как говорят простые люди, но чудится мне иногда, что некоторые промышленные
реакторы вовсе не так уже надежны, как это расписывают. И что рано или
поздно какой-нибудь забарахлит по-настоящему и рванет почище водородной
бомбы!
Рене поежился:
- Вы не преувеличиваете, дядя Майкл?
- Может быть, и преувеличиваю, да разве в этих делах это большая беда?
Но пока все идет более или менее гладко, ворошить эту предпринимательскую
атомную грязь бесполезно: и делу не поможешь, и себя погубишь.
Майкл Смит и Рене Хойл взаимно доверяли друг другу. Не будь этого,
детектив никогда бы не заговорил с ним о тайнах атомного бизнеса. Отец Рене
Эдвард Хойл погиб в автомобильной катастрофе, когда сыну исполнилось
пятнадцать лет. Внезапная гибель отца, здорового, полного сил, веселого
мужчины, потрясла Рене своей нелепостью, несправедливостью и
невозвратностью. Майкл Смит, прилетевший на похороны, несколько раз пытался
поговорить с Рене, но тот словно окаменел, либо отмалчивался, либо ронял в
ответ не всегда подходящие к разговору слова. После одной из таких неудачных
бесед валлиец тяжело поднялся, подошел к Рене, положил ему на голову свою
большую ладонь и заставил поднять глаза. "Сынок, - проговорил Смит,
ненадолго замолчал и повторил: - Сынок, ты можешь на меня рассчитывать". Эта
сцена произвела впечатление на Рене, врезалась в память. Но, может быть, он
бы и не придал серьезного значения словам валлийца, если бы не напутствие
матери. Она умерла через три года после смерти отца от быстро
прогрессировавшего рака печени. Незадолго перед кончиной она сказала сыну:
"Я написала Майклу, Рене. Это верный человек. В случае чего он тебе
поможет". После смерти матери Рене пришлось покинуть Канаду и перебраться в
Штаты, в Массачусетс, к дальним родственникам отца. Там он поступил в
технологический институт... И когда ему действительно пришлось плохо, Майкл
Смит не оставил его в беде и помог перебраться в Англию, где Рене Хойл начал
новую жизнь - сотрудника газеты, а затем репортера и журналиста. Так что
старый детектив имел все основания доверять Рене Хойлу и вести с ним
откровенный разговор.
Серый "ровер" добрался до развязки на автостраде, что возле аэропорта,
Смит съехал по одной из вспомогательных дорог и направился обратно, к
Вест-Энду.
- Мы с тобой немного отвлеклись от главной темы, - сказал Смит, когда
их машина влилась в основной поток автомобилей. - Ты полюбопытствовал, с
какой стати Митчелу вздумалось потрошить твою квартиру?
- Митчел сказал, что у его нанимателей возникло желание узнать, что я
за птица.
- Понятно. А как ты думаешь, докопались они, что ты побывал в
заключении? И за какие грехи?
- Не знаю, расспрашивать я не стал.
- Полагаю, они до всего докопались, почти до всего. Но не придали этому
значения. Подумаешь, участие в студенческих беспорядках! Эта грязная война
во Вьетнаме не была популярна даже в деловых кругах. Может быть, сэр
Аттенборо даже рад, что ему известны твои грешки. Это поможет ему держать
тебя на крючке, если ты добьешься успеха.
Смит затормозил так резко, что Хойл едва не ткнулся лбом в переднее
стекло. Впереди была пробка. Какая-то легковушка, кажется "фольксваген",
зацепила на обгоне могучий рефрижератор, который скорее всего вез из
аэропорта экзотические скоропортящиеся фрукты, вроде манго. Уже через
несколько минут "фольксваген" оттащили влево, на обочину дороги.
- Моей первой мыслью, когда я услышал от тебя о деле Вильяма Грейвса,
было посоветовать тебе держаться от него подальше.
- Почему?
- Это либо афера, либо авантюра атомного бизнеса. Скорее всего, хорошо
организованная афера. А такие дела пребольно кусаются, когда в них суются
посторонние.
Затор ликвидировали, и, когда плотная многорядная колонна автомашин,
постепенно набирая скорость и растягиваясь как резиновая, устремилась
дальше, Смит продолжил:
- Но несколько крупных фирм из разных стран клюнуло на это. Они
стараются разнюхать об этом деле как можно больше, а еще сильнее озабочены
тем, чтобы сведения не попали в руки конкурентов. Поэтому контрагенты этих
фирм не столько продвигаются вперед, сколько старательно вставляют палки в
колеса друг другу, исповедуя старый принцип светских блудниц: лучше видеть
любовника на смертном одре, чем в постели соперницы. В подобной ситуации
вместо хорошо известных профессиональных коммерческих агентов или детективов
лучше использовать человека неизвестного, со стороны. Отсюда и интерес к
такой темной лошадке, как журналист Рене Хойл.
- Судя по всему, меня собираются сунуть в настоящее осиное гнездо.
- О да, - спокойно согласился валлиец, - и у тебя немного шансов
выбраться из него неужаленным. Скорее всего опытные конкуренты возьмут тебя
на поводок и либо скушают, либо выдоят все, что тебе удастся установить.
- Скушают? Это в каком смысле?
- Не в буквальном, конечно. Конкретные меры зависят от обстановки и
личных наклонностей исполнителя. Но, в принципе, все средства дозволены:
подкуп, шантаж, обольстительные девицы, снотворное, на крайний случай пуля.
И все-таки я советую тебе взяться за это дело.
- Где же логика?
- А логика в том, что это выгодно и перспективно в смысле твоей
дальнейшей газетной карьеры. Пройти же по кругам этого ада помогу тебе я. У
меня есть давние прочные связи во многих странах. Но дело не только в личной
выгоде, сынок. Ты знаешь, что такое нейтронная бомба?
Удивленный этим неожиданным поворотом разговора, Хойл ответил не сразу.
- О таких бомбах заговорили, насколько мне известно, еще в пятидесятых
годах. Чистые бомбы! Потом замолчали. А теперь начался новый бум под
лозунгом нейтронного оружия. - Рене задумался, глядя на сигнальные огни
впереди идущих машин. Они плавали и покачивались в темноте, словно крупные
разноцветные светляки, помаргивали и нашептывали разные разности. - При
взрыве такой бомбы образуется мощный поток нейтронов. Люди мрут, как мухи, а
города, заводы и энергостанции остаются целыми и невредимыми. И по этой
причине нейтронную бомбу называют гуманным оружием, хотя в чем тут
гуманность, по-моему, и сам Соломон не разберется.
- И разбираться не в чем, все дело в бизнесе. Когда речь идет о крупном
куше и сверхприбылях, наши парламентарии вкупе с черными котелками и вашей
братией - журналистами - перекрасят сатану в самого Господа Бога. А уж о
каком-то паршивом гуманизме и говорить не приходится! Бизнесмен остается
бизнесменом независимо от того, что он строит, - тюрьму или театр. Запасы
ядерного сырья растут из года в год, а ведь это потенциальные миллиарды
долларов и фунтов. Они жгут души бизнесменов почище искушений святого
Антония. Отсюда новый бум нейтронной бомбы и ее гуманность. А заговорил я об
этом потому, что Вильям Грейвс, судя по всему, безусловно причастен именно к
нейтронному бизнесу.
Биография у него путаная еще больше, чем у тебя. Сначала он работал в
Лоуренсовской лаборатории, в Беркли. Потом в роли одного из ведущих
инженеров занимался сооружением коммерческих ядерных энергостанций в Штатах.
В конце шестидесятых годов неожиданно получил солидное наследство, службу
бросил и занялся чистым атомным бизнесом. Сумел заинтересовать несколько
фирм, в частности, твоего нанимателя Невилла, и получил от них финансовую
поддержку. И вот тут началось самое интересное и загадочное. Около года
назад Вильям Грейвс все свои договоры с фирмами расторг, через третьих лиц
уплатил неустойки, а сам исчез. И тебе придется потрудиться в поте лица,
сынок, чтобы найти его.
- Ищите и обрящете, толцыте и отверзнется, и дастся вам! -
продекламировал Хойл.
- Вот именно, - спокойно одобрил валлиец. - Не забывай слово Божие, в
конце пути оно может тебе пригодиться.
- Пугаете, дядя Майкл?
- Осаживаю, Рене, осаживаю. Все, что сейчас известно о Грейвсе, - это
болтовня и слухи, полученные от третьих лиц, с которыми он не имел прямых
контактов. Но если этот информационный мусор процедить и профильтровать, то
вырисуется такая странная картина: Вильям Грейвс возглавляет небольшую, но
хорошо организованную и отлично законспирированную террористическую группу.
Того самого крайне левого направления, которое с равным успехом можно
назвать и крайне правым.
- Нечто китайское?
Смит поморщился:
- Я не сторонник навешивания ярлыков, сынок. Конечно, это экономит
мышление, но затуманивает реальность, а мне это ни к чему. И потом, знаешь,
как говорят на Востоке? Черная собака, белая собака - все равно собака. Мне
начхать на политическую окраску группы Грейвса, террористические организации
плодятся сейчас как кролики, разве все упомнишь. Меня пугают возможности
Вильяма Грейвса. Говорят, что Грейвс синтезировал какой-то новый элемент и
дал ему собственное имя. Грейвсит будто бы обладает чудовищной энергией и
при взрыве излучает чертову уйму нейтронов. Говорят, что грейвситовая бомба
может выжечь целое государство и погубить и людей и зверье на всех
британских островах с побережьем Западной Европы в придачу.
Рене пожевал губами, точно пробуя это сообщение на вкус, и мягко
сказал:
- Эти слухи хороши для газетной утки, для журнальной сенсации, наконец.
Но не для серьезных опасений.
Валлиец вздохнул:
- Мои шефы думают точно так же. И ребята из секретной службы поют то же
самое. А у меня болит сердце. Если грейвсит только блеф, какого черта
частные фирмы так жадно тянутся к нему? Гуманизм, права человека, счастливое
будущее... Да наплевать им на все это! Набить бы карманы, а там хоть
всемирный пожар, хоть потоп.
- Да вы определенно не любите предпринимателей, дядя Майкл!
- Я ненавижу войну, Рене! - резко обернулся Смит к журналисту и угрюмо
закончил: - И, как теленок, терпим ко всему остальному.
Они снова ехали в городской автотолчее, приближаясь к Вестминстеру,
чтобы теперь миновать его с другой стороны, через Паддингтон.
- Иногда мне снятся развалины Ковентри, - вдруг сказал Смит, развалины,
которые похоронили всю мою семью. Тогда я просыпаюсь и долго не могу заснуть
снова. Разные мысли приходят в голову. Мне вспоминается проклятая тень на
белой стене Хиросимы - все, что осталось от человека, испепеленного
дьявольским огнем. Мне мерещится пухлое чрево термоядерного взрыва, со
скоростью курьерского поезда взлетающее в стратосферу. Я видел, как растут
эти смертельные грибы воочию, а не на киноэкранах. Сон долго не идет ко мне,
а старое сердце болит и ноет.
Рене был тронут, он осторожно прикоснулся к руке валлийца, точно
погладил ее.
- Я тоже ненавижу войну, дядя Майкл. И разделяю вашу тревогу, но,
журналист замялся, - грейвсит - это утопия, блеф, афера, как вы говорите. Не
может одиночка-ученый синтезировать сверхмощную ядерную взрывчатку!
Смит покосился на него и вкрадчиво спросил:
- А если не блеф? Веками твердили, что история о том, как Архимед сжег
вражеские корабли солнечными лучами, - сказка. Оказалось, не сказка, быль!
Иногда ученые намного опережают свое время, сынок. Я не мастер говорить
громкие слова, но наш с тобой долг, долг перед людьми, разобраться в деле
Грейвса. Понимаешь, разобраться! Тем более что подворачивается удобный
случай и можно совместить приятное с полезным. Грейвсит - блеф! Ты получишь
свои денежки от старой лисы Аттенборо, я протяну тебе руку помощи, и ты
станешь солидным совладельцем газеты. Но если грейвсит не блеф? Ты
представляешь, каких бед могут натворить бешеные террористы, располагая
таким оружием?! Что если им придет в голову спровоцировать глобальную
ядерную войну?
- Дядя Майкл! - увещевающе сказал журналист. - Что вы меня
уговариваете? Я вовсе не собираюсь отказываться от дела Грейвса.
- Если бы ты отказался, я бы перестал тебя уважать. Я хочу, чтобы ты не
только взялся за это дело, но и выполнил его успешно. Это будет достойная
игра, сынок, и, может быть, тебе придется походить по самому краешку обрыва,
да еще с завязанными глазами.
- Но ведь у меня будет надежный поводырь, не так ли?
- Вот это я тебе обещаю твердо. Давай на этом разговор и закончим. А
когда ты дашь свое согласие и получишь информацию от сэра Аттенборо,
встретимся еще раз, а может быть два или три, и обмозгуем твою операцию по
всем правилам.
Смит высадил Рене из машины за два квартала от дома. Заметно
похолодало. Рене поежился и ускорил шаг. Хорошо бы выпить виски или так
модной сейчас водки. Но пабы закрыты и бар-тендеры уже проговорили свою
сакраментальную тривиальную фразу: "Тайм, джентльмены, плиз". Рене поежился
и торопливо зашагал навстречу редким прохожим. Городские огни впереди
тускнели и исчезали один за другим, словно кто-то невидимый и страшный, как
бесплотная и яростная тень нейтронной бомбы, гасил, задувал их один за
другим. Страх шелохнулся в сердце Рене. Но он тут же улыбнулся - это был
самый обычный лондонский туман.
Глава 4
Вода в бассейне, только что покинутом пловцами, постепенно
успокаивалась; поверхность ее курилась легким паром, каким курится влажная
вспаханная земля в теплый и солнечный весенний день. Вода была подогретой,
тренироваться в таком бассейне в промозглую осеннюю погоду, когда из серых
туч того и гляди посыплют первые снежинки, конечно же, было особым шиком; и
стоили такие тренировки дороже, чем в крытом бассейне.
Под козырьком навеса на краю бассейна, куда с мягким шорохом подавался
через решетки теплый сухой воздух, расположилась разновозрастная и
разноликая группа любителей-спортсменов. Тренер с типичной для пловцов
полноватой фигурой говорил что-то, подчеркивая слова мягкими, но весомыми
движениями руки. За невысоким ограждением бассейна виднелись яркие здания с
высокими крышами, метлы и веники обнаженных деревьев и до оскомины острая
зелень лужаек. Все это дрожало в струях теплого парного воздуха, то таяло,
то проявлялось снова, отчего город казался не настоящим, а театральной
декорацией, на фоне которой вот-вот должно было разыграться сказочное
действие.
Рене сидел на краю бассейна, болтая ногами, и с бездумной улыбкой
поглядывал по сторонам - у него было прекрасное настроение. Оно и понятно,
сегодня, на пятый день пребывания в Копенгагене он таки добрался до Бенгта
Серлина, не зря он часами просиживал в местном шахматном клубе и
внимательнейшим образом прислушивался ко всем разговорам.
Когда Рене Хойл изъявил желание сотрудничать с фирмой Невилла, подписал
заранее заготовленное обязательство и получил оговоренный аванс, Аттенборо
ввел его в курс дела. Начал он с довольно подробного рассказа о Вильяме
Грейвсе и попросил быть внимательным, подчеркнув, что в том деликатном деле,
которое поручено журналисту, любая мелочь может оказаться существенной и в
нужный момент сыграть свою роль.
Есть предположение, что Вильям Грейвс совсем еще молодым человеком в
начале пятидесятых годов начал работать на каких-то второстепенных
должностях в знаменитой Лоуренсовской лаборатории радиации в Беркли, что в
Калифорнии, неподалеку от Сан-Франциско. Чтобы Хойл лучше себе представлял
ситуацию, Аттенборо коротко рассказал и об этой лаборатории. Лоуренсовской
она называлась потому, что в 1930 году Эрнст Лоуренс впервые в мире
сконструировал и построил в Беркли циклотрон, предназначенный для ускорения
заряженных частиц. Затем были созданы и более мощные ускорители, в том числе
знаменитый 184-дюймовый синхроциклотрон. Постепенно, особенно после того как
в 1947 году в США была создана комиссия по атомной энергии, лаборатория
Лоуренса превратилась во всемирно известный центр ядерной физики и химии.
Она дала научному миру несколько лауреатов Нобелевской премии, в ней было
синтезировано и выделено большинство трансурановых элементов, начиная от
нептуния и плутония и кончая нильсборием и ганием. Соперничать с
Лоуренсовской лабораторией может лишь Объединенный институт ядерных
исследований, размещенный в Советском Союзе, в Дубне, что под Москвой.
Именно Дубна, опираясь на свой синхрофазотронный ускоритель с энергией
выхода частиц до 10 млрд. электрон-вольт, а затем и на еще более мощный
Серпуховский ускоритель, перехватила у Беркли инициативу и, начиная с 1964
года, первой выполняла синтез все более далеких трансуранов.
Фортуна благосклонно глянула на Вильяма Грейвса где-то в середине 50-х
годов, когда американская комиссия по атомной энергии привлекла к решению
атомных проблем частные фирмы. Достоверно известен факт, что Грейвс принимал
участие в строительстве промышленной атомной электростанции, которая
оказалась наиболее удачной с коммерческой точки зрения: себестоимость ее
электроэнергии была практически равна себестоимости электроэнергии обычных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг