу и разберешь.
- Нет, Андрей Андреевич, не пригрезилось.
- С тобой хорошо говорить, сынок. Ты спокойный, терпеливый. Не
суетишься, как другие. По делу ведь ко мне, угадал?
- Угадали. Я на Уикту собираюсь. Вот и пришел к вам за советом.
Старик молчал, заново разглядывая Ивана. Потом вздохнул:
- Чего врешь? Уикта для экспедиций закрыта! Или перемены какие?
- Я пойду так. - Иван провел рукой по телу. - Без оружия, без
скафандра, с непокрытой головой. Так можно.
- И не боишься?
- Боюсь.
- И все-таки пойдешь?
- Пойду. Надо!
Старый космонавт одобрительно мотнул головой, повозился, устраиваясь в
кресле поудобнее, и потребовал:
- Расскажи.
Андрей Дзю умел не только говорить, он умел и слушать. И по глазам его
Иван видел, что мысль его работает сейчас остро: он не только слушает, но и
цепко идет вслед за его словами. Ни разу он не перебил Ивана, лишь
подталкивал его, когда он умолкал, сомневаясь, не потерял ли старик нити его
мысли. Только когда Иван, уже завершая свой рассказ, заикнулся о том, что,
может быть, и не придется идти на Уикту, может быть, Лена уговорит Мира
Сладки ждать помощи на "Антаресе", Дзю перебил его:
- Не уговорит!
- Почему?
- Я не знаю Мира Сладки, зато знаю лоцманов. Храбрые ребята, пилоты
знатные. Но как сказать? Ремесленники! Понимаешь, Иван Лобов? Не в обиду им
скажу, нет в них искры Божьей и высокой веры. Лена, вот, точно ждать тебя
собирается. Она в тебя верит! И знает, кто ты такой есть, командир "Торнадо"
Иван Лобов. А Мир Сладки знать того, что ей ведомо, не может. Да и знай он,
как он поверит в чудеса? Не поверит! А он командир. Уйдет он на Уикту, это
точно.
- Я и готовлюсь к Уикте.
- Верно делаешь, командир. Уикты ты не бойся! Я, командир "Антареса",
тебе помогу. Дело твое свято! Грех не помочь.
Глава 13
Мысль Лобова о том, что Лену Зим и Мира Сладки следует искать за
границами Галактики - на Уикте, оказалась для Всеволода Онегина неожиданной.
Он надолго задумался, покручивая в пальцах трехгранную ножку резного бокала
и время от времени испытующе поглядывая на Лобова холодноватыми синими
глазами. Иван был спокоен. Он рассеянно жевал сандвичи, вряд ли обращая
внимание на то, что он ест, думал о своем и ждал, что ему ответит старый
товарищ - начальник дальнего космофлота Земли.
- В этом есть смысл, - сказал наконец Всеволод. - Смысл есть, хотя
шансы на удачу, прямо скажем, невелики.
Иван кивнул:
- Знаю. И все-таки, хочу попытаться.
- Понимаю. Тогда поговорим о технических деталях.
- Поговорим.
Иван отдавал инициативу Снегину. Чуждый многословию, он предпочитал
отвечать на вопросы, пусть самые каверзные, а не краснобайствовать, излагая
задуманное во всех деталях и тонкостях, которые живое дело потом все равно
поломает. Всеволод, знающий Лобова так же хорошо, как и самого себя, а может
быть, и лучше - в чужую душу проще заглядывать, не так страшно, улыбнулся
уголками четко очерченных губ.
- До Уикты на форсаже не дойдешь - двигатели не выдержат. Максимально
крейсерская скорость - вот самое большее, что ты сможешь себе позволить. А
это два с половиной года по рукаву Ориона! Вынь да положь.
- Можно пойти не на рейдере, а на патрульном корабле. Тогда будет уже
не два с половиной, а всего два года, - возразил Иван.
- У патрульного корабля для такого рейда не хватит ни энергии, ни
жизненных запасов.
- В эллингах центральной лунной базы готовится к ходовым испытаниям
гиперсветовой корабль нового образца - дальний патрульный. У него для полета
на Уикту хватит и энергии, и жизненных запасов.
- Знаю, - перебил Снегин. - Но он еще не испытан.
- Я готов испытать его на марше по рукаву Ориона.
- Лихо! - Снегин некоторое время разглядывал товарища. В нарушение всех
существующих обязательных правил и инструкций.
- Я готов рискнуть. Да и риск невелик! Ведь "Перун" уже испытан на
коротких маршах. Дальние ходовые испытания больше формальность, чем
настоящая необходимость. Дань традициям!
- И безопасности полетов.
- Я же сказал, что готов рискнуть. - Иван был само терпение.
- Поэтому ты и не берешь с собой Клима с Алексеем?
По губам Лобова скользнула легкая, едва уловимая чужому взгляду улыбка.
Но чуткий Всеволод ее заметил и насторожился.
- Поэтому? - настойчиво переспросил он.
- Честно говоря, не поэтому, - поколебавшись, признался Иван.
- Понимаю, - кивнул Снегин. - На "Перуне" до пролива Персея идти два
года, не меньше. Столько же обратно. Плюс обследование самой Уикты, об этом
у нас с тобой речь еще впереди. Подготовка, возможны аварийные простои, то
да се... Пять лет продлится эта экспедиция, пусть немного меньше.
- Да, около пяти лет, - согласился Иван.
- И ты не хочешь на эти долгие пять лет отрывать своих друзей от живого
дела. Особенно Алексея, которому в Даль-Гей хочется попасть, наверное, не
меньше, чем тебе на Уикту. А пролив Персея? Ты же не пройдешь его в
одиночку!
Лобов спокойно взглянул в глаза товарища:
- Я пройду.
Снегин отвел взгляд, знал - этот пройдет.
- Хорошо, - согласился он после паузы, - пройдешь. Но два с половиной
года одиночества! Я имею в виду марш до пролива Персея и обследование Уикты.
А может быть, и все пять... Нельзя ведь рассчитывать только на удачу! В
напряжении гиперсветового полета ты не выдержишь такого одиночества, Иван.
Не выдержишь!
Снегин ждал спокойной реплики Лобова: "Я выдержу". Но ошибся! Иван
помолчал и согласно кивнул головой.
- Верно! Такого никто не выдержит. Но... - Он поднял глаза на товарища,
и снова его губы тронула едва приметная улыбка. - Путь до пролива Персея
можно сократить. Сильно сократить. Туда можно дойти примерно за полчаса. За
тридцать минут, - уточнил Иван, видя, что Снегин отказывается понимать его.
Секунду-другую Всеволод смотрел на него как на сумасшедшего. Потом
догадался в чем дело, зажмурился, покачал головой и снова взглянул на Ивана,
теперь уже с восхищением.
- Гравитационный серфинг?
Лобов кивнул:
- Он самый. Я консультировался с астрофизиками службы безопасности.
Есть несколько подходящих по удалению от рукава Ориона тесных звездных пар,
находящихся в околокритическом состоянии. Специалисты гарантируют, что с
помощью подпространственной торпеды спровоцируют новоподобную вспышку одной
из них в точно назначенное время. Ну, а побочным результатом будет ударная
гравитационная волна, которая пройдет по рукаву Ориона со скоростью,
пропорциональной кубу скорости света. Все хорошо, только...
- Погоди, - остановил Лобова Всеволод. - Дай мне очухаться. И как
следует подумать!
Снегин нацедил себе бокал росничка, опустошил до дна и еще раз, теперь
уже жестом руки, попросил Ивана - не мешай, дай подумать и сориентироваться.
Всеволод конечно же знал о проекте подрыва тесных звездных пар с помощью
подпространственных торпед. Тесные двойные пары с периодами обращения меньше
пяти часов, состоящие из массивных белых карликов и значительно более
легких, хотя и больших по линейным размерам красных карликов, были взяты на
строгий учет службой безопасности дальнего космофлота. Такие звездные пары
неустойчивы и всегда готовы сорваться в огненную бездну новоподобной или
даже новой вспышки. Вспыхивает белый карлик, все время захватывающий,
аккрецирующий, как говорят специалисты, водородные запасы своего гораздо
более рыхлого красного партнера. Как только масса захваченного водорода
превышает критический уровень, происходит термоядерный взрыв. За несколько
суток яркость звездной пары возрастает во многие тысячи и даже миллионы раз.
Одна звезда, чудовищно распухший при взрыве белый карлик, светит с яркостью
миллионов Солнц! При этом выделяется огромное количество лучистой энергии.
Особенно опасными для космических кораблей являются космические лучи,
обладающие колоссальной проникающей способностью, а в подпространственных
каналах - ударная волна гравитации. Но когда произойдет вспышка новой
звезды, астрофизика не могла точно прогнозировать даже в двадцать третьем
веке. Приходилось прокладывать маршруты гиперсветовых кораблей в обход
опасных звездных пар и ограничивать пользование теми подпространственными
каналами, которые могли стать стоками ударных гравитационных волн. Сложилась
примерно та же ситуация опасности, как в двадцатом веке - в отношении
опасности землетрясений. На земном шаре тогда были выделены сейсмически
опасные районы. Сейсмологи научились определять наиболее неустойчивые зоны в
этих районах, чреватые землетрясениями в ближайшем будущем. Но когда
тектоническое равновесие земной коры будет окончательно нарушено и она
содрогнется, раскалываясь трещинами и разваливая города и горы на своей
поверхности: через день, через месяц или через год, сейсмологи так и не
научились определять. Поэтому в двадцать первом веке была разработана, а в
двадцать втором начала проводиться в жизнь программа преднамеренного
провоцирования землетрясений. Таким путем удалось начать сброс сейсмической
неустойчивости земных недр на уровне сравнительно безопасных землетрясений
средней силы и при соблюдении всех мер безопасности, включая эвакуацию
населения.
В двадцать третьем веке такая же предохранительная программа была
разработана по отношению к звездным парам, находящимся в околокритическом
состоянии. Для провоцирования новой вспышки, разделяющей зоны тяготений
партнеров звездной пары, к той самой точке Лангранжа, через которую от
красного карлика к белому карлику перетекает водород, планировалось
направлять подпространственные торпеды с гравитационным зарядом. Взрыв
торпеды превращает узкую струю протекающего водорода в мощный поток.
Лавинообразно обрушиваясь на белый карлик, он и провоцирует вспышку новой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг