он и ту практически безграничную власть над полетами, которой располагал
человек со скромной повязкой, украшенной буквами РП на рукаве, и меру тяжкой
ответственности, которую этот человек незримо нес на своих плечах. И,
секунду помедлив, генерал резко повернулся и, печатая шаг, в мертвой тишине,
нарушаемой лишь динамиком громкоговорящей связи, покинул КП.
В конце летного дня генерал присутствовал на разборе полетов. Кое-кто,
кто с сожалением, а кто и со злорадством ждал громов небесных, которые
должны были обрушиться на Железного Ника за "непочитание родителей", но
ничего такого не произошло. Генерал, ни словом не обмолвившись о
происшествии на КП, устроил жестокую трепку командиру батальона и инженеру
полка за беспорядки на стоянке и вскользь, будто нехотя, отметил четкое
руководство полетами подполковником Миусовым. Полковое начальство сразу
воспрянуло духом, а командир полка и в особенности замполит долго и слезно
убеждали Миусова воспользоваться случаем и, пока не поздно, извиниться перед
начальством. Миусов в конце концов согласился. В благоприятный момент его
буквально подтолкнули к генералу. Глядя несколько в сторону, Миусов в
обычной своей манере проговорил:
- Товарищ генерал, прошу прощения, если я был излишне резок с вами, - и
набычившись, с заметно усилившейся гнусавинкой добавил: - Но это диктовалось
необходимостью!
Приподняв брови, генерал некоторое время хмуро разглядывал ладную,
подтянутую фигуру вытянувшегося перед ним офицера, его суровое лицо с
рублеными, но правильными, почти классическими чертами. Странно, это лицо
вовсе не казалось красивым в расхожем смысле этого слова и вряд ли
привлекало внимание женщин... И неожиданно расхохотался:
- Молодец!
Генерал долго тискал руку Миусова, похлопывал его по спине и повторял:
- Давно меня так не чистили. Молодец! Так и надо!
Интересно, что Миусов вовсе не выглядел смущенным и растроганным, он
воспринимал слова генерала как должное и лишь чуточку улыбался уголками
жесткого рта. Вот он какой был - Железный Ник!
Гирин был свидетелем и этой сцены, и сцены на КП. И в его отношении к
суровому, педантичному подполковнику произошел резкий и окончательный
перелом.
Глава 8
Чуть кружилась голова, побаливала щиколотка в том самом месте, где за
нее ухватились железные пальцы Голема, но это была не та боль, на которую
стоит обращать внимание. А самого Голема не было! Не было ни клетки из
серебристых прутьев, ни таинственного полумрака, полного странных звуков и
запахов, Гирин лежал в просторной светлой комнате, залитой солнечным светом,
а рядом с ним сидел смуглолицый человек.
Человек! Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и опершись подбородком
на кисть согнутой руки, локоть которой покоился на высоко поднятом колене.
Обыкновенный человек, а не расфуфыренный некиричи, мечтающий о мировом
господстве, и не груда теста, из которой вырастают глазастые грибы. Человек
был похож на южанина. Об этом говорили смуглая кожа, черные глаза и черные
же, слегка волнистые волосы. Не монгол, не африканец и не австралийский
абориген - типичный европеец: узкое лицо, высокий лоб, крупный орлиный нос,
маленький, хорошо очерченный рот и длинный подбородок. Испанец? Может быть,
грек? Нет, скорее всего француз, гасконец! Об этом Гирину подумалось потому,
что незнакомец напоминал ему д'Артаньяна. Не того, которого можно лицезреть
во французском кассовом кино, а того, которого описал Дюма-отец. Постаревший
д'Артаньян из романа "Двадцать лет спустя", д'Артаньян чисто выбритый, с
короткой современной прической, одетый в бежевый костюм спортивного покроя,
состоящий из куртки и длинных брюк.
На этом месте размышлений мысль Гирина почему-то забуксовала, не желая
двигаться дальше. Ему потребовалось известное усилие, чтобы сообразить, в
чем дело: его старенький летный комбинезон исчез! Он был одет в точно такой
же спортивный костюм, как и незнакомец, сидящий рядом, в кресле. Осторожно,
стараясь не привлекать к себе внимания, Гирин огляделся.
На полу плотный коричневый ковер, заделанный под стены. Углы комнаты
закруглены, в одном из таких углов какая-то непонятная аппаратура, может
быть, радиокомбайн, а может быть, и детектор лжи. Никаких признаков окон или
дверей, но на одной из стен портьера из тяжелой золотистой ткани. И
роскошный диван, на котором лежал Гирин, диван широченный - на нем и четыре
человека разместились бы с комфортом, обтянутый мягкой золотистой тканью. Но
самым удивительным в комнате - наверное, именно поэтому Александр обратил на
него внимание в последнюю очередь - был потолок: он светился всей своей
поверхностью, заливая комнату рассеянным солнечным светом. Что это -
последний крик зарубежной моды, прихоть скучающего Миллионера?
Необходимость, вызванная подземными условиями существования? Или же обычная
система освещения, обычная для той неземной цивилизации, которая создала
фантасмагорический зверинец?
Гирин перевел взгляд на незнакомца. Никакой это не д'Артаньян, как
показалось Александру сначала. Непохож он пусть на лукавого, но храброго и
верного своему слову гасконского дворянина. Слишком жестко его лицо, есть в
нем что-то хищное и вместе с тем легкомысленное, раздумчивое и озорное. Лицо
скучающего человека... На кого же он все-таки похож? Вертится в голове
чей-то образ, а не ухватишь - проскальзывает, как вода между пальцами.
Сквозь полуопущенные веки Гирин долго разглядывал незнакомца. Наблюдал,
как тот поглаживает длинный подбородок тонкими пальцами и чуточку улыбается
своим тайным мыслям. И вдруг Александра озарило: не на славного мушкетера
был похож незнакомец, а на Мефистофеля! Прямо живая копия скульптуры
сидящего Мефистофеля работы Антокольского - сходство позы и черт лица было
поразительным. Вот это поворот событий! Дьявол во плоти и крови! Может быть,
этот космический зверинец и в самом деле один из адских уголков чистилища,
модернизированного и переоборудованного по последнему слову современной
науки и техники? А эта каюта - приемная самого сатаны, решившего удостоить
лейтенанта Гирина личной беседы! Как это там? "При шпаге я, и плащ мой
драгоценен!" Хм, шпаги нет, а вместо плаща модный костюм спортивного покроя.
- Послушайте, - сказал Александр, обращаясь к незнакомцу, - а где же
ваш плащ? И ваша шпага?
Мефистофель не вздрогнул от неожиданности, как этого можно было
ожидать. Он просто откинулся на спинку кресла, отчего его сходство со
скульптурой Антокольского сразу ослабело, слегка улыбнулся и спросил:
- Очнулись? Ну и слава богу! - Он не без самодовольства оглядел себя.
Чем вам не понравился мой костюм? Право же, он моден! И зачем мне плащ и,
простите, эта примитивная шпага?
Гирин приподнялся на локте, критически разглядывая Мефистофеля.
- Но вы должны быть в образе! - убежденно сказал он. - О вашем облике
литература говорит вполне определенно "при шпаге я, и плащ мой драгоценен".
А у вас ни того, ни другого. Это недопустимое нарушение!
Незнакомец на секунду задумался и весело рассмеялся, показав ровный ряд
сахарных зубов.
- Вы намекаете на то, что я похож на дьявола? Лестное предположение!
Ничто так не украшает умного человека, как демоническое начало. Особенно в
глазах женщин. Не правда ли? Ха-ха-ха! - и, резко изменив тон, серьезно
осведомился: - Надеюсь, вы не суеверны?
- Правильно надеетесь.
- И слава богу! Терпеть не могу суеверных - за редкими исключениями,
это ограниченные и ужасно подозрительные люди! Кстати, советую вам обратить
внимание на то, что я ведь упомянул имя божие, а небесный огонь отнюдь меня
не испепелил. Стало быть, я не дьявол. Во всяком случае, не совсем дьявол,
не вполне.
Этот неожиданно болтливый Мефистофель говорил по-русски свободно и без
акцента, но некие нюансы произношения и ритмика речи определенно
свидетельствовали, что этот язык для него не родной.
- Кто же вы?
- Странник! Не правда ли, красивое, емкое слово? Им можно наслаждаться,
как хорошей стихотворной строфой. Странник! Это слово определенно и в то же
время неуловимо, как журчащая струя ручья. Это и странный человек, и вольный
путешественник, подобно птице, кочующей из одной страны в другую. - И,
сменив выспренний тон на деловитый, незнакомец добавил: - Зовите меня Люци,
просто Люци.
- Мосье? Синьор? Может быть, милорд? - Гирин лукавил, надеясь таким
образом выяснить национальность своего необычного собеседника.
Люци с пренебрежительной гримасой отрицательно покачал кистью руки:
- Нет-нет! Не надо ни титулов, которых у меня предостаточно, ни званий,
которых у меня еще больше. Просто Люци - и ничего больше. Если не
возражаете, и я вас буду звать так же просто и естественно - Саша.
Гирин удивился:
- Откуда вы знаете мое имя?
Люци ухмыльнулся, только что не подмигнул:
- Я многое о вас знаю, лейтенант Гирин. Я знаю даже ваши тайные мысли и
желания. - Он насладился удивлением собеседника и доверительно понизил
голос: - Я знаю, например, что вы влюблены в Ниночку, молоденького
врача-терапевта, которая имеет честь иногда выслушивать ваше отважное
пилотское сердце.
Александр покраснел. Он нередко краснел в самых неподходящих ситуациях
и всегда злился и ненавидел себя за это. А Люци, очень довольный собой,
покачиваясь на двух ножках откинутого назад кресла, все так же
интимно-доверительно продолжал: - У вас даже и свидание с ней назначено
сегодня, на восемь часов. Но увы, ему не суждено состояться, - Люци
сокрушенно вздохнул и картинно воздел очи к небу, - не судьба! И может быть,
это даже к лучшему, если разобраться во всем философски, без ненужных эмоций
и лишней горячности. Ведь Ниночка некоторым образом уже замужем, а? Угадал?
Признавайтесь!
Гирин рывком сел на диване, спустив ноги на пол, сердито сказал:
- Не суйтесь не в свое дело!
- Ян не думал вас обидеть, Саша!
- Откуда такая осведомленность?
- Это моя маленькая тайна! Нечто спиритуозно-виртуальное. - Люци сделал
пальцами порхающее движение в воздухе. - Пока ваша душа витала в эмпиреях, а
тело возлегало на этом диване, я сумел детально познакомиться с вашим
сознанием, с вашей долговременной памятью.
- Спиритуозно или виртуально, но шантажируете вы по мелочам. Ничего у
вас не выйдет!
Лицо Мефистофеля приобрело серьезное, даже грустноватое выражение:
- Боюсь, вы неправильно оцениваете ситуацию, Саша. Мне незачем вас
шантажировать.
- Я и без того в ваших руках, так, что ли?
- В какой-то мере так. Но не в этом дело.
- В чем же?
После небольшого раздумья Люци поднялся с кресла и подошел к золотистой
портьере, которая закрывала часть стены, что напротив дивана. У него была
хорошая походка: он шагал легко и пружинисто, как ходят спортсмены-гимнасты
и манекенщики, демонстрирующие на выставках новые модели одежды.
- Подойдите сюда, Саша, - и, видя замешательство, может быть,
настороженность Гирина, с улыбкой добавил: - Не бойтесь! Я не сделаю вам
ничего дурного.
- Я и не боюсь!
И все-таки, когда Александр остановился рядом с Люци, его сердце билось
тревожно от какого-то неясного предчувствия беды или опасности. Они были
одинакового роста, и теперь Александр видел лицо своего загадочного
собеседника совсем близко и в естественном ракурсе. Люци не выглядел
молодым, но трудно было решить, сколько ему лет, наверное, столько же,
сколько было Миусову или Ивасику. Глаза у Люци были небольшие, но живые и
очень выразительные. Сейчас в них читались насмешка, снисходительность и
легкая, но ощутимая грусть. Люци словно бы знал заранее, что ему придется
огорчить Гирина, и не только торжествовал, как нередко торжествуют те, кто в
силах дарить и радость и горе, но и сожалел об этом, сочувствовал
Александру. Может быть, от понимания этого сочувствия и билось тревожно
сердце молодого человека?
Гирин ждал объяснений, но вместо этого Люци протянул руку и нажал одну
из кнопок, целый ряд которых был вделан в стену, заподлицо с ней. С легким
шорохом золотистая портьера медленно, как показалось Александру,
торжественно раздвинулась, открывая за собой большое, не меньше двух метров
в поперечнике, овальное окно. За окном Гирину чудилось нечто серебристое,
колышущееся, но яркий свет мешал рассмотреть это подвижное, непонятное
нечто. И оттого, что ничего нельзя было понять и трудно было о чем-нибудь
догадаться, сердце Александра забилось еще тревожнее. Люци поднял руку и
нажал другую кнопку. Потолок мгновенно погас, но комната не погрузилась в
темноту: из овального окна на Александра плеснул звездный океан. Звезды и
звезды кругом! Звезды вверху и звезды под ногами, звезды всюду, куда только
достигал взгляд. Это было странное, чужое небо Александр не мог разглядеть
ни одного знакомого узора созвездий. Не было тут ни Ориона, ни Большой
Медведицы, ни Кассиопеи. Все небо было сплошным созвездием, сплошным узором!
Никогда еще в жизни Александр не видел такого обилия серебряного дыма
туманностей, лохматых скоплений огненной пыли и ярчайших, колющих глаз
разноцветных звезд: белых и голубоватых, желтых, зеленоватых и рубиновых,
похожих на живые капельки крови. Общий свет этого буйного, хмельного неба
был так же ярок, как свет полной земной луны. Он неслышно лился в комнату
через овальное окно, рисуя новыми сказочными красками ее интерьер:
встроенный в стену шкаф, стол на широко поставленных ножках, точно
приготовившийся к прыжку, кресло, испуганно прижавшееся к дивану, и сам
благодушный надежный диван, похожий на огромного, мирно спящего медведя.
Люци стоял впереди, почти прижавшись лбом к стеклу и жадно глядя на
сверкающий мир звезд. Лицо его, четко рисовавшееся на фоне пышущего светом
неба, казалось бледным и вдохновенным, и без того четкие черты своеобразной
физиономии прописались с особенной остротой, в глазах мерцали холодные
разноцветные искорки. Что это? Быль или небыль? Звезды, только звезды
вокруг! Голова Александра чуть кружилась, а в ушах стоял звон, точно он
только что выполнил вихревой каскад фигур высшего пилотажа.
- Где мы? И что все это значит? - медленно выговаривая слова, спросил
Александр.
Люци покровительственно положил руку на его плечо:
- Мы в космосе, Саша. В открытом космосе. А это, - Люци повел рукой
вокруг, - звезды. Звезды, только и всего!
- А Земля?
- Земля далеко. До нее двадцать пять тысяч парсеков, или, может быть,
так вам будет понятнее, восемьдесят тысяч световых лет.
Глава 9
Видимо, какой-то период времени Гирин был не в себе. Не то чтобы он
потерял сознание, этого еще не хватало, просто увиденное было так
ошарашивающе, что какой-то промежуток бытия выпал из его памяти как не
стоящая внимания мелочь, как пустяковина. Психологическое грогги! Он не
помнил, как Люци включил свет и задернул портьеру, не помнил, о чем они
говорили, да и говорили ли вообще. По-настоящему Александр пришел в себя уже
сидя за столом с бокалом шипучего зеленоватого напитка в руке. Перед ним
стоял большой сифон из граненого хрустального стекла, напротив, тоже с
бокалом в руке, сидел Люци и непринужденно болтал:
- Чудесная вещь! Ни капли алкоголя, а бодрит как купание в проруби. За
странствующих и путешествующих, к славной когорте которых теперь
принадлежите и вы. Виват!
Александр машинально опорожнил бокал. Напиток был незнакомым,
непривычным: вовсе без сластинки, с вяжущей горьковатой остротой, но
довольно приятным на вкус.
- Ну вот, теперь вы снова в седле. А космос - это ерунда! Что такое
космос? Самая невинная и безопасная штука на свете - пустота, многие
кубические километры которой сдобрены пригоршней молекул и политы ложечкой
реликтового тепла. Не стоит тревожиться.
- Космос меня и не тревожит, - рассеянно ответил Гирин.
Люци засмеялся, но спросил отнюдь не насмешливо, деликатно:
- Что же вас тревожит, юноша?
Этот простой вопрос если и не смутил, то поставил Александра в тупик.
Земля была так безмерно далека, что казалась теперь ненастоящей. Друзья и
близкие словно выцвели, растеряли реальные черты, приобрели характер
символов. Ведь их разделяла такая бездна пространства, которое даже
молниеносный свет преодолевает лишь за время, которое в несколько раз больше
всей человеческой истории! Александр сожалел об утратах, но сожалел странно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг