Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
и что все это, собственно, значит. Мысленно  он  вздохнул.  Еще  неизвестно,
что из этой истории получится! И теперь, на Елшанке, и в особенности  потом.
Подводя  итог  своим   размышлениям,   Кронин   машинально   проговорил   со
свойственной ему флегмой:
     - Поступай, как знаешь. Все равно потом пожалеешь!
     - Что? - удивился Иван.
     Алексей очнулся от своих мыслей и рассмеялся.
     - Не  обращай  внимания.  Это  я  так,  мысли  вслух  для  собственного
пользования.
     На том, что Лобов должен на некоторое время  испариться,  оставив  Лену
Зим в обществе Клима и Алексея, настаивал Кирсипуу и настаивал решительно.
     - Мне не хочется входить в детали, - глаза психолога смотрели на  Ивана
доброжелательно, но Ивану чудилась в них легкая усмешка. -  Вы  уж  поверьте
мне на слово! Сами убедитесь, что Лена легко  найдет  общий  язык  с  вашими
друзьями.
     Лобов молчал, поэтому Кирсипуу счел нужным усилить аргументацию:
     - Во всяком случае, с  ними  ей  будет  заметно  проще,  чем  с  Иваном
Лобовым.
     - Это почему?- импульсивно обиделся Иван.
     - Да хотя бы потому, что ни Алексею, ни тем более Климу и в  голову  не
придет обращаться с Леной как с малознакомой дамой на торжественном  приеме!
Пусть они знакомятся и дружатся без прямого вашего участия. Так будет  лучше
и для ваших друзей, и для Лены, и  для  вас.  Право,  вы  уж  поверьте  мне,
дипломированному психологу, на слово.
     Иван ему и верил и не верил. Не хотелось ему расставаться с  Леной!  Не
хотелось еще и потому, что уговорить ее отправиться с ним на  Елшанку  Ивану
стоило больших трудов. Когда Иван рискнул предложить  Лене  вместе  покинуть
профилакторий, сказав в ответ на ее беспомощное: "А как же я?",-"А вы  -  со
мной", радость, мелькнувшую в ее глазах, тут же затопила волна испуга.
     - Это невозможно!
     - Почему? Не вечно же вам сидеть в профилактории.
     Упоминание  о  профилактории  позволило  Лене  тут  же   уцепиться   за
подходящий предлог.
     - А что скажет доктор Кирсипуу?
     ,- Ничего не скажет. Вернее, одобрит - вот и все.
     - Вы уверены?
     - Уверен. Честно говоря, я уже  советовался  с  ним,-  покаялся  Иван.-
Взял этот грех на свою душу!
     Теперь, уже грустно, Лена повторила:
     - Это невозможно!
     - Да почему?
     - Неловко,- Лена заглянула Ивану в глаза. - Неловко, понимаете?
     - Вы же моя крестница, в конце концов!
     - Правда,- с некоторым удивлением  припомнила  девушка  и  нерешительно
спросила:- Куда же мы отправимся?
     - Куда угодно,- и, помедлив, Лобов пояснил: - Мне ведь скоро в  космос;
в очередной патрульный рейд. Надо повидать Землю, потолкаться  среди  людей,
знакомых и незнакомых, побывать в музеях-полисах и  в  декорумах.  Составьте
компанию!
     Видя, что Лена колеблется, Иван уточнил:
     - Можно слетать в Сан-Франциско, это рядом. Или в  Ленинград,  там  моя
родина. Можно побывать в  Турции  на  каскадах  Памукале  или  в  Африке  на
водопаде Виктории. Можно  заглянуть  на  мыс  Канавералл,  посидеть  в  кафе
космонавтов. Там вы наверняка встретите кого-нибудь из старых друзей.
     - Нет!- вырвалось у девушки.- Только не это!
     Она  задумалась,  словно  позабыв   о   существовании   Лобова,   потом
встряхнула головой,  прогоняя  нечаянное  раздумье,  и  подняла  теперь  уже
спокойные карие глаза
     - Мне надо слетать в Месопотамию, на Двуречье. Проводите меня?  -  Лена
слабо улыбнулась.- Одна я побаиваюсь.
     - Одну вас и доктор не  пустит.  Со  мной  -  другое  дело.  Лететь  до
Багдада на орбитальном корабле в обшей сложности минут сорок, сущие  пустяки
по космическим меркам.
     Он вопросительно смотрел на девушку, ожидая пояснений.
     - До Багдада,- согласилась она.- Там вы и подождете  меня.  Я  отлучусь
ненадолго, на несколько часов. Хочу проститься с Виктором.
     - Это дело святое,- одобрил Иван после паузы.
     Он решил, что Виктор Антонов родом откуда-то из Двуречья, поэтому  Лена
и летит туда. Но оказалось, что  дело  обстоит  гораздо  менее  прозаично  -
трогательно, наивно, а поэтому, может быть, и  чуточку  смешно.  Когда  Лена
наводила справки в Йеллоустанском орбитальном порту,  Иван  понял,  что  она
собирается посетить развалины древнего Вавилона и,  никак  не  связывая  это
посещение с Виктором, принялся расспрашивать ее об этом историческом  месте,
где побывать ему не довелось.  А  оказалось,  что  все  связано.  На  берегу
ручья, что протекает через  территорию  древневавилонских  развалин,  растет
огромное, очень старое  тутовое  дерево.  Перед  первым  полетом  в  дальний
космос, который завершился стажировкой на Орнитерре, Виктор и Лена  посетили
эти места и посидели на берегу ручья в тени  этой  красноягодной  шелковицы.
Поскольку объяснений этому поступку от Лены не последовало,  Лобов  позволил
себе полюбопытствовать:
     - Наверное,  в  этом  посещении  был  не  только  туристический,  но  и
какой-то другой, ну, ритуальный, что ли, смысл?
     Лена на секунду подняла на него глаза.
     - Был, - поколебавшись, она пояснила: - По одному  из  преданий  именно
под этой шелковицей погибли Пирам и  Тисба.  Понимаете,  ягоды  у  нее  были
белые, а когда они погибли, покраснели. И такими остались уже навсегда.
     - К стыду своему,- признался Иван,- я  и  представления  не  имею,  кто
такие Пирам и Тисба.
     - Герои новеллы Овидия.
     - По-моему, древнегреческий поэт?
     - Древнеримский.  Публий  Овидий  Назон.  Его  любил  Пушкин.  Любил  и
Виктор.
     - Тутовые деревья не живут по две с половиной  тысячи  лет,-  практично
заметил Лобов.
     - Конечно, не живут. Но разве в этом дело? Дело в легенде.
     - А в чем ее суть?- осторожно спросил Иван.
     - Суть в том, что даже дерево, даже дерево, ощутило  трагедию  погибшей
любви.
     - Это мне понятно. Я спросил о Пираме и Тисбе.
     Лена грустно улыбнулась, разглядывая Лобова.
     - А о Ромео и Джульетте вы знаете?
     - Конечно.
     - Ну, вот. Пирам и Тисба - это овидиевы  предшественники  шекспировских
героев.
     И поскольку, явно не удовлетворившись  этим,  Иван  ждал  подробностей,
Лена рассказала ему содержание овидиевой  новеллы.  Пирам  и  Тисба  жили  в
Вавилоне в соседних домах, которые  разделяла  глинобитная  стена  и  давняя
вражда родителей. Но юноша и девушка полюбили друг друга. Каждый  вечер  они
встречались  у  глинобитной   стены,   в   которой   был   пролом,   шепотом
разговаривали, а когда наступала ночь, прощались. Их тяга друг к другу  была
так  сильна,  что  они  решились  однажды  нарушить   запрет   родителей   и
встретиться ночью далеко за городом у могилы  Нина,  основателя  Ассирийской
империи и покорителя Вавилона, под старой белоягодной шелковицей, росшей  на
берегу  ручья.  Тисба  пришла  первой,  но,  испугавшись  свирепой   львицы,
спряталась в пещере. Убегая, она уронила свое покрывало, и львица  разорвала
его, испачкав кровью только что  убитого  ею  быка.  Пришедший  позже  Пирам
рассмотрел при лунном свете следы львицы, пошел по ним и с ужасом  обнаружил
разодранное  в  клочья,  забрызганное  кровью  покрывало  Тисбы.   Поцеловав
остатки покрывала, Пирам сказал: "Обагрись теперь и моей  кровью!",  поразил
себя в грудь мечом и остался лежать под шелковицей. В тумане смерти  он  еще
успел увидеть лицо Тисбы, живой и невредимой, в ужасе склонившейся над  ним.
Но того, как Тисба поднялась  на  ноги,  приставила  острие  меча  к  своему
сердцу и бросилась на него,- Пирам уже не  видел.  Влюбленных  соединила  не
жизнь, а смерть. В одной могиле похоронили их.
     Со сложным, противоречивым и  переменчивым  чувством  разглядывал  Иван
погрустневшее лицо Лены. Словно некая пелена спала с его глаз. Как-то  разом
прозрев, он увидел в ней не женщину и даже не девушку, а  девочку.  Конечно,
Ян Кирсипуу говорил ему об этом. Но  одно  дело  слушать  слова  другого,  и
верить и не верить ему, и совсем другое вдруг самому  увидеть  эту  девочку,
еще живущую частью своей души в придуманном мире туманных грез  и  до  конца
не осознанных желаний, еще не успевшую по-настоящему шагнуть в  жестковатый,
но ясный в определенности своих отношений взрослый мир.  Кто  в  детстве  не
мечтал о чистой и самоотверженной, вечной  любви?  История  Виктора  и  Лены
трогала сердце Ивана. Но так же как  история  Пирама  и  Тисбы,  придуманная
Овидием в укор растлению и распутству римской знати, она  была  придуманной,
слишком театральной для  действительной  жизни,  ненастоящей.  Сердце  Ивана
было полно жалости, но была, в этом чувстве  и  доля  неловкости.  Ему  было
неловко представлять себе Лену рядом с Виктором  в  тени  старой  шелковицы,
растущей  на  берегу  ручья  среди   развалин,   покрытых   пылью   минувших
тысячелетий. Неловко за их искренние, но наивные клятвы в вечной любви.  Той
самой, никем и никогда до конца не понятой любви между мужчиной и  женщиной,
о  которой  они  лишь  мечтали,  не  зная  ее  сути.   Дети!   Сущие   дети,
приблизившиеся к любви как к красивой, но пугающей  игрушке,  которую  очень
хочется и очень страшно взять  в  руки.  И  надо  же  было  случиться  такой
нелепости, что эта больше выдуманная, чем настоящая любовь, попала  в  чужом
и чуждом земным законам синем мире,  в  самую  настоящую,  а  не  выдуманную
трагедию! Где же справедливость? Да и есть ли она вообще?
     - Я думал,- негромко сказал вслух Иван,- Шекспир сам  придумал  историю
Ромео  и  Джульетты.  А  он  только  повторил  ее!  И  повторил   по-своему,
по-другому.
     - Все повторяется по-другому! А значит и не повторяется по-настоящему.
     Помедлив, Лобов осторожно спросил, стараясь не обидеть девушку:
     - Нужно ли тогда возвращаться в прошлое? Еще и еще раз терзать сердце?
     Лена подняла  на  него  карие  глаза,  и  Иван  подивился  неожиданному
спокойствию ее взгляда.
     - Прошлое... Мне кажется, что с тех пор, как мы стояли с  Виктором  под
старой шелковицей, прошло не полтора года, а целая жизнь. Я уже не  та  Лена
Зим, что раньше! Иногда мне хочется сменить имя. Прошлое...  оно  прошло,  я
выросла из него, Иван. Поэтому и хочу проститься  с  Виктором.  Но  это  мое
прошлое! Не слишком ли я легко расстаюсь с ним?
     - Не надо бояться солнца, Лена.
     Девушка непонимающе смотрела на Ивана.
     - Солнца?
     - Солнца,- подтвердил Лобов.- Я не большой любитель поэзии. Но  Пушкина
я люблю. Я люблю и финал его Ариона. По-моему, это по  Овидию,  впрочем,  не
уверен в этом.
     С новым интересом глядя на Лобова, Лена переспросила:
     - Арион? - и покачала головой. - Не помню!
     Немного   смущаясь,   он   всегда   смущался,   когда   ему   случалось
декламировать стихи - непривычным для него было это занятие,  Иван  прочитал
вполголоса:
     - Погиб и кормщик, и пловец!  Лишь  я,  таинственный  певец,  на  берег
выброшен грозою. Я гимны прежние пою и ризу влажную мою сушу на  солнце  под
скалою, - Иван помолчал и  улыбнулся  девушке.-  Так  что  не  надо  бояться
солнца, Лена. Всем нам приходится тонуть  в  бурях!  А  потом  сушиться  под
какой-нибудь скалою, распевая прежние гимны.
     Поездка в Месопотамию по-новому сблизила Лену и Лобова, но  сблизила  в
русле все тех же дружеских отношений, может  быть,  сердечных,  но  все-таки
только дружеских. Как ни  странно,  дальнейшему  развитию  отношений  мешала
именно их дружественность. У настоящих  людей,  у  порядочных,  искренних  в
своих чувствах  мужчин  и  женщин  барьер  дружбы  на  пути  к  любви  часто
оказывается гораздо более  жестким,  чем  это  может  показаться  на  первый
взгляд. А то и непреодолимым! Чтобы перешагнуть этот незримый барьер,  нужна
некая бесшабашность, толика смущающегося самим собою бесстыдства.  Характеры
Лобова и Лены были чужды  тому  и  другому,  поэтому  их  отношения,  скорее
всего, так и остались  бы  дружескими,  если  бы  они  не  хитрили,  хитрили
довольно искусно, хотя делали это бессознательно,  инстинктивно.  Нимало  не
считая свое поведение  преднамеренной  хитростью.  Любовь  вообще  хитра  по
своей природе и склонна к самым удивительным превращениям, из-за чего  порою
не сразу распознается даже теми,  кто  ею  уже  безнадежно  болен.  В  своей
неосознанной хитрости любовь может оборачиваться  подчеркнутой  холодностью,
досадой,  демонстративной  вежливостью  и  непонятной  злостью,  ученическим
восхищением и пылкой ненавистью. Не отдавая в  этом  отчета,  хитрили  между
собой  и  Лена  с  Иваном,  инстинктивно  охраняя  неторопливо  расцветающую
любовь: несмотря на сердечность и теплоту установившихся отношений, они  так
и не перешли на ты!
     Когда Иван предложил  Лене  погостить  на  елшанском  биваке,  девушка,
расспросив, что представляет собой этот бивак, просто испугалась.
     - Это невозможно!
     - Почему?
     - Неловко,- пояснила она уже мягче.- Там все свои. И вдруг  я!  Неловко
будет - и всем вам, и мне самой.
     - Вы наша крестница, Лена, - напомнил Лобов.
     - Понимаю. Но к этому надо привыкнуть.
     - Вот и привыкнете.
     - Пока привыкну,  испорчу  вам  каникулы,  -  она  прямо  взглянула  на
Ивана. - Я же их совсем не знаю - ни Алексея, ни Клима!
     - Они мои друзья,- напомнил Лобов.- А стало быть и ваши друзья.
     Лена затрясла головой и, поправляя рассыпавшиеся волосы, призналась:
     - Не знаю. Неловко все это!
     - В конце концов глайдер всегда стоит на биваке. Не  понравится,  -  по
первому же слову отвезу вас куда, угодно: хоть в  профилакторий,  хоть  даже
на Луну!
     Лена невольно улыбнулась. Соображение,  высказанное  Иваном,  и  решило
вопрос о посещении бивака на Елшанке.


                                    VIII

     К  середине  двадцать  третьего  века  человек  взял  под  контроль   и
приспособил для своих нужд большую часть планетарной суши.  Неконтролируемые
территории, сохранявшие  первозданно-естественное  состояние,  располагались
лишь в северном и южном полярных регионах, в  труднодоступных  высокогорьях,
и в некоторых пустынях,  вторичное  освоение  которых  до  поры  до  времени
откладывалось. Контролируемая человеком суша, где на  удалениях  в  сотни  и
тысячи километров друг  от  Друга  были  разбросаны  громады  мегаполисов  и
массивы энергетических,  сырьевых  и  транспортных  баз,  в  общем  и  целом
представляла собой гигантский лесопарк.  Лесопарковый  массив,  конечно  же,
вторгался и внутрь мегаполисов, перекраивая на свой лад  пространство  между
высотными зданиями-гигантами. Но это вторжение носило  скорее  декоративный,
нежели утилитарный характер, внутригородские  парки  были  слишком  малы  по
сравнению  с  населением  мегаполисов.   Для   отдыха   и   садово-огородных
любительских  занятий  предназначались  садово-парковые  зоны,   окаймлявшие
мегаполисы и  по  площади  своей  во  много  раз  превосходившие  собственно
городскую   территорию.   Садово-парковые   зоны   мегаполисов    постепенно
переходили в лесопарковый  массив  с  гнездами  садово-огородных  и  полевых
участков,  с  очагами  заповедников,  резерватов   и   планетарных   парков.
Резерваты  по  составу  своей  фауны  и  флоры  были,  конечно  же,   богаче
лесопарка,  но  уступали  заповедникам,  занимая  в  этом  плане   срединное
положение. Особенно живописные участки резерватов,  в  том  числе  и  бывшие
национальные парки, были превращены в парки планетарные - любимые места  для
праздничного   отдыха   и   развлечений.   Часть   планетарных   резерватов,
отличавшихся  разнообразием  ландшафтных  условий,  была  передана  дальнему
космофлоту.. Отчасти для полноценных контактов с  Землею-матушкой  во  время
каникулярного отдыха, отчасти для подготовки экспедиций  по  исследованию  и
освоению  других  планет  земного   типа.   В   одном   из   таких   больших
космологических резерватов, Оренбуржском, тянувшемся с востока на запад,  по
среднему течению Урала, у торнадовцев была своя постоянная база -  елшанский
бивак.
     Оренбургский биологический резерват называли  еще  Евразийским,  потому
что правобережная его часть лежала в  Европе,  а  левобережная  относительно
Урала-  в  Азии.  Персональный  бивак  экипажа  "Торнадо"   располагался   в
азиатской зоне резервата, в излучине Елшанки  -  небольшой,  но  изобилующей
глубокими заводями с холодной ключевой водой реки. Елшанка текла  по  степи,
местами переходившую в песчаную полупустыню. Весной  эта  степь  зеленела  и
буйно цвела маками и тюльпанами - белыми  и  всех  других  теплых  расцветок

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг