нажал третью - появился бифштексе картошкой. Песни, пляски, любовь,
путешествия и приключения, всеобщее счастье и благополучие. Так?
Конечно, Дийна нарисовала утрированную картину, но в ней было что-то и
от фантастической литературы, и от личных представлений Александра. И
поэтому он обиделся. Наверное, девушка заметила это, потому что мирно, хотя
и с некоторой долей лукавства посоветовала:
- Да вы не обращайте внимания на мои слова. Я еще и не такое могу
нафантазировать. Займемся лучше завтраком, это сейчас куда важнее
структуральной футурологии. Зрелые меканы лучше почистить заранее, чтобы
потом уж не отвлекаться. А чистить их нужно вот так. - Дийна показала, как
это делается.
Повторяя действия девушки, Александр очистил один стручок, затем
второй. Дело пошло, хотя, пока он успевал очистить один плод, девушка
успевала управиться с двумя. Очищенные меканы больше всего напоминали
восковые свечки, но пахли приятно - печеным тестом.
- Что ваша жизнь интересна, я верю, - сказал Александр между делом. Но
трудности, в чем они?
- В труде, в чем же еще? Наша жизнь - это труд: учеба, работа для
создания собственных благ и пропитания, творческий поиск и его натурная
реализация.
- А на песни и танцы, стало быть, времени не хватает, - не без
ядовитости заметил Александр, вспомнив шутливые сентенции девушки.
- У нас на все хватает времени, - спокойно ответила Дийна. Ее
склоненная голова, прядь волос, упавшая на чистый лоб, выражение лица вдруг
показались Гирину удивительно знакомыми. Словно когда-то в своей жизни он
уже сидел вот так, рядом с ней. - Мы живем творческими коллективами,
коммунами, они спаяны не только трудом, но и взаимными симпатиями, не только
творчеством, но и любовью и дружбой. Мы не только вместе работаем, но вместе
живем и отдыхаем, развлекаемся, занимаемся спортом и путешествуем.
- У нас такое бывает только в юности, - с невольной завистью признался
Александр.
- Наши коллективы-коммуны и складываются с детства. Перетасовываются,
изменяются, единомышленники и друзья не сразу находят себя, а потом
крепнут - и уже на всю жизнь большая дружная семья!
- Так уж и на всю жизнь?
- А как же иначе? Дружба и любовь на время, на день или на год? Это
смешно и безнравственно! - Девушка распрямилась. - А мы увлеклись, хватит!
Того, что начистили, вполне достаточно.
И в самом деле, штабелек очищенных, похожих на свечки меканов вырос до
внушительных размеров. Гирин смотрел на них с некоторым сомнением. Дийна
перехватила его взгляд и ободряюще сказала:
- Приступайте! Это довольно вкусно, если сдабривать кремом и запивать
соком.
Она показала, как нужно обламывать уже надрезанную верхушку полузрелых
стручков, а потом, как пасту из тюбика, выдавливать из них крем. С неспелыми
плодами полагалось обращаться точно так же, но поосторожнее, чтобы не
пролился сок. Именно сок и попробовал Гирин в первую очередь: ничего
особенного, фруктовый кисло-сладкий сок, пить можно. Крем имел непривычный и
настораживающий зеленоватый цвет, но вкус был отменный - в меру сладковатый
с ореховым оттенком. А зрелые меканы с этим кремом напоминали обычные
пирожные, которые можно купить в любом кафе по двадцать копеек за штуку.
- Коммуны - дело хорошее, - сказал Александр, выпивая очередной
природный сосуд на два-три глотка прохладного сока. - Но в больших городах
трудно жить обособленной внутренней жизнью. Интересы, симпатии,
привязанности - все это перемешивается, по собственному опыту знаю.
Услышав смех Дийны, он поднял на нее глаза:
- Я чего-то не понимаю?
Она кивнула:
- Не понимаете. Самая обычная инерция мышления.
- Что еще за инерция?
- Я же говорю - обыкновенная. Да вы ешьте, Саша. Пока мы доберемся до
лагеря и приготовим обед, времени пройдет немало. Из-за этой самой инерции
первый автомобиль был похож на повозку, фантастические воздушные корабли
рисовали похожими на морские, а Землю помещали в центр мироздания.
- Когда это было!
- А теперь? Будущее представляется вам только в городском,
урбанизированном варианте. Города обычные, города-здания, города-парки,
города подводные, летающие, плавающие, но все-таки гигантские
многомиллионные города - вот архитектурный облик грядущего, верно?
- Верно, - в раздумье согласился Гирин, он и в самом деле не мог
представить себе будущего вне городской схемы. - А вам грядущее
представляется иным?
Дийна ответила не сразу.
- Вы забываете, Саша. - Ее голос прозвучал мягко, но слишком ровно. - Я
живу в грядущем. Наша цивилизация опередила земную примерно на десять тысяч
лет.
Серебряные глаза смотрели на него доброжелательно, но холодновато.
Может быть, Александру лишь показалось это, но он заново и довольно остро
ощутил интеллектуальную дистанцию, отделяющую его от этой девушки.
- Да-да, - пробормотал он, - я понимаю.
У него вдруг пропал аппетит: меканы были слишком сладкими, крем
неприятно зеленым, у сока он обнаружил легкий, но приметный привкус плесени.
Гирин нехотя пожевал уже просто для приличия и поблагодарил сыт! Девушка
поглядывала на него сочувственно, однако же и с некоторым лукавством.
- Вы на меня обиделись? - спросила вдруг она.
Врать Александру не хотелось, он ведь и в самом деле обиделся. Но на
кого? Или на что? Разобраться в этом было нелегко. Нечто подобное он испытал
однажды, случайно попав в компанию асов парашютного спорта, среди которых
были чемпионы мира и континента. К нему, перворазряднику, отнеслись
доброжелательно, но разговор все время шел как-то мимо него - он не сразу
понимал шутки, намеки, его реплики выслушивали с каким-то подчеркнутым
вниманием. Гирин вдруг почувствовал себя чужим и ушел, его ухода не заметили
или посчитали нужным не заметить. Он обиделся тогда, но не на
мастеров-парашютистов.
- Я обиделся на себя, - сказал он Дийне.
Она удивилась:
- За что?
- За то, что я такой отсталый. За то, что у меня большая инерция
мышления. - Он посмотрел на девушку и постарался придать своим словам
шутливый оттенок. - И за то, что способен представить себе грядущее в одном
лишь урбанизированном варианте.
- Это я виновата, - со вздохом покаялась Дийна. - Не сердитесь! Я
иногда делаю глупости, но мне простительно - у меня ведь еще нет аттестата
зрелости?
Она заразительно рассмеялась и поднялась на ноги.
- Однако нам пора в лагерь. - Она покосилась на Гирина и вкрадчиво
спросила: - Ведь вы не против - научиться летать? Летать свободно, как
птица! Без всех этих нелепых механизмов и машин?
Александр неуверенно улыбнулся:
- Опять шутите?
- Никаких шуток и розыгрышей: честное слово! Хотите? Тогда сидите
спокойно и не мешайте. - В голосе Дийны появился оттенок таинственности. Я
сотворю для вас незримые крылья.
Из подсумка на своем широком поясе девушка достала что-то и, положив на
раскрытую ладонь, показала Гирину. Это был шарик величиной с вишневую
косточку, тускло сияющий перламутром.
- Жемчужина?
Дийна отрицательно качнула головой:
- Протоформа. Я могу сделать из нее все, что захочу: вездеход, авиетку,
лагерный домик.
- А океанский лайнер?
- Для этого нужно много протоформ и много времени. А незримые крылья я
сделаю за десять минут, не больше. - Жестом предложив Гирину оставаться на
месте, Дийна отошла на десяток шагов. Опустившись на колени, девушка
очистила от крупных стеблей травы небольшую площадку, положила в центр ее
жемчужину-протоформу и накрыла ладонью. В позе и выражении девушки не было
ничего театрального, но сразу можно было заметить, что она глубоко
сосредоточилась, полностью отключившись от окружающего, ушла в себя. Веки у
нее были опущены, Александр только теперь заметил, какие длинные у нее
ресницы. Долгую, полновесную минуту длилась эта пауза сосредоточенности и
отрешенности. Потом Дийна вздохнула, точно пробуждаясь от сна, устало
провела рукой по лицу и поднесла к лежавшей на земле протоформе зеленый
камень своего перстня. Мягко сжались пальцы, и протоформа вспыхнула неярким
серебристо-розовым светом, точно в траве зажгли маленький волшебный костер.
Свет колебался, клубился. Дийна несколько мгновений вглядывалась в
сердцевину этого странного бесшумного пламени, а затем поднялась на ноги.
- Вот и все, - с некоторой грустью сказала она Александру.
Но тех мгновений, когда розоватый свет смягчил четко прописанные черты
лица Дийны, придавая им больше теплоты и душевности, оказалось достаточно.
Дийна была похожа на Нину!
Глава 14
Нина работала врачом-терапевтом в полковом лазарете. Гирин познакомился
с ней во время медицинского осмотра. Она замерила ему давление крови, пульс,
а потом почему-то долго выслушивала сердце. Так долго, что Александр
забеспокоился - пилоты ничуть не меньше пенсионеров пекутся о своем
здоровье, забеспокоился и спросил:
- Что-нибудь не в порядке?
Она подняла на него строгие серые глаза и вдруг улыбнулась, отчего
сразу похорошела и помолодела, превратившись из официального врача
неопределенного, с точки зрения Александра, возраста в молодую, милую
женщину:
- Нет, просто очень хорошо стучит. Приятно слушать!
- Тогда слушайте! - великодушно разрешил Гирин, выпячивая грудь. - Я
могу специально заходить, чтобы доставить вам удовольствие.
- Заходите, - сказала она после паузы.
Они оказались одногодками и сразу как-то по-простому, по-товарищески
понравились друг другу. Официальные встречи врача и пациента, а случались
они не так уж редко, неизменно заканчивались разговором на общие темы чаще
шутливым, иногда доверительным. В их отношениях не было ни расчетливого
флирта, ни бездумной фривольности, не было ничего похожего и на постепенно
зарождающуюся серьезную любовь. Ясные и чистые отношения родственных душ,
которые не столько сознают, сколько следуют велениям этого внутреннего
родства. Кто знает, как было с Ниной, но Гирин над их отношениями просто не
задумывался, тем более что знал - такие вещи в авиационных полках всегда
известны: Нина замужем.
Однажды в городском парке Александр нос к носу столкнулся с этой
супружеской парой, и Нина познакомила его со своим мужем. Он тоже был
врачом - крупный холеный мужчина с начинающей седеть головой, уверенный в
себе и насмешливый. В голосе и манерах Нины, когда она знакомила мужчин,
было нечто странное, похожее на замешательство или смущение. Сразу-то
Александр не обратил на это внимания, все это всплыло в его памяти позже,
когда, возвращаясь из парка домой неспокойный и встревоженный, он
восстанавливал случайную встречу по отдельным штрихам, по каплям. И ведь
ничего, ну ничего не произошло! Но, пожимая мягкую и сильную, истинно
докторскую руку мужа Нины, Александр вдруг ощутил непонятный, тупой укол
ревности. Ему неприятно было смотреть и на самодовольного, явно молодящегося
врача, по-хозяйски придерживавшего жену за локоть, и на притихшую, будто
испуганную Нину. Александр смял ничего не значащий разговор и ушел.
А наутро обнаружил, что видеть Нину ему не хочется. Не хочется, и все
тут! И он всячески избегал случайных встреч, подальше обходя и санчасть и
лазарет. И на очередной осмотр ему идти не хотелось, но тут уж ничего не
поделаешь - идти все-таки пришлось. Нина изо всех сил старалась держаться
непринужденно, но это плохо у нее получалось. И разговор, их традиционный
дружески-шутливый разговор не клеился. Взгляды, движения, самый голос Нины,
который раньше так нравился Александру, - все раздражало Гирина! Неожиданно
для самого себя он сказал ей какую-то колкость, а в ответ на ее несколько
растерянную реплику - другую. С удовольствием отметив, что у Нины дрогнула
рука, державшая стетоскоп, и от обиды порозовели щеки, Александр подчеркнуто
галантно распрощался и ушел. А потом целый день ходил хмурый и "собачился",
как определили его состояние друзья.
С той поры их взаимоотношения приобрели прохладный и официальный
характер. Встречаясь, они здоровались, не глядя друг на друга. Однажды
Александр заметил, как Нина, чтобы не встречаться с ним, пошла другой
дорогой. Он мысленно посмеялся над ее дамскими выкрутасами, но в следующий
раз, издали приметив Нину, вдруг и сам свернул на тропинку и обошел ее
стороной. Как-то случай свел их в автобусе. Они поздоровались и десять минут
простояли рядом как истуканы, не сказав друг другу ни слова. Но на выходе
Нина вдруг обернулась, и Гирину показалось, что в ее глазах блеснули слезы.
Мало ли что может показаться! Но, засыпая, Александр ясно, точно на
фотографии, снова увидел ее грустное, в полуобороте лицо, прядь пепельных
волос на лбу и слезы в серых глазах. Сердце у Гирина сжалось и заныло.
Полчаса он ворочался с боку на бок и, что бывало с ним очень редко, никак не
мог уснуть. А потом отбросил одеяло, сел на подоконник открытого окна и
сидел там, слушая сверчков, до тех пор, пока не пришел его сосед по комнате
Колька Баралов, пилот из братской эскадрильи, шумно удивившийся тому, что
Александр, точно девица, мечтает у окна.
Через несколько дней на праздничном вечере в честь Дня авиации
Александр увидел Нину в гарнизонном Доме офицеров. Она грустно в одиночестве
стояла у стены и отказывала всем, кто приглашал ее танцевать. Отказывала с
такой милой улыбкой, что на нее не сердились. Было в ее одиночестве нечто
отдалявшее ее от случайных собеседников: перебросившись с ней несколькими
фразами, они отходили. У Гирина екнуло сердце. Боясь передумать, он подошел
и, пряча за холодной вежливостью свое волнение, пригласил ее на танец. Его
не пугал возможный отказ, какой-то половинкой души он даже желал его -
все-таки это был выход из неизвестности, с которой, он только теперь понял
это, больше не было никакой возможности мириться. Но Нина не отказала,
только посмотрела на него виновато, даже испуганно.
Добрую половину танца они молчали, избегая смотреть друг на друга. А
потом их взгляды встретились, и отчужденность разом пропала, точно ее
никогда и не было. Перебивая друг друга, сердясь и смеясь, ничего не говоря
о любви прямо, они признались, что любят и не могут больше мучиться, не
могут не быть вместе. Потом Нина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в его
плечо, и пришлось выйти из зала на свежий воздух, где так банально, точно в
кино, светила полная луна. Стоя в тени старого тополя, они поцеловались.
Притянув Александра за шею рукой, Нина поцеловала его еще раз и прогнала,
сказав, что ей нужно прийти в себя и успокоиться.
Взъерошенный и счастливый, Гирин послушно вернулся в зал и пребывал в
некой прострации до тех пор, пока к нему не подошел Колька Баралов. Здоровяк
Колька скептически оглядел Александра, неопределенно хмыкнул и предложил
пойти в буфет - откушать шампанского. Выстрелив пробкой в потолок, Баралов
молча наполнил бокалы.
- За что? - спросил Александр.
- За легкокрылую удачу! - плутовато улыбнулся Колька и, ставя уже
пустой бокал, казавшийся в его лапище скромной рюмочкой, присовокупил
коротко: - Молодец!
- Ты о чем?
- Да ладно тебе! Правильно, что объяснился, сколько можно было мучить и
ее и себя? Отличная будет подруга. Завидую!
У Александра опустились руки: всегда так - все и все знали о его
сердечных делах, только сам он не знал ничего! Гирин был и благодарен другу
за эту поддержку, и злился на него за то, что он совался не в свои дела. А
тот, снова наполняя бокалы, как бы мимоходом сказал:
- А если ее дражайший супруг будет вякать, скажи мне - я его быстренько
приведу в порядок.
- Ты что, спятил?
Колька поморщился и повел пудовыми плечами:
- Не о физическом воздействии я глаголю, брат мой. Он немножко
нехороший, этот Леонид Аркадьевич.
- Как это немножко нехороший?
- Сволочь, проще говоря. Известный бабник! Я его засекал несколько раз.
Нина все равно уйдет от него рано или поздно. - И Баралов со своей доброй,
плутоватой улыбкой поднял бокал с игристым вином: - За вас обоих!
Все должно было решиться на свидании, назначенном на восемь часов
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг